Барбара вытащила непочатую пачку сигарет, валявшуюся между усыпанным крошками тостером и коробкой с фруктовыми пирожными. Прикурив ее от включенной на плите газовой горелки, она попыталась осмыслить услышанное.
– Ничего не понимаю. Уинстон, это же твой шанс. Почему бы тебе не воспользоваться им на полную катушку?
– Какой шанс? – озадаченно спросил он.
– Сам знаешь какой. Подняться по служебной лестнице, покорить вершину, взлететь на луну. Мои акции, по мнению Линли, упали почти до нуля. Теперь у тебя появился шанс стать его правой рукой. Почему же ты не пользуешься им? Или, вернее, зачем ты даешь мне шанс реабилитироваться?
– Инспектор посоветовал мне подключить к работе второго детектива-констебля, – сказал Нката. – И я сразу подумал о тебе.
Вот и опять всплыло это противное звание. «Детектив-констебль». Отвратительное напоминание о ее понижении: о том, кем она была и кем стала. Разумеется, Нката сразу подумал о ней. Самый простой способ утереть ей нос и намекнуть, что она уже не является его начальником, – это предложить ей стать его напарником!
– Ну-ну, – сказала она. – Значит, второго детектива-констебля. Кстати… – Она взяла записку, валявшуюся на столе рядом с бусами. – Наверное, мне следует поблагодарить тебя за оказанную услугу. А то я уже подумывала дать объявление в газету, чтобы известить широкую публику, но ты избавил меня от этой проблемы.
Нката нахмурился.
– О чем ты говоришь?
– О записке, Уинстон. Неужели ты искренне считал, что я могла забыть о моем понижении? Или ты просто хотел напомнить, что мы теперь играем на равных, а то вдруг бы я забыла?
– Погоди-ка. Ты все поняла неправильно.
– Неужели?
– Точно.
– Не уверена. Иначе почему ты написал на записке «ДК Хейверс»? «К» – это «констебль». Прямо как ты.
– Да уж, самая очевидная причина в мире, – пробурчал Нката.
– А разве есть иное объяснение?
– Я же никогда не называл тебя Барбарой.
Она прищурилась.
– Что?
– Я никогда не называл тебя Барбарой, – повторил он. – Всегда обращался к тебе как к сержанту. Только так. И потом еще все это… – Он сделал широкий жест, обводя руками комнату, но подразумевая, как отлично поняла Барбара, весь прошедший день. – Я просто не знал, как теперь будет лучше: по имени или по званию. – Он нахмурился и, опустив голову, почесал затылок. – В любом случае, констебль – всего лишь звание. Оно не соответствует тому, кто ты есть на самом деле.
Барбара потеряла дар речи. Больше всего ее поразило, что его привлекательное лицо с уродливым шрамом выглядело теперь совсем растерянным. Она постаралась вспомнить все те дела, над которыми работала вместе с Нкатой. А припомнив их, убедилась, что он говорит правду.
Она скрыла свое смущение, сосредоточившись на курении. Затянулась, выпустила дым и, внимательно изучив сигарету, сбросила серый столбик пепла в раковину. Когда молчание стало тяготить ее, Барбара вздохнула.
– Господи, Уинстон. Извини. Черт меня побери!
– Легко, – сказал он. – Так ты в деле или нет?
– В деле, – ответила она.
– Отлично, – обрадовался он.
– И знаешь, Уинни, – добавила она, – зови меня просто Барбарой.
Глава 6
Они приехали в Шоредич уже затемно и с трудом нашли место для парковки на Чарт-стрит, заставленной рядами «фольксвагенов», «опелей» и «воксхоллов». Барбара испытала легкие угрызения совести, когда Нката подвел ее к роскошной серебристой машине Линли, настолько ценимой инспектором, что уже одно то, что он отдал ключи от нее подчиненному офицеру, являлось своеобразным жестом доверия. Ей самой брелок с этими ключами обломился всего лишь два раза, причем после длительного периода совместной работы. В сущности, вспоминая свое сотрудничество с Линли, она вдруг поняла, что вообще не представляет, как он мог доверить свою машину той ершистой особе, какой она была во время их первого общего расследования. И то, что он с такой легкостью отдал их Нкате, весьма красноречиво характеризовало ее с Линли взаимоотношения.
«Ну и ладно», – смиренно подумала Барбара. Она внимательно осматривала район, по которому они проезжали, отыскивая полученный в базе данных адрес владельца мотоцикла, найденного поблизости от места убийства в Дербишире.
Подобно множеству аналогичных районов Лондона, Шоредич то хирел, то процветал, но всегда пользовался определенной популярностью. Это была густонаселенная местность, в плане представляющая собой червеобразный отросток земли, выползавший на северо-восток Большого Лондона из более основательного рабочего района Хакни. Поскольку он проходил по одной из границ лондонского Сити, то в нем встречались финансовые учреждения из числа тех, что обычно находились только внутри древних римских стен Старого города. Другие кварталы получили промышленное или коммерческое развитие. А еще в Шоредиче до сих пор оставались следы древних деревень Хаггерстон и Хокстон, хотя эти следы порой и принимали лишь форму мемориальных досок, отмечавших места, где шлифовали трагедийное дарование Бербеджи[18] и где покоились останки сподвижников Уильяма Шекспира.
Проезд по оживленной магистрали Чарт-стрит мог сразу поведать всю историю района. На этой ломаной улице, протянувшейся от Ист-роуд до Питфилд-стрит, стояли как коммерческие учреждения, так и жилые дома. Некоторые здания отличались изящным современным дизайном, что вполне соответствовало облику Сити. Другие постройки ожидали от соседства с Лондоном чуда, называемого джентрификацией[19],– чуда, которое могло изменить любую улицу, превратив ее буквально за несколько лет из трущобы в райское местечко для молодых предприимчивых яппи.
Выданный базой данных адрес привел их к ряду домов ленточной застройки, которые воспринимались как нечто среднее между двумя крайностями – обветшанием и обновлением. Эти кирпичные дома выглядели довольно уныло, и деревянные части отдельных строений остро нуждались в покраске, но за окнами интересующего их дома виднелись белые шторы, которые, по крайней мере снаружи, казались свежими и чистыми.
Парковочное место Нката нашел перед пабом «Мэри Ллойд». Он пристроил туда «бентли» с такой осторожностью, с какой, по мнению Барбары, мог бы действовать нейрохирург, вводя скальпель в мозг пациента. Резко распахнув дверцу, она выбралась из машины в тот момент, когда облеченный доверием инспектора констебль в третий раз передвинул машину на несколько сантиметров. Прикурив сигарету, она сказала:
– Уинстон, черт побери, не пора ли начать работу, ведь молодость-то уходит. Кончай копаться.
Нката добродушно усмехнулся.
– Я просто даю тебе время на традиционную сигаретку.
– Спасибо. Но мне не нужно выкуривать целую пачку.
Наконец, полностью удовлетворенный парковкой машины, Нката вылез из нее и включил сигнализацию. Он дотошно проверил каждую дверцу и, лишь убедившись, что все они надежно закрыты, шагнул к Барбаре, ожидавшей его на тротуаре. Они подошли к нужному дому: Барбара – покуривая, а Нката – задумчиво поглядывая по сторонам. Перед желтой входной дверью Нката остановился. Барбара подумала, что он дает ей время докурить сигарету, и ускорила процесс, активно заряжаясь никотином, как обычно делала перед началом чреватых неприятностями дел.
Но вот она уже выбросила горящий окурок, а Нката по-прежнему продолжал стоять столбом. Она сказала:
– Ну, чего ждем? Может, все-таки позвоним в дверь?
Он вздрогнул и встревоженно пробормотал:
– Мне все это впервой.
– Что впервой? А-а, являться с плохими вестями? Ладно, не бери в голову. К этому все равно нельзя привыкнуть.
Нката быстро взглянул на нее и печально улыбнулся.
– Странно, если подумать, – тихо произнес он с заметным акцентом, выдававшим его карибское происхождение.
– Что странно-то?
– А ведь копы однажды могли бы зайти с такой же новостью и к моей матери. В том случае, если бы я продолжал следовать привычкам буйной молодости.
– М-да. Ну что ж… – Она кивнула в сторону двери и поднялась на единственную ступеньку крыльца. – Все мы не без греха, Уинни.
Из-за неплотно пригнанной входной двери доносился слабый детский крик. Когда Барбара нажала кнопку звонка, крик усилился. Он становился все громче, и раздраженный женский голос сказал:
– Ну тише, тише. Хватит уже орать, Даррил. Ты и так привлек к себе достаточно внимания. – Наконец тот же голос спросил из-за двери: – Кто там?
– Полиция, – ответила Барбара. – Можно задать вам пару вопросов?
Ответом им послужили лишь неослабевающие вопли Даррила. Потом дверь распахнулась, и они увидели женщину с мальчонкой на руках. Он пытался вытереть свой сопливый нос о воротник ее зеленого халата. На левой стороне груди на халате красовалась вышивка с примулами, окруженная сверху словами «Путь наслаждений», а снизу – именем Сэл.
Барбара держала удостоверение наготове. Сэл вперилась в него, и тут по узкой лесенке с низкого второго этажа стремительно сбежала молодая женщина. На ней был плотный шелковый пеньюар с одним изжеванным рукавом. С волос капала вода. Она сказала:
– Извини, мама. Давай его сюда. Спасибо за передышку. Я как раз успела. Даррил, ну что такое случилось, чудо мое?
– Па, – всхлипывая, произнес малыш, протянув грязную ручонку к Нкате.
– Ждет своего папу, – заметил Нката.
– Вряд ли он ждет того отпетого шалопая, – проворчала Сэл. – Поцелуй-ка лучше бабулю, мой сладкий, – сказала она Даррилу, который в своих страданиях оставил без внимания ее просьбу. Она сама звонко чмокнула малыша в мокрую от слез щечку. – Он опять мучается с животиком, Синти. Я приготовила ему бутылочку с горячей водой. Она на кухне. Не забудь завернуть ее в полотенце, прежде чем дать ему.
– Спасибо, мам. Что бы я без тебя делала!
Подхватив сынишку, Синти удалилась по коридору.
– Так в чем дело? – Не отходя от двери, Сэл перевела взгляд с Нкаты на Барбару. Она не пригласила их зайти в дом и явно не собиралась делать это. – Уже одиннадцатый час. Надеюсь, вы знаете об этом.