уходит – после этого каждый прожитый день кажется тебе все более мрачным, чем предыдущий, а по ночам тиски отчаяния сжимают твою грудь…
А если ты не найдешь того, с кем можешь иногда проводить время (и эти мгновения подобны теплым солнечным лучам, украдкой озаряющим твою жизнь), – что ж, тогда тиски горя и уныния неминуемо раздавят твое сердце.
Если отбросить сделку с Морриган, мою жизнь сделали столь долгой именно такие встречи – сюда я включаю и Оберона. У меня есть друзья, которые помогают мне забыть о тех, кого я похоронил или потерял: они творят для меня истинную магию.
Вдова вернулась со стаканчиком виски, в котором позвякивали кубики льда.
Она напевала какой-то старый ирландский мотив и была счастлива.
– А теперь поведай мне обо всем, мой мальчик, – заявила она, опускаясь в кресло. – Что сделало твое воскресенье столь ужасным?
Я глотнул виски, наслаждаясь обжигающим вкусом алкоголя и прохладой льда.
– Миссис Макдонаг, я думаю, что мне следовало принять ваше предложение и креститься. Была ли последняя церковная служба достаточно умиротворяющей и поучительной?
Вдова захихикала.
– Такой умиротворяющей, что я даже не помню проповедь святого отца. Я просто умирала от скуки. А у тебя, – миссис Макдонаг произнесла это слово с улыбкой, тщательно выговаривая его, как истинная американка, – а у тебя был захватывающе интересный день?
– В меня стреляли.
– Стреляли?
– Так, ерунда, задели мягкие ткани.
– Молодчина. А кто же на такое осмелился?
– Полицейский детектив из Темпе.
– Боже милосердный, я ведь читала про это в утренней газете! Там говорилось, что местный коп без всякой на то причины ранил законопослушного гражданина. Но всю статью я читать не стала.
– Вот и хорошо.
– Ничего себе! А почему безмозглый дурень в тебя выстрелил? Не из-за того ли, что ты прикончил бесполезного британского ублюдка?
– Вовсе нет, – ответил я.
И я провел приятный час, рассказывая вдовушке занимательную историю собственных похождений и опуская наиболее душераздирающие детали. Наконец я попрощался, пообещав в самое ближайшее время подрезать грейпфрутовое дерево, и зашагал по Милл-авеню, а оттуда на север – к «Рула Була». Кое-кто изумленно косился в мою сторону, а некоторые ребята даже старались обойти по широкой дуге (по-моему, их испугала рукоять Фрагараха, которая торчала из ножен), но в остальном все было мирно и спокойно.
Я пришел в «Рула Була» раньше, чем Хал. Взгромоздившись на высокий табурет у стойки бара, я очаровательно улыбнулся Грануаль. Боги Преисподней, ну и красотка! Рыжие вьющиеся волосы, влажные после душа, который она приняла перед уходом на работу, просто опьяняли.
Грануаль небрежно продефилировала ко мне и усмехнулась. Зубы у нее были белоснежные.
– Зря я переживала! – заявила она. – Когда я увидела статью в газете, то подумала, что не увижу тебя в течение месяца. Однако предполагаемая жертва стрельбы сидит в нашем заведении и вдобавок умирает от жажды.
– А в меня действительно стреляли, только все моментально зажило, – ответил я.
Внезапно выражение лица Грануаль изменилось. Она прищурилась и склонила голову набок, кинула салфетку на столешницу, ее голос стал гортанным, и в нем появился странный акцент:
– Обычное дело для друида.
В моем распоряжении имелось всего четыре слова, и я мог лишь предположить, что услышал акцент, принадлежащий выходцам из Индии.
Но неожиданно, практически без паузы, прежняя Грануаль – бойкая и привлекательная барменша – вернулась.
– Что будешь пить? «Смисвик»?
– Как тебе удается на ходу менять тему, Грануаль?
– Я просто спросила, будешь ли ты «Смисвик», – смущенно пробормотала она.
– Нет, что ты упомянула перед этим?
– Ну… что ты умираешь от жажды.
– Нет, что ты сказала после этого, но перед тем, как предложила мне «Смисвик».
– Хм-м-м. – Грануаль недоуменно взглянула на меня, но затем ее глаза прояснились. – Поняла! Должно быть, именно она обратилась к тебе! Значит, час пробил! Она несколько недель дожидалась подходящей возможности, представляешь?
– Что? Кто? Теперь ты поставила меня в тупик, Грануаль.
Она вскинула руки вверх.
– Думаю, тебе и впрямь надо выпить – и выслушать длинную историю.
– Ладно. Я заказываю «Смисвик», но времени у меня в обрез. Я встречаюсь в «Рула Була» со своим адвокатом.
– Хочешь подать иск? – осведомилась Грануаль.
– Да, копы заслуживают серьезного судебного процесса.
– А ты можешь задержаться после того, как поболтаешь со своим адвокатом?
Грануаль поставила на салфетку кружку с элем, улыбнулась и тряхнула волосами. Я едва не растаял и подумал, что, наверное, на меня такое влияние оказывает не Грануаль, а магическая сущность, обитающая в ее сознании.
– У меня сложилось впечатление, что некто живущий в тебе сам выбирает время для разговоров, не особо интересуясь твоим мнением.
– Она редко поступает подобным образом, – парировала Грануаль, отмахнувшись от своей мимолетной одержимости, как от мелкой неприятности, вроде укуса комара. – Обычно она очень вежлива и предоставляет контроль мне.
– Имя. Скажи ее имя! Кто она?
Но, прежде чем Грануаль успела открыть рот, в паб вошли Хал и Оберон. Оборотень и волкодав громко меня приветствовали, хотя посетители слышали и видели только Хала. Оберон до сих пор находился под колдовскими чарами, однако я различил в воздухе мерцающие разноцветные вспышки – похоже, пес отчаянно вилял хвостом. Кто-то обязательно заметит, если он будет продолжать в таком духе: нельзя сказать, что «Рула Була» в этот час пустовал.
‹Аттикус, наконец-то! У оборотней отсутствует чувство юмора!›
– Добрый день, Хал! – произнес я и переключился на Оберона.
‹Я тоже рад тебе, приятель! А теперь – живо спрячься под стол в пустой кабинке, пока кто-нибудь не засек искры от твоего хвоста и не подумал, что выпил лишнее! Я сейчас тебя поглажу и закажу для тебя сосисок! Но, пожалуйста, постарайся ни на кого не налететь и не опрокинь стол›.
‹Ладно! Вау, знаешь, как я по тебе скучал!›
Я сказал Грануаль, что мы побеседуем позже: она кивнула, и я прошествовал за Халом в кабинку, где нас поджидал Оберон. Он, разумеется, не мог угомониться и стучал хвостом по полу. Посетители нервно оглядывались, не понимая, откуда доносится шум.
– Клянусь бородой Одина, твой пес сведет всех с ума! – прорычал Хал.
– Подожди.
Я нащупал голову Оберона и принялся чесать волкодава за ушами.
‹Тише, дружище! Тебя выдает хвост›.
‹Но я же счастлив снова быть с тобой! Ты даже не можешь вообразить, какими вредными бывают оборотни!›
‹Поверь мне, я отлично знаю. И ценю, что ты хорошо себя вел. Вот почему я собираюсь заказать двойную порцию сосисок с картофельным пюре, Оберон. Но сначала тебе нужно умерить свой пыл: мы привлекаем внимание чужаков, а это нам совсем ни к чему›.
‹Я попытаюсь! Но мне ПРАВДА-ПРАВДА трудно! Я хочу поиграть!›
‹Я тебя понимаю, но сейчас нельзя. Отойди в сторонку и прижми хвост к стене. Молодец. Как ты провел время у Хала?›
‹Я не оставил ни единого следа на обивке его машинки и ничего не разбил в доме›.
‹А ты ничего не забыл? Хал утверждает, что ты вырвал с мясом его освежитель воздуха›.
‹Аттикус, я оказал ему услугу! Ни один представитель нашего семейства не может наслаждаться запахом цитрусовых!›
‹Ха! В твоих словах есть толика истины. А теперь – замри, к нам идет официантка›.
Мы заказали две тарелки рыбы и жареной картошки, а также две порции сосисок с пюре для Оберона. Бедный пес буквально не находил себе места от возбуждения – ему и впрямь надо было вдоволь побегать, а потом завалиться спать.
– Благодарю за терпение, Хал, – произнес я, расправившись с ломтиком картошки. – Оберон просто вне себя от счастья, потому что его хозяин жив и здоров.
– Значит, Снорри тебя починил?
– Он сотворил чудо, да и ночь в парке мне помогла. Я превосходно себя чувствую.
– Пожалуйста, притворись, что ты испытываешь боль, когда встретишься с копами. Надеюсь, у тебя есть повязка на груди?
– Нет, но я вполне могу ее сделать, если потребуется.
Хал кивнул:
– Мудрое решение, Аттикус! Едва ли мы сумеем вчинить иск, если у нас не будет доказательств, что вчера ты получил огнестрельное ранение.
Хал рассказал мне о том, что камера видеонаблюдения зафиксировала всю вчерашнюю сцену в магазине. Можно было сказать, что мы уже выиграли дело против полиции Темпе, поскольку случай оказался вопиющим. Подумать только, детектив Фейглс стрелял в мирное гражданское лицо, за что и поплатился, сыграв в ящик! Тем не менее мы с Халом основательно поработали, обдумав некоторые моменты нашей стратегии. Мы потратили полчаса на то, чтобы обсудить оптимальные варианты ответов на вопросы, которые предположительно задаст мне полиция, а еще обговорили размеры возможной компенсации.
– Послушай, Хал, – добавил я. – Когда деньги будут на твоем счету, возьми свою долю и оплати расходы Снорри за прошлую ночь. Остальное отправь семье Фейглса в виде анонимного пожертвования. Я не хочу получить прибыль из-за невинного человека, которого зачаровал Энгус Ог.
Хал пытливо посмотрел на меня, продолжая жевать сочный кусок филе трески в кляре из пива.
– Весьма благородный поступок, – холодно произнес он.
Я чуть не подавился картошкой.
– Благородный? – пробормотал я.
‹Видишь, Аттикус! Оборотни очень вредные›, – самодовольно заявил Оберон, вдыхая ароматы сосисок.
Я проигнорировал Оберона, сосредоточившись на насмешках Хала.
– Благородство здесь ни при чем. Я не порицаю тебя за то, что ты заработаешь на этом инциденте. Но я не желаю получить прибыль из-за гибели человека, и мне не нужны сомнительные похвалы, связанные с благотворительностью.
Вероятно, у Хала оставались сомнения, но он решил не озвучивать их вслух.
– Хм-м-м, – промычал он, вытирая руки салфеткой.