Линли проверил часы и, выглянув в окно, оценил положение солнца на небе. Оставалось еще добрых несколько часов хорошего света, так что не было необходимости в спешке. А следовательно, он мог подготовиться более основательно и потому задержался, чтобы проверить, есть ли в карманах куртки компас, фонарик и подробная карта местности.
Исчерпав все возможные поводы для задержки, Линли сокрушенно вздохнул. Подойдя к телефону, он набрал свой домашний номер. Можно просто передать ей привет, если она ушла. Должны же супруги вспоминать друг о друге время от времени.
Он ожидал услышать голос Дентона. Или автоответчик. Чего он не ожидал – потому что если она торчит дома, то какого черта не звонит ему? – так это услышать в трубке беззаботный голосок его жены.
Хелен два раза произнесла «алло». Фоном ее голосу служила музыка. Звучал один из его новых дисков Прокофьева. Значит, она взяла трубку в гостиной.
Линли хотел сказать: «Привет, милая. Мы скверно расстались, и я мечтал помириться с тобой». Но вместо этого он промолчал, пораженный тем, что она может сидеть там, в Лондоне, наслаждаясь его музыкой, хотя они поссорились. А они ведь поссорились, разве не так? Разве он не проводил большую часть своего рабочего дня, старательно избегая навязчивых мыслей об их разладе, о причинах, приведших к нему, и о том, что он сулит в будущем, если один из них вовремя не опомнится и не осознает, что…
Хелен сказала:
– Кем бы вы ни были, ваше молчание крайне неприлично, – и прервала связь.
Держа возле уха молчащую трубку, Линли испытал очень глупое ощущение. Очевидно, повторить сейчас звонок было бы еще глупее. «Ну и ладно», – подумал он, повесил трубку, вынул из пиджака ключи от полицейской машины и вышел из номера.
Он поехал на северо-восток по шоссе, проложенному между известняковыми склонами холмов, на которых был построен Тайдсуэлл. Рельеф этой местности образовывал естественную аэродинамическую трубу. Ветер несся сквозь нее со стремительностью горного потока, раскачивая ветви деревьев и усыпая листвой дорогу, словно обещая, что скоро пойдут осенние дожди.
На перекрестке стайка выкрашенных в медовый цвет домов обозначила деревню Лейн-Хед. Там Линли повернул на запад, к обширным пустошам, прорезанным асфальтовой лентой дороги, бегущей в обрамлении сложенных из камня стен, которые ограничивали наступление вереска, черничника и папоротника на цивилизованную часть пути.
Вокруг расстилались холмы и леса нетронутой дикой природы. Миновав последние деревенские постройки, Линли оказался в заповедном краю, где единственными признаками жизни – не считая буйной растительности – служили галки, сороки да иногда овцы, светлыми облачками мирно пасшиеся на плодородных зеленых лугах.
Доступ в эти пустоши обеспечивали сделанные в ограждениях ступенчатые перелазы, а указательные столбы отмечали повороты на общедоступные дорожки, столетиями используемые фермерами или пастухами для переходов из одного селения в другое. Не так давно к пейзажу добавились туристские и велосипедные тропы. Прорезая вересковые склоны, они убегали к поросшим лишайниками далеким скалам и лесистым холмам, в которых прятались руины римских крепостей, места проведения языческих обрядов и доисторических стоянок.
В нескольких милях к северо-востоку от крошечной деревеньки Спарроупит Линли увидел то место, где Николь Мейден оставила «сааб», собираясь отправиться дальше пешком. В неровные боковые края каменной ограды были врезаны чугунные ворота, толстый защитный слой краски на них местами сильно разъела ржавчина. Добравшись туда, Линли поступил так же, как Николь: открыл ворота, въехал на узкую мощеную дорогу и припарковал машину на небольшой стоянке за придорожной стеной.
Прежде чем выйти из машины, он сориентировался по карте, разложив ее на пассажирском сиденье и вооружившись очками.
Линли изучил маршрут, который ему предстояло пройти, чтобы добраться до Девяти Сестер, и постарался запомнить дорожные ориентиры, чтобы не сбиться с пути. Ханкен предлагал ему взять с собой одного из констеблей в качестве проводника, но Линли отказался. Он не стал бы возражать против компании знакомого с этими местами туриста, но предпочел обойтись без сотрудника полиции Бакстона, который мог бы обидеться – и доложить о своей обиде Ханкену, – решив, что Линли не доверяет работе местных полицейских и потому так тщательно обследует место преступления.
– Мне хочется исключить последнюю возможность того, что где-то там валяется этот треклятый пейджер, – сказал Линли Ханкену.
– Вряд ли мои ребята пропустили бы его, – ответил Ханкен, напомнив, что они прочесали всю округу в поисках оружия и наверняка заметили бы пейджер, хотя так и не обнаружили нож. – Впрочем, если это вас успокоит, то сделайте это и успокойтесь.
Сам Ханкен, не тратя времени, отправился к Апману, горя желанием вывести адвоката на чистую воду.
Хорошенько запомнив маршрут, Линли сложил карту и спрятал очки в футляр. Потом сунул в карманы куртки карту и очки и вылез из машины. Подняв воротник и слегка ссутулившись под порывами встречного ветра, он двинулся на юго-восток. Участок мощеной дороги вывел его на нужное направление. Начало пути выглядело вполне сносно, но через сотню ярдов его сменила старая каменистая дорожка со следами гудрона. Идти стало труднее, то и дело приходилось преодолевать выбоины и оставленные водными потоками промоины, изрядно потрескавшиеся после засушливого лета.
Около часа Линли бродил в полном одиночестве. Каменистые дорожки пересекались другими, еще более глухими тропами. Он продирался через заросли вереска, утесника и папоротника, карабкался по известняковым скалам, проходил мимо остатков сложенных из камней пирамид.
Подходя к очередной развилке, он увидел одинокого путника, идущего ему навстречу с юго-востока. Зная, что в том направлении находятся Девять Сестер, Линли остановился, намереваясь выяснить, кому же пришло в голову навестить сегодня место преступления. Насколько он понял Ханкена, возле того каменного круга до сих пор стояла охрана. Если какая-то газета или журнал послали туда своего сотрудника, то этот бедняга явно не обрадовался, узнав, что понапрасну шагал в такую даль.
Но как оказалось, навстречу ему шла женщина, не имевшая никакого отношения к журналистике. При ближайшем рассмотрении Линли увидел, что это Саманта Мак-Каллин, по какой-то причине решившая предпринять послеполуденный поход к Девяти Сестрам.
Очевидно, они узнали друг друга одновременно, поскольку ее походка вдруг резко изменилась. До этого Саманта неторопливо шла по тропе, слегка ударяя березовой веткой по растущему вокруг вереску. Но, заметив Линли, она отбросила ветку в сторону, расправила плечи и решительно двинулась прямо к нему.
– Это общественное место, – с ходу заявила она. – Вы можете огородить ту поляну и выставить свою охрану, однако не можете запретить людям гулять в пустошах.
– Бротон-мэнор довольно далеко отсюда, мисс Мак-Каллин.
– Но разве убийцы не возвращаются на место своего преступления? Я просто живу в этих краях, инспектор. Хотите арестовать меня за это?
– Я хочу, чтобы вы объяснили, что вы тут делаете.
Она бросила взгляд через плечо в ту сторону, откуда пришла.
– Он думает, это я убила ее. Разве не смешно? Утром я выступаю в его защиту, а после обеда он решает, что именно я сделала это. Довольно странный способ сказать: «Спасибо за сочувствие, Сэм», но тут уж ничего не поделаешь.
Возможно, это был всего лишь шелест ветра, но Линли показалось, что она всхлипнула.
– И все-таки что вы делали здесь, мисс Мак-Каллин? Вы должны понимать, что ваше присутствие…
– Мне хотелось увидеть место, где погибли его иллюзии. Иллюзии моего кузена. – Ее коса растрепалась от ветра, и легкие пряди волос упали на лицо. – Он, конечно, говорит, что на самом деле его иллюзии развеялись в понедельник вечером, когда он предложил ей стать его женой. Но я так не думаю. По-моему, если бы судьба уготовила Николь Мейден долгую жизнь, то и мой кузен Джулиан до старости продолжал бы лелеять свои несбыточные мечты. Все ждал бы, что она передумает. Все ждал бы – как он иногда говорит, – что она когда-нибудь по-настоящему поймет и оценит его. И самое забавное, что если бы она лишь погладила его пальчиком по шерстке – или даже против шерстки, не важно, – то он истолковал бы это как желанное доказательство ее любви, несмотря на все ее слова и вопреки всем ее поступкам.
– Вы не любили ее? – спросил Линли.
Саманта издала смешок.
– А какая разница? Что бы я о ней ни думала, она всегда получала то, чего хотела.
– Но в итоге она получила смерть. Вряд ли она этого хотела.
– Она могла бы погубить его. Высосать из него все жизненные соки. Вот какой женщиной она была.
– Неужели?
Саманта прищурила глаза, защищаясь от меловой пыли, взметнувшейся в воздух под резким порывом ветра.
– Я рада, что она умерла. Что уж тут лгать! Но вы ошибаетесь, если думаете, что я единственный человек, готовый сплясать на ее могиле.
– И кто же еще?
Она улыбнулась.
– Я не собираюсь делать за вас вашу работу.
Сказав это, она обошла его и стала спускаться по тропе в том самом направлении, откуда он поднимался, – к северному краю этого холмистого района. Линли невольно спросил себя, как она вообще сюда добралась, ведь он не видел никаких машин на обочине дороги. А еще ему хотелось бы знать, случайно ли она поставила свою машину где-то в другом месте или намеренно пыталась скрыть, что ей известно о той злополучной стоянке за придорожной стеной.
Он проводил девушку взглядом, но она ни разу не оглянулась на него. Ей наверняка хотелось оглянуться – такова уж человеческая натура, – но она сдержалась, и это свидетельствовало об умении владеть собой. Линли двинулся дальше.
О приближении к Девяти Сестрам он узнал, увидев вдалеке отдельно стоящий камень (по словам Ханкена, называемый Королевским камнем), который отмечал местоположение древнего каменного круга в густой березовой рощице. Однако Линли подошел к Девяти Сестрам с противоположной стороны и понял это только после того, как, поплутав немного по роще и выйдя из нее, достал компас, определил нужное направление и, повернувшись, увидел узкую лесную тропу, начинающуюся возле ноздреватого монолита.