Оговорив пределы поисков, они начали с кухонного буфета, не открывшего им ничего, кроме больших запасов макарон с сыром быстрого приготовления, к которым обитатели квартиры питали очевидное пристрастие. В сушилке лежало несколько тарелок – судя по всему, они пребывали там уже несколько недель, – а сверху валялись какие-то счета, которые Нката мельком просмотрел и передал Барбаре. Телефонный счет был солидным, но не вопиющим. Потребление электричества находилось в пределах нормы. Все счета были оплачены вовремя. Холодильник также не представлял ничего интересного. Увядший пучок салата и пластиковый пакет с подгнившей брюссельской капустой намекали, что жильцы квартиры недобросовестно относятся к поглощению купленных овощей. Но на полках не встретилось ничего более зловещего, чем початая консервная банка горохового супа, поедаемого, видимо, даже без подогрева. Барбара почувствовала приступ голода и подумала, что ее собственные кулинарные вкусы более чем сомнительны.
– В основном мы питаемся вне дома, – сказала Силла, стоя в дверях.
– Похоже на то, – согласилась Барбара.
Перейдя в гостиную, они с Нкатой помолчали, присматриваясь к необычной обстановке. Эта комната, очевидно, служила выставочным залом. Тут стояло несколько композиций избранной Терри сельскохозяйственной тематики, но более затейливых в сравнении с теми, что Барбара видела утром в студии железнодорожного склада. Другие экспонаты – живописные – явно были отражением творческих исканий Силлы.
Нката, не знавший раньше о тяготении этой художницы к теме своеобразного изображения рта, тихо присвистнул, увидев дюжину или даже больше ротовых полостей, зияющих на холстах в гостиной. Выписанные в мельчайших анатомических подробностях монументальные рты орали, смеялись, рыдали, говорили, ели, кровоточили, плевались и извергали блевотину. Силла использовала в своих картинах и фантастические возможности этих отверстий: в нескольких разверстых ртах расположились в полный рост наиболее известные члены королевской фамилии.
– Чертовски… оригинально, – прокомментировал Нката.
– Но лучше забыть о жевании, – прошептала Барбара ему в ответ.
Спальни находились по разным сторонам от гостиной, и полицейские рискнули сначала заглянуть в комнату Силлы, куда любезно провела их сама художница. Помимо коллекции медвежат Паддингтонов[39], которые уже переползли с комода и подоконника на пол, спальня Силлы вполне соответствовала избранному художественному поприщу. В ее гардеробе висели обычные для художников заляпанные краской балахоны. На ящике из-под молока, служившем прикроватным столиком, лежала упаковка презервативов, более чем уместная в комнате сексуально активной и предпочитающей безопасный секс молодой особы, живущей в жуткие времена заболеваний, передаваемых половым путем. Одобрительно отозвавшись о коллекции компакт-дисков, Барбара заметила Нкате, что его любимый рок-н-ролл уже давно не в моде; рядом также лежала груда рекламных художественных еженедельников, изобиловавших закладками и обведенными в рамочки статьями об открытии новых галерей или выставок. Стены украшала продукция собственного творчества Силлы, а мастерски раскрашенный пол открывал новые грани ее художественного видения. Здоровенные извивающиеся языки вываливали пережеванную пищу на обнаженных младенцев, которые, в свою очередь, испражнялись на другие здоровенные извивающиеся языки. Фрейд наверняка нашел бы этому объяснение.
– Я предупредила миссис Бейден, что закрашу все это, когда соберусь съезжать, – сказала Силла, очевидно заметив, что детективам не удалось сохранить бесстрастное выражение на лицах. – Ей нравится поддерживать молодые таланты. Она сама так говорит. Можете спросить у нее.
– Нам вполне достаточно ваших слов, – заверила ее Барбара.
В ванной комнате также не нашлось ничего особенного, за исключением невероятно грязного окружения самой ванны, что заставило Нкату неодобрительно фыркнуть. Оттуда под неусыпным присмотром Силлы – она как будто боялась, что без присмотра визитеры стащат один из ее шедевров, – они отправились в спальню Терри Коула.
Нката выбрал для осмотра комод, а Барбара – платяной шкаф. Там она обнаружила поразительный факт: Терри Коул обожал черный цвет, и это распространялось практически на всю одежду – футболки, свитера, джинсы, куртки и обувь. Пока Нката шуровал в ящиках комода, Барбара принялась перетряхивать джинсы и куртки в надежде обнаружить что-нибудь существенное. Среди множества использованных билетов в кино и скомканных бумажных салфеток она нашла только две подозрительные вещицы. Первая – обрывок бумажки, на котором мелким угловатым почерком было написано: «31–32 Сохо-сквер». Вторая представляла собой сложенную пополам визитную карточку, слепленную комочком жевательной резинки. Барбара порадовалась ценности хоть каких-то находок. Всегда есть надежда, что…
Сверху на карточке изящными броскими буквами было оттиснуто слово «Бауэрс». Левый уголок заполнял какой-то странный адрес на Корк-стрит и номер телефона. А справа стояло имя: Нейл Ситуэлл. «Что может означать сокращение “Скл. 1”? – подумала Барбара. – Наверное, очередной склад, оборудованный под студию или галерею». Тем не менее, смахнув на столик засохшую резинку, она сунула карточку в карман.
– Что-то есть, – сказал Нката за ее спиной.
Она повернулась к нему и увидела, что он рассматривает содержимое коробки из-под сигар, вытащенной из нижнего ящика комода.
– Что там? – спросила Барбара.
Он наклонил к ней коробку. Силла вытянула вперед шею и, увидев, что там лежит, торопливо сказала:
– Это не мое, клянусь.
В коробке лежала марихуана. Несколько унций, судя по виду. Из того же ящика комода Нката извлек миниатюрный кальян и большой, герметично закрытый пакет, содержащий как минимум килограмм того же наркотика.
– Ого, – удивилась Барбара, подозрительно глянув на Силлу.
– Я же сказала, что не имею к этому отношения, – возразила Силла. – Разве я разрешила бы вам обыскивать квартиру, если бы знала, что у него есть это дерьмо? Я такой дурью не маюсь. Мне нужная ясная голова для процесса.
– Какого процесса? – озадаченно спросил Нката.
– Творческого, – пояснила Силла. – Моего творческого процесса.
– Правильно, – поддержала ее Барбара. – Бог знает, что вам не нужно маяться с этой дурью. Мудрый шаг с вашей стороны.
Силла не заметила никакой иронии. Она сказала:
– Талант – драгоценный дар. Нельзя же, типа, бездарно растрачивать его.
– Вы имеете в виду, – уточнила Барбара, кивнув на марихуану, – что именно это мешало Терри стать настоящим художником?
– Как я уже говорила вам в студии, он никогда не уделял этому – ну, то есть своему творчеству – достаточно внимания, чтобы добиться успешных результатов. Он не хотел трудиться, как пашут все художники. Не считал это нужным. Может, конечно, и из-за этого.
– Из-за того, что слишком часто бывал под кайфом? – спросил Нката.
Силла впервые выглядела растерянной. Она неловко переминалась с ноги на ногу, поглядывая на свои туфли на платформе.
– Послушайте. Типа того… Он ведь умер и все такое, и мне очень жаль. Но правда есть правда. Он доставал откуда-то деньги. Вероятно, отсюда.
– Здесь не так уж много, если он торговал, – заметил Нката Барбаре.
– Может быть, у него еще где-то устроен тайник.
Помимо комковатого продавленного кресла единственным предметом мебели в комнате, допускающим наличие потайного места, была кровать. Это казалось маловероятным, но Барбара все-таки решила проверить и подняла край украшенного бахромой покрывала. Под кроватью стояла картонная коробка.
– Ага, – сказала Барбара. – Возможно, возможно…
Нагнувшись, она потащила коробку на себя. Клапаны крышки были не заклеены. Барбара раскрыла коробку и взглянула на ее содержимое.
Там лежали почтовые открытки, наверное, несколько тысяч открыток. Но они, безусловно, не принадлежали к поздравительным или видовым, какие посылают домой, уехав в отпуск или на каникулы. Эти открытки служили совсем не для поздравительных целей. Их не использовали также и для описания туристических впечатлений. Они не были приятными сувенирами. Однако они могли стать первым реальным следом, ведущим к человеку, у которого имелись причины убить Терри Коула.
К Мейденам послали констебля, чтобы он привез их в Бакстон для опознания вещей их дочери. Ханкен решил, что простое приглашение приехать, скорее всего, вызовет задержку с их стороны, поскольку приближалось время ужина, когда Мейденам нужно будет обслуживать своих постояльцев.
– Если мы хотим получить ответ сегодня, то нам придется самим привезти их, – вполне резонно заметил Ханкен.
Линли согласился, что лучше получить ответ уже сегодня вечером. Пока они с Ханкеном с аппетитом поглощали rigatoni puttanesca[40] в итальянском ресторанчике «Фиренце» на рыночной площади Бакстона, констебль Стюарт отправилась в ущелье Пэдли за родителями убитой. К тому времени, когда коллеги, покончив с макаронами, заказали себе по чашечке крепкого кофе-эспрессо, Стюарт позвонила Ханкену и сообщила, что Эндрю и Нэн Мейден уже дожидаются их в участке.
– Пусть Мотт выдаст тебе под расписку вещи девушки, – распорядился Ханкен по мобильнику. – Разложите их в четвертой комнате и ждите нас.
Они находились не больше чем в пяти минутах от бакстонского полицейского участка. Ханкен не спеша принялся изучать счет. Как он объяснил Линли, ему хотелось заставить Эндрю Мейдена поволноваться. Он любил поддерживать в расследованиях нервную атмосферу, поскольку в нервной обстановке иногда всплывают совершенно неожиданные вещи.
– Мне показалось, что вы переключили свой интерес на Уилла Апмана, – заметил Линли.
– Мой интерес охватывает всех, – ответил Ханкен. – Я хочу, чтобы все они поволновались. Просто удивительно, чего только не вспоминают люди в состоянии нервного напряжения.