При появлении Джулиана все трое обернулись в его сторону. Констебль сказал:
– Извините, сэр. Будьте любезны, дайте мистеру и миссис Мейден несколько минут…
Джулиан понял, что констебль принял его за одного из постояльцев Мейден-холла. Нэн внесла ясность, представив его как жениха своей дочери.
– Они недавно обручились, – сказала она и махнула ему рукой. – Иди сюда, Джулиан.
Он опустился рядом с ней на диван. И теперь они втроем сидели как одна семья, которой они не успели стать и уже никогда не станут.
Констебль только что начал рассказывать тревожные новости. На вересковой пустоши нашли труп женщины, и есть вероятность, что это пропавшая дочь Мейденов. Констебль выразил сожаление по поводу того, что одному из них придется сопровождать его в Бакстон для опознания.
– Давайте я поеду, – порывисто сказал Джулиан.
Казалось немыслимым подвергать такому жестокому испытанию кого-то из родителей Николь. Но еще более немыслимым ему казалось то, что тело Николь может опознать кто-то, кроме него самого – человека, любившего ее всем сердцем и пытавшегося изменить ее жизнь.
Констебль с сожалением сказал, что процедура требует присутствия родственника. Джулиан предложил Энди поехать вместе, но тот отказался. Кто-то должен остаться с Нэн, сказал он и добавил, повернувшись к жене:
– Я позвоню из Бакстона, если… если…
И он сдержал обещание. Правда, до его звонка прошло несколько часов, потому что тело еще надо было перевезти в больницу для оформления свидетельства о смерти. Но когда ему показали труп молодой женщины, он позвонил.
Вопреки ожиданиям Джулиана Нэн не потеряла сознания. Она только сказала: «О нет!» – сунула трубку Джулиану и выбежала из дома.
Джулиан перебросился с Энди парой слов, чтобы услышать от него то, что уже и так было понятно, а потом последовал за матерью Николь. Он нашел ее за Мейден-холлом, со стороны кухни. Нэн стояла на коленях возле грядок с пряной зеленью, выращиваемой Кристианом Луи. Набирая полные пригоршни влажной земли, она насыпала ее вокруг себя, словно хотела похоронить себя заживо.
– Нет, нет, нет, – твердила она, но глаза ее оставались сухими.
Джулиан попытался поднять ее на ноги, но Нэн вырвалась из его рук. Он и не подозревал, насколько сильна эта маленькая хрупкая женщина, и ему пришлось позвать на помощь. Из кухни прибежали две гриндлфордские кухарки. Всем вместе им удалось довести Нэн до дома и поднять по служебной лестнице. С их помощью Джулиан убедил ее выпить пару глотков бренди. И вот тогда она дала волю слезам.
– Я должна… – зарыдала она. – Мне нужно что-то сделать!
Последнее слово превратилось в ужасный вопль.
Джулиан понял, что здесь он бессилен. Нэн нуждалась во врачебной помощи. Он пошел к телефону, чтобы вызвать врача. Конечно, можно было бы поручить вызов гриндлфордской парочке, но решение позвонить доктору позволило ему выйти из спальни Нэн и Энди, которая вдруг показалась ему настолько тесной и душной, что он едва не задохнулся.
Поэтому он спустился на первый этаж и, завладев телефоном, вызвал доктора. А потом наконец позвонил в Бротон-мэнор и поговорил с кузиной.
Уместные или нет, но ее вопросы были вполне логичны. Прошлой ночью он так и не появился дома, о чем кузине, несомненно, стало известно благодаря тому необычному факту, что он не пришел завтракать. А сейчас день уже перевалил за середину. Джулиан попросил Саманту выполнить одну из его обязанностей. И естественно, ей захотелось узнать, чем вызвано такое странное и таинственное поведение.
Но ему не хотелось ничего объяснять. Сейчас он был просто не в состоянии сообщать ей о смерти Николь. Поэтому он сказал:
– Сэм, в Мейден-холле сложились чрезвычайные обстоятельства. Я должен помочь здесь. Так ты позаботишься о щенках?
– А какие именно обстоятельства?
– Сэм… Перестань. Неужели ты не можешь оказать мне маленькую услугу?
Его премированная гончая недавно ощенилась, и ей, так же как и ее потомству, требовался особый уход. На псарне надо было поддерживать постоянную температуру. Щенков нужно было взвешивать, а процесс их кормления записывать в журнал.
Сэм знала все эти обычные процедуры. Она частенько наблюдала за тем, как Джулиан работает на псарне, и даже иногда помогала ему. То есть он не просил ее сделать что-либо в принципе невыполнимое или даже хотя бы необычное и незнакомое. Однако стало ясно, что она не согласится оказать ему услугу, если он не объяснит, почему ему понадобилось обратиться к ней с просьбой.
Джулиан вынужден был сказать:
– Николь пропала. Ее родители в ужасном состоянии. Я должен поддержать их.
– Что значит «пропала»?
Тройной перестук ножа четко отделил слова друг от друга. Саманта, вероятно, трудилась за той деревянной доской, что покрывала разделочный стол, стоявший под единственным окошком в верхней части кухонной стены. Посередине эта толстая дубовая доска заметно истончилась благодаря стараниям многих поколений ножей, рубивших на ней овощи.
– Исчезла. Во вторник отправилась в поход и не вернулась вчера вечером, как обещала.
– Скорее всего, загуляла с кем-то, – объявила Саманта в своей обычной грубоватой манере. – Лето еще не закончилось. По холмам по-прежнему шляется множество туристов. И вообще, как она могла пропасть? Разве вы с ней не собирались встретиться?
– В том-то и дело, – сказал Джулиан. – Мы назначили встречу, а когда я зашел за ней, то ее не оказалось дома.
– Ну, это вполне в ее духе, – заметила Саманта.
После этих слов ему вдруг захотелось, чтобы кузина сейчас очутилась перед ним и он смог бы залепить ей пощечину по веснушчатой физиономии.
Должно быть, Саманта почувствовала, что он готов взорваться от ярости.
– Ладно, извини. Я позабочусь о них. Позабочусь. Какая собака?
– Пока щенки появились только у одной. У Касси.
– Все понятно. – Очередной перестук. – А что передать твоему отцу?
– Нет никакой необходимости что-то передавать ему.
Меньше всего Джулиану хотелось направлять мысли Джереми Бриттона в эту сторону.
– Насколько я понимаю, ты не вернешься к ланчу? – Вопрос, заданный весьма выразительным тоном, прозвучал почти как обвинение, в нем смешались чувства раздражения, разочарования и обиды. – Твой батюшка обязательно поинтересуется причиной твоего отсутствия, Джули.
– Скажи ему, что меня вызвали спасатели.
– Посреди ночи? Спасение заблудших в горах душ едва ли объясняет, почему тебя не было за утренним столом.
– Если его мучило похмелье – а ты сама знаешь, что это стало обычным делом, – то вряд ли он обратил внимание на мое отсутствие за завтраком. Если же к обеду он уже будет в состоянии замечать что-либо, то скажи ему, что горноспасатели вызвали меня сразу после завтрака.
– Интересно, как им это удалось, если тебя не было дома, когда они звонили?
– Господи, Саманта. Может, прекратишь занудствовать? Мне плевать, что ты скажешь ему! Только позаботься о собаках, хорошо?
Дробный перестук прекратился. Изменился и голос Саманты. Резкость уступила место приглушенному раскаянию и обиде.
– Я беспокоюсь только о том, чтобы у членов нашей семьи было все в порядке.
– Я знаю. Извини. Ты молодчина, просто не представляю, что бы мы без тебя делали. Один я точно не смог бы справиться со всем нашим хозяйством.
– Всегда рада помочь, чем могу.
«Ну так и помоги, не устраивая допросов с пристрастием», – подумал он, но сказал лишь:
– Собачий дневник лежит в верхнем ящике письменного стола. Того стола, что в кабинете, а не в библиотеке.
– Библиотечный стол уже давно продан на аукционе, – напомнила она.
На сей раз он получил скрытый намек: финансовое положение семьи Бриттон весьма плачевно, так неужели Джулиан действительно хочет рискнуть будущим своего поместья, тратя силы и время на что угодно, кроме восстановления Бротон-мэнора?
– Да. Конечно. Как я мог забыть? – сказал Джулиан. – Будь поосторожнее с Касси. Она будет огрызаться, защищая своих малышей.
– Надеюсь, она уже успела достаточно хорошо узнать меня.
«А можно ли вообще хорошо узнать кого-то?» – спросил себя Джулиан, вешая трубку.
Вскоре приехал доктор. Он хотел дать Нэн Мейден снотворное, но она отказалась, ведь это означало бы, что первые, самые ужасные часы осознания утраты Энди проведет в одиночестве. Поэтому врач просто выписал ей рецепт, и одна из гриндлфордских кухарок тут же отправилась в ближайшую аптеку Хатерсейджа. Джулиан и вторая кухарка остались присматривать за делами Мейден-холла.
Присмотр этот в лучшем случае напоминал попытку склеить скотчем разбившуюся жизнь. Помимо желающих пообедать постояльцев в отель заглядывали и случайные туристы, узревшие на горной дороге рекламный щит ресторана и добросовестно вскарабкавшиеся по извилистой тропе в надежде получить приличную пищу. Официантки не имели никакого опыта в кулинарном деле, а горничным надо было убирать комнаты. Поэтому именно Джулиану пришлось помогать кухарке заниматься всем тем, чем обычно занимались Нэн и Энди: сэндвичами, супом, копченой лососиной, паштетом, салатами, десертом из свежих фруктов и так далее и тому подобное. Джулиану хватило пяти минут, чтобы понять, что ему это не по силам, но лишь когда он уронил блюдо с копченым лососем, у него возникла идея призвать на помощь Кристиана Луи, вместо того чтобы пытаться изображать капитана на этом терпящем бедствие корабле.
С прибытием Кристиана Луи кухня наполнилась потоком малопонятной французской скороговорки. Шеф-повар бесцеремонно выдворил всех из своего кулинарного царства.
Через четверть часа вернулся Энди Мейден. Его бледность заметно усилилась.
– Как Нэн? – спросил он.
– Наверху, – ответил Джулиан. Он попытался прочесть ответ на лице Энди, но ему это не удалось, и он спросил: – Уже известны какие-то подробности?
Вместо ответа Энди направился к лестнице и начал тяжело подниматься по ступенькам. Джулиан последовал за ним.
Но отец Николь решительно прошел мимо супружеской спальни и скрылся в маленькой мансарде, которую он приспособил под свой кабинет, похожий на берлогу. Там он сел за старинный секретер красного дерева с многочисленными ящичками и полочками. Опущенная им крышка секретера превратилась в рабочую поверхность. Из среднего отделения Энди вытащил какой-то свернутый лист бумаги, и в этот момент в комнату вошла Нэн.