услышать все, что она хочет сообщить ему, но желательно побыстрее.
– Да-да, разумеется! – воскликнула она. – Вы видите сейчас под окуляром поврежденную лопатку. Ну, не всю, конечно. При данном увеличении вся рана, вероятно, составила бы двадцать дюймов в длину. Там только ее часть.
– Часть раны на лопатке?
– Верно. И это был самый глубокий разрез на теле парня, по заключению доктора. На его спине. Не доктора, естественно, а парня.
Ханкен припомнил отчет доктора Майлз. Рана в области левой лопатки прошла рядом с одной из легочных артерий.
Мисс Кубовски сказала:
– Я не стала бы ломать голову по этому поводу, если бы не прочла в отчете, что на лопатке – это одна из спинных костей, понимаете? – осталась отметина от орудия убийства. Поэтому я занялась дополнительным исследованием и сравнила эту отметину с лезвиями ножа. Со всеми его лезвиями. И что бы вы думали?
– Что?
– Этим ножом не могли нанести ту отметину, инспектор Ханкен. Никоим образом, никаких сомнений, вот так, даже и говорить не о чем.
Ханкен удивленно воззрился на нее. Он попытался переварить эту информацию. Более того, он засомневался, не ошиблась ли она. Девушка выглядела слегка чокнутой – лабораторный халат с частично распоровшейся подшивкой был заляпан спереди кофейными пятнами, – и небрежность в одежде едва ли могла свидетельствовать о ее аккуратности в профессиональном смысле.
Эмбер Кубовски, очевидно, не только заметила тень сомнений на его лице, но и поняла, что необходимо рассеять их. Продолжив пояснения, она начала сыпать научными терминами, используя в качестве доказательства рентгеновские лучи, толщину режущих кромок, углы среза на лопатке и микромиллиметры. Поток ученого красноречия не иссякал до тех пор, пока она не убедилась, что инспектор понял суть всего сказанного: кончик оружия, пронзившего спину Терри Коула, срезал кусок лопаточной кости, и форма этого среза не соответствует ни одному из лезвий данного швейцарского ножа. Хотя концы ножевых лезвий острые – это очевидно, потому что зачем же ножу тупые лезвия, разумно заметила она, – но их режущие края расходятся не под тем углом, под которым была срезана лопаточная кость Терри Коула.
Ханкен вяло присвистнул. Она прочла ему впечатляющую лекцию, но он все же спросил:
– Вы уверены?
– Могу поклясться в этом, инспектор. Мы все могли бы даже не заметить этого, если бы я не использовала данные рентгеновского исследования и не изучила их, как сейчас, под микроскопом.
– Но другие раны нанесены ему этим ножом?
– Да, все верно. За исключением раны на лопатке.
Но мисс Кубовски припасла ему еще один сюрприз. Они перешли к другому лабораторному столу, где она дала свое заключение по поводу темного пятна, которое ее также просили исследовать.
Услышав выводы, сделанные Эмбер Кубовски, инспектор Ханкен тут же бросился к телефону. Пора было разыскать Линли.
Набрав номер мобильного телефона лондонского коллеги, он узнал, что Линли сидит в приемной палате отделения «скорой помощи» госпиталя Челси и Вестминстера. Линли быстро обрисовал ему ситуацию: Вай Невин, соседка Николь Мейден, подверглась жестокому нападению в снимаемой ими квартире.
– Как ее состояние?
К их разговору примешивались отдаленные голоса, кто-то крикнул: «Срочно сюда!» – а потом послышался нарастающий мелодичный вой сирены «скорой помощи».
– Томас! – Ханкен повысил голос. – В каком она состоянии? Вы узнали у нее что-нибудь?
– Ничего, – наконец ответил Линли из Лондона. – Пока я ничего не могу сказать наверняка. Нас к ней не подпускают. Они занимаются с ней уже около часа.
– А вы сами что думаете? Нападение на нее как-то связано с нашим делом?
– Я бы сказал, что это вполне вероятно.
Линли перешел к тому, что ему удалось узнать со времени их последнего разговора. Начав с рассказа Шелли Платт, он конспективно изложил встречу в фирме «Управление финансами МКР» и закончил историей сэра Адриана Битти и его жены.
– Таким образом, нам удалось отыскать лондонского любовника, но у него имеется алиби, пока, правда, не проверенное нами. Но даже если бы у него не было алиби, то я, честно говоря, не представляю, как бы он мог протащиться по горам, прирезать ножом парня, а потом еще догнать вторую жертву. Ему, кажется, уже за семьдесят.
– Значит, Апман говорил правду, – заметил Ханкен, – по крайней мере, в отношении пейджера и телефонных звонков дочери Мейдена во время работы.
– Похоже на то, Питер. Но Битти заявляет, что кто-то в Дербишире, должно быть, предложил ей большие деньги, иначе она попросту не захотела бы ехать туда.
– Вряд ли Апман много зарабатывает на своих разводах. Кстати, он сказал, что не ездил в мае в Лондон. Говорит, что это может подтвердить его деловой ежедневник.
– А как насчет Бриттона?
– Он у меня следующий по списку. Меня задержал швейцарский нож.
Ханкен ознакомил Линли с результатами исследования, особо подчеркнув новые данные насчет раны на лопатке. Получается, пояснил он Линли, что для убийства парня использовали не одно, а два орудия.
– Второй нож?
– Возможно. Причем у Мейдена как раз есть еще один нож. Он даже показал мне его при встрече.
– Надеюсь, Питер, вы не думаете, что Энди настолько глуп, чтобы показывать вам орудие убийства? Он же бывший коп, а не кретин.
– Погодите. Когда я в первый раз увидел нож Мейдена, то даже не подумал, что им могли убить парня: уж слишком короткие у него лезвия. Тогда у меня на уме были другие раны, а не тот удар, что пришелся на лопатку. Но лопатка-то ведь находится под самой кожей, верно? И раз уж Кубовски определила, что рана на лопатке не могла быть нанесена первым швейцарским ножом, то не следует ли из этого, что ее нанесли другим?
– Мы возвращаемся к мотиву, Питер. У Энди его не было. Зато он был у всех знакомых мужчин Николь Мейден, не говоря уже о парочке женщин.
– Но его тоже не стоит так легко сбрасывать со счетов, – возразил Ханкен. – У меня есть кое-что еще. Послушайте-ка вот такую информацию. Мне выдали заключение по поводу пятна, которое вы обнаружили на том странном хромированном цилиндре из багажника ее машины. Не догадываетесь, чем его запачкали?
– Рассказывайте.
– Спермой. Причем спермой двух разных видов. То есть мы имеем двух доноров, одного из которых, будем считать, мы с вами узнали, а второго – пока нет. Единственное, чего не смогла сказать мне Кубовски, так это для чего этот чертов цилиндр предназначен. Ни я, ни она никогда не видели таких странных штуковин.
– Это яичный оттяжник, – сообщил ему Линли.
– Что-о?!
– Минутку, Пит…
Из трубки до Ханкена донеслись невнятные мужские голоса, сопровождающиеся полифонией больничных звуков. Вскоре Линли вернулся на связь.
– Слава богу, ее откачали.
– Вы можете поговорить с ней?
– Пока она без сознания, – сказал Линли и тут же приказал кому-то из своего окружения: – Круглосуточную охрану. Никаких посетителей без моего ведома. И у всех спрашивать удостоверения личности… Нет. Понятия не имею… Ладно. – Он вновь обратился к Ханкену: – Извините. На чем мы остановились?
– На яичном оттяжнике.
– Ах да.
Ханкен выслушал пояснения своего коллеги по поводу применения данного пыточного приспособления. В результате у него самого возникло неприятное ощущение в паховой области.
– Мне кажется, он валялся там со времен ее работы у Рива, когда она разъезжала по эскортным делам, – заключил Линли. – Должно быть, пролежал в багажнике несколько месяцев.
Поразмыслив, Ханкен увидел и другую вероятность. Он понимал, что Линли примет его версию в штыки, поэтому предусмотрительно начал издалека.
– Томас, но она могла использовать его и в Дербишире. Просто никто пока не признался в этом.
– Вряд ли Апман или Бриттон предпочитают всю эту чепуху с плетками и наручниками. А Феррер, по-моему, скорее сам поистязал бы кого-нибудь, а не наоборот. Кто там еще у нас имеется?
– Ее отец.
– О господи, Питер! Это безумие.
– Вот именно. Но безумием можно назвать и все эти садомазохистские штучки, а любители подобных острых ощущений, судя по вашему рассказу, выглядят совершенно нормальными людьми.
– Нет никакого повода…
– Вот послушайте меня. – Ханкен рассказал о своем разговоре с родителями убитой девушки, не забыв упомянуть и о поспешном приходе Нэн Мейден, и о невнятном алиби Энди Мейдена. – Поэтому я не был бы так уверен в том, что Николь не могла оказать подобную услугу и своему отцу.
– Питер, не станете же вы постоянно менять версии убийства по мере появления у вас новых подозрений. Даже если она обслуживала своего отца – в чем я, кстати, сильно сомневаюсь, – то он не мог убить ее из-за порочного образа жизни – помнится, именно такое предположение вы высказывали ранее.
– Так значит, вы согласны, что у него имелся мотив?
– Я согласен, что вы искажаете мои слова.
За этим последовало очередное вмешательство постороннего шума: вой сирен и невнятная разноголосица. У Ханкена сложилось впечатление, что его коллега разговаривает, стоя на оживленной магистрали. Когда шум слегка снизился, Линли вновь заговорил:
– Надо еще выяснить, что случилось с Вай Невин. Что произошло с ней сегодня вечером. Если это связано с делами в Дербишире, то вы убедитесь в непричастности Энди Мейдена.
– Но кто же тогда?
– Я ставлю на Мартина Рива. Он имел счеты с обеими женщинами.
Линли сказал также, что для них было бы лучше всего, если бы Вай Невин пришла в себя и назвала имя напавшего на нее человека. Тогда у них сразу появятся веские основания засадить Мартина Рива за решетку, где ему давно пора оказаться.
– Я останусь пока в больнице и присмотрю за ней, – сказал он. – Если она не придет в сознание через пару часов, то потом буду постоянно названивать им в надежде на улучшение ее состояния. А у вас какие планы?
Ханкен вздохнул. Он потер усталые глаза и потянулся, разминая одеревеневшую спину. Ему вспомнились снимающие напряжение массажи Уилла Апмана в отеле манчестерского аэропорта. Он с удовольствием отдал бы себя сейчас в руки опытной массажистки.