На вопросы Ханкена он отвечал без малейшего намека на раздражение. Он знал Николь Мейден все те девять лет, что ее семья жила в Скалистом крае. В связи с приобретением бывшего охотничьего домика в ущелье Пэдли – теперешнего Мейден-холла – ее родители обратились к одному из коллег Апмана, который занимался продажей недвижимости. И через него сам Апман познакомился с Мейденами и их дочерью.
– Насколько мы поняли, мистер Мейден устроил Николь к вам на работу этим летом, – сказал Ханкен.
Апман подтвердил это и добавил:
– Ни для кого не секрет: Энди надеялся, что Николь обзаведется практикой в Дербишире после окончания учебы.
Пока они разговаривали, он опирался на край стола, не предлагая детективам сесть. Но вдруг, словно только что осознав это, поспешно сказал:
– Я совершенно забыл о приличиях. Простите меня. Пожалуйста, присаживайтесь. Позвольте предложить вам кофе или чай. Мисс Снодграс!
Последний призыв был обращен к открытой двери. В проеме вновь появилась секретарша. Она нацепила очки в большой оправе, придававшие ей сходство с застенчивым насекомым.
– Мистер Апман? – откликнулась она и замолчала, ожидая распоряжений.
– Господа? – обратился Апман к Ханкену и Линли.
Они вежливо отказались от предложенного угощения, и мисс Снодграс исчезла. Апман с добродушной улыбкой взирал на детективов, занимавших кресла. Сам он остался стоять. Линли заметил это и усилил бдительность. Адвокат явно поднаторел в тонком искусстве эффективной конфронтации, и его маневр был проведен весьма гладко.
– А как вы сами относились к будущей работе Николь в Дербишире? – спросил он Апмана.
Адвокат приветливо взглянул на него.
– Да я вообще не задумывался об этом.
– Вы женаты?
– Не довелось. Сфера моей деятельности заставляет испытывать определенный страх перед супружескими отношениями. Я специализируюсь на бракоразводных процессах. Они, как правило, быстро лишают человека романтических иллюзий.
– Не потому ли и Николь отказалась принять предложение Джулиана Бриттона? – спросил Линли.
Апман удивленно поднял брови.
– Я понятия не имел, что он сделал ей предложение.
– Она не говорила вам?
– Она работала в моей конторе, инспектор. Но я не был ее духовником.
– А кем вы были для нее? – вмешался Ханкен, видимо недовольный характером последнего замечания Апмана. – Кроме ее нанимателя, естественно.
Взяв со стола пресс-папье в виде миниатюрной скрипки, Апман пробежал пальцами по ее струнам и подергал их, словно проверяя настройку.
– Должно быть, вы хотите узнать, не было ли у нас с ней личных отношений.
– Когда мужчина и женщина постоянно работают бок о бок, – заметил Ханкен, – такие вещи порой случаются.
– Только не со мной.
– Из чего мы должны сделать вывод, что вы не были влюблены в дочь Мейдена?
– Это я и пытаюсь сказать. – Апман положил на место скрипочку и взял стаканчик с карандашами. Продолжая говорить, он извлекал оттуда карандаши со стертым грифелем и аккуратно выкладывал их на стол рядом с собственным бедром, по-прежнему опиравшимся на край стола. – Энди Мейдену хотелось бы, чтобы между мной и его дочерью завязались более глубокие отношения. Он не раз намекал на это при случае и все время пытался свести нас, приглашая меня на ужин во время приездов Николь на каникулы. Поэтому я понял, на что он надеется, но не смог оправдать его надежды.
– Почему? – спросил Ханкен. – Вас что-то не устраивало в этой девушке?
– Я люблю женщин другого типа.
– А к какому типу женщин она относилась? – спросил Линли.
– Ну, не знаю. Послушайте, а в чем, собственно, дело? Я… В общем, я вроде как увлечен другой женщиной.
– «Вроде как увлечен»? – повторил Ханкен.
– Между нами сложилось определенное взаимопонимание. Я имею в виду, мы встречаемся. Два года назад мне пришлось заниматься ее разводом и… И все-таки, какое это имеет значение?
Он явно забеспокоился. И Линли стало интересно, по какой причине.
Ханкен, видимо, тоже отметил это и начал развивать щекотливую тему.
– Тем не менее вы считали дочь Мейдена привлекательной.
– Конечно. Я же не слепой. Она была привлекательна.
– А ваша разведенная дама знакома с ней?
– Она не моя разведенная дама. Она вообще мне никто. Мы просто иногда встречаемся. Только и всего. Так что Джойс совсем не обязательно знать…
– Джойс? – спросил Линли.
– Его разведенная дама, – любезно подсказал Ханкен.
– Так что Джойс, – с нажимом повторил Апман, – совсем не обязательно знать о том эпизоде, поскольку между нами, между мной и Николь, ничего не было. Быть влюбленным в женщину и иметь с ней ни к чему не обязывающие отношения – это две совершенно разные вещи.
– Почему же они ни к чему не обязывали? – спросил Линли.
– Потому что у нас обоих были другие увлечения. У меня оно есть, и у нее оно тоже было. Поэтому если бы даже я захотел попытать счастья – чего я, кстати, не хотел, – то меня ожидало бы горькое разочарование.
– Но она отказала Джулиану, – вставил Ханкен. – Это предполагает, что он ее не интересовал настолько, насколько вы думали, и что она имела виды на кого-то другого.
– Если и так, то определенно не на меня. А что касается бедняги Бриттона, то я готов поспорить: она отказала ему потому, что ее не устраивали его доходы. Подозреваю, что она положила глаз на кого-то в Лондоне с солидным банковским счетом.
– Что дало вам повод так думать? – спросил Линли.
Апман замешкался с ответом, но ему, видимо, хотелось окончательно отвести от себя подозрения в любовной связи с Николь Мейден.
– Она таскала с собой пейджер, который время от времени звонил, – наконец сказал он. – Однажды после очередного звонка она спросила, не буду ли я возражать, если она позвонит в Лондон и даст телефон моего офиса, чтобы ей перезвонили сюда. И такие звонки бывали довольно часто. Очень часто.
– А почему вы решили, что это был какой-то богач? – спросил Линли. – Несколько междугородных разговоров не разорят и того, кто ограничен в средствах.
– Я понимаю. Но у Николь были дорогостоящие вкусы. Поверьте мне, на получаемую у меня зарплату она не могла бы позволить себе те наряды, в которых ежедневно ходила на работу. Готов поставить двадцать фунтов, что если вы заглянете в ее гардероб, то обнаружите, что весь он приобретен в Найтсбридже[29], где какой-то бедолага открыл для нее счет, которым она свободно распоряжалась. И этот парень – не я.
Очень складно, подумал Линли. С ловкостью, делающей честь его профессиональным качествам, Апман увязал все концы и начала. Но излишняя расчетливость в изложении фактов заставила Линли насторожиться. Казалось, что Апман знал, о чем его будут спрашивать, и заготовил ответы заранее, как любой опытный юрист. Судя по недовольному выражению на лице Ханкена, он пришел к тому же выводу.
– Речь идет о любовной связи? – предположил Ханкен. – Какой-то женатый тип делает все, чтобы удержать молодую любовницу?
– Понятия не имею. Могу только сказать, что она часто общалась с кем-то, кто находится в Лондоне.
– Когда вы в последний раз видели ее живой?
– В пятницу вечером. Мы с ней ужинали.
– Но у вас же не было с ней личных отношений, – напомнил Ханкен.
– Я пригласил ее на прощальный ужин – обычное дело между работодателем и его служащим в наших кругах, если я не ошибаюсь. А что? Разве это делает меня подозреваемым? Уж если бы я решил убить ее – по какой-то причине, известной только вам, – то зачем бы мне понадобилось откладывать осуществление задуманного с пятницы на вторник?
Ханкен встрепенулся.
– Ага. Похоже, вам известно, когда она умерла.
Апман не растерялся.
– Я же звонил в Мейден-холл, инспектор.
– Да, вы так и сказали. – Ханкен поднялся со стула. – Вы очень помогли нашему расследованию. Если бы вы еще назвали нам тот ресторан, где ужинали в пятницу, то мы оставили бы вас в покое.
– «Чекерс инн», – сказал Апман. – В Калвере. Но послушайте, к чему вам все это? Неужели вы меня в чем-то подозреваете? Потому что в таком случае я требую…
– На данном этапе расследования нет нужды вставать в позу, – заметил Ханкен.
«И не было нужды загонять этого адвоката на оборонительные позиции», – подумал Линли, а вслух произнес:
– Поначалу подозреваемыми являются все, кто был знаком с жертвой преступления, мистер Апман. Мы с инспектором Ханкеном находимся в процессе исключения вероятностей. Полагаю, вы и сами, как опытный адвокат, склонили бы клиента к сотрудничеству, если бы это помогло вычеркнуть его из списка.
Апмана не удовлетворило их объяснение, но он не стал продолжать спор.
Линли и Ханкен покинули его кабинет и вышли на улицу, и тут Ханкена прорвало.
– Вот змеюка! – выругался он, направляясь в сторону парковки. – Потрясающе скользкий тип. Вы поверили его россказням?
– В какой их части?
– В любой. Вообще. Не важно.
– Учитывая, что он адвокат, все сказанное им, естественно, сразу вызывает подозрения.
Ханкен невольно улыбнулся.
– Но он выдал нам кое-какую полезную информацию, – продолжил Линли. – По-моему, стоит еще раз поговорить с Мейденами и выяснить, не знают ли они чего-либо, что подтвердит подозрения Апмана о любовной связи Николь с загадочным лондонцем. Если обнаружится таинственный герой-любовник, то появится и другой мотив для убийства.
– Для Бриттона, – согласился Ханкен. Он мотнул головой в сторону конторы Апмана. – Но как быть с ним? Вы собираетесь исключить его из списка подозреваемых?
– Нет, пока мы досконально не проверим его.
Ханкен кивнул.
– Полагаю, мы с вами сработаемся, – одобрительно заметил он.
Силла Томпсон находилась в помещении студии, когда Барбара разыскала ее в третьем арочном пролете от тупика Портслейд-роуд. Большие входные двери были распахнуты настежь, а сама художница в творческом экстазе трудилась над живописным полотном под ритмичную музыку наподобие африканских барабанов, извергаемую пыльным CD-плеером. Уровень громкости был весьма высоким. Барбара ощущала мощную пульсацию ритма всей своей кожей и нутром.