В начале осени восемьдесят третьего автопредприятие, где директорствовал Колесников, получило указание выделить машины для отправки в районы Крайнего Севера. Нефтяникам срочно понадобился какой-то груз, связанный с монтажом новой линии трубопровода и дополнительных буровых вышек. Корабли, осуществлявшие так называемый северный завоз, с правительственным заданием не справлялись.
Сводную бригаду водил большегрузных автомобилей возглавил лично Колесников. Он отправился в те места, где его предки вели торговлю, обдирая до нитки и спаивая охотников из числа падких на «огненную воду» туземцев. С собой Колесников прихватил партию забористого картофельного спирта, выгнанного на украинских заводах.
Товар пошел на «ура». Нефтяникам было с чем коротать долгие зимние ночи. А вот компаньоны почувствовали себя обделенными. Кто-то из них, ослепленный жадностью, сделал анонимный звонок в грозную контору под названием «Отдел борьбы с расхищением социалистической собственности».
Владимир Петрович вернулся домой уже в качестве арестанта. Показательный суд с выездным заседанием по месту работы отмерил потомку купцов второй гильдии весьма солидный срок.
На зоне теневой делец быстро нашел общий язык с уголовными авторитетами.
Башковитого мужика уважали за деловую хватку, знание Уголовного кодекса и независимый нрав. Перед хозяином зоны Колесников не прогибался, в оперчасть стучать не бегал. Кроме того, Владимир Петрович, весивший до ареста сто двадцать килограммов, обладал недюжинной физической силой. Слегка заплывший жирком, он напоминал холеного племенного быка-производителя. На тюремных харчах Колесников сбросил лишний вес, а на лесоповале его мышцы стали будто железными.
Когда у костра три уркагана пошли на Колесникова с топорами, он поднял сосновый сук внушительной величины и бесстрашно бросился на нападавших. Отходив урок дубиной, Колесников и сам отведал кованых сапог вертухаев. Все четверо угодили в лагерную больницу. Из урок вытягивали десятисантиметровые занозы, а Колесникову наложили с дюжину швов и гипс на обе руки.
После этой драки авторитет Колесникова поднялся на недосягаемую высоту. По зоне прошел слух, будто Колесо — так стали величать новоявленного героя — скентовался с блатными и сам смотрящий по зоне балуется с ним чифирем.
Так или иначе, свой срок Владимир Петрович отмотал от звонка до звонка.
На свободу он вышел в начале перестройки. Страна быстро менялась. Теперь таких, как Владимир Петрович, называли не теневыми дельцами, а первыми ласточками капитализма, невинными жертвами советской системы. Впрочем, журналистской трескотне Колесников не верил. И пытался разобраться в новой обстановке.
К этому времени первая жена Владимира Петровича отошла в мир иной. Во время конфискации имущества ее сердце не выдержало расставания с норковой шубой и бриллиантовыми серьгами. Инфаркт свел супругу в могилу.
Колесников недолго ее оплакивал. Он вообще не любил оглядываться на прошлое. Да и времени на это не хватало.
Еще на зоне в руки к нему попала никем не читанная книга. В занудном курсе лекций по древнекитайской философии он нашел запавшее в душу изречение, гласившее, что в эпоху распада царств делаются самые большие состояния. Эту максиму он запомнил как «Отче наш».
Казалось, возможности для бывшего директора автоколонны открывались безграничные.
Получив первоначальный капитал от старых знакомых по зоне, Владимир Петрович занялся знакомым водочным бизнесом. Но конкуренция в этой прибыльной сфере оказалась жестокой.
Занимаясь делами, Колесников не забывал и о личном. Статус вдовца его не устраивал. И вскоре, в соответствии с новыми веяниями, седенький попик с редкой бородой повенчал раба божьего Владимира со статной молодой брюнеткой, работавшей в фирме Колесникова бухгалтером.
Этот брак можно было назвать счастливым. Светлана обожала мужа. А он в свою очередь боготворил хрупкую и чувствительную супругу. Плодом их взаимной любви стала очаровательная малышка, которую по настоянию матери нарекли Клавдией. Счастливый отец не возражал, хотя имя казалось ему немного смешным и старомодным.
Есть люди, чьи судьбы отмечены злым роком. Может, сбываются наложенные на их пращуров проклятия. А может, мистика здесь ни при чем.
Судьба с завидным постоянством стремилась переломить Колесникову хребет.
В один из погожих майских дней чета Колесниковых отправилась на загородный пикник с шашлыками, обильной выпивкой и прочими увеселительными мероприятиями. Пикник организовали подлинные владельцы водочного бизнеса, уголовные авторитеты Шнур и Паша Архангельский. Оба помогали Колесникову подняться на ноги, за что имели от дела немалый процент. Такое положение дел тяготило Владимира Петровича, стремившегося к полной самостоятельности. Но идти на открытый конфликт он не отваживался.
Компания собралась обмыть подписание контракта с немцами, обещавшими поставить в Россию изрядное количество декалитров пойла с гордым названием «Генералиссимус Суворов» и с профилем полководца на пестрых бутылочных этикетках.
Удачный контракт обмывали на даче Паши Архангельского, стоявшей на берегу живописного озера.
После того как первая порция шашлыков исчезла в желудках гостей, к берегу причалили две моторные лодки. Из посудин выпрыгнули вооруженные люди. Рассредоточившись, они взяли дачу в клещи. Двое, надев на ноги монтерские «кошки», предназначенные для лазанья по телеграфным столбам, вскарабкались на деревья. Спрятавшись в кроне, они расчехлили снайперские винтовки и по сигналу приступили к делу.
Снайперы сняли охрану, а основные силы учинили настоящую бойню. Убийцы вели огонь из автоматического оружия, стреляя веером, от бедра.
Колесников видел, как лопнула, словно перезревший арбуз, голова Паши Архангельского, как полз к воде изрешеченный свинцом Шнур и трава становилась алой от крови.
Позже в ночных кошмарах Владимир Петрович видел бегущую к нему жену с младенцем, прижатым к груди. Светлана не добежала до мужа нескольких метров. Она медленно опустилась на колени, бережно положила девочку на траву и повернулась к убийцам лицом. Она знала, что любящий отец подхватит ребенка. Выпущенная в упор очередь отбросила ее в сторону.
А Колесников, подхватив дочь, помчался к забору, за которым шелестел спасительный лес.
Вслед ему грохотали выстрелы, сливавшиеся с криками умирающих.
Колесникова подстрелили у дымящегося мангала. Падая, он зацепил железный ящик, наполненный пышущими жаром углями, и упал лицом вниз, прикрывая телом ребенка. Угли из мангала просыпались ему на спину.
Он лежал, не шелохнувшись, превозмогая боль в раненой ноге, и еще более дикую боль от раскаленных углей, жгущих спину. Колесников чувствовал, как горит его собственная плоть, распространяя удушливую вонь паленого мяса.
Теряя сознание, он слышал, как переговариваются подошедшие убийцы.
Невидимый киллер насмешливо просипел:
— Смотри. Готовый шашлык.
Второй отвечал.
— Все. Уходим…
Расследование преступления оказалось безрезультатным. Ни заказчиков, ни исполнителей не нашли.
Колесников, оправившись от ранения, свернул бизнес. На время исчез из Москвы. По своим каналам узнал, что бойню заказали конкуренты Шнура и Паши Архангельского. Когда и их проводили на кладбище, Колесников вернулся. Он долго искал убийц, чтобы расквитаться с ними за жену. Но это оказалось бесполезным занятием…
Прошли годы. Владимир Петрович превратился в ухоженного, но обрюзгшего господина. Носил костюмы от «Валентино», курил дорогой голландский трубочный табак, пил «Голден Текила», сверял время по швейцарским часам в корпусе из белого золота и отдыхал на Лазурном берегу.
Фортуна повернулась к нему лицом после третьего брака.
На крупного и по-своему красивого мужика положила глаз дочь бывшего первого заместителя председателя Госстраха. Ушедший на пенсию высокопоставленный чиновник давно организовал свой бизнес. Классный профессионал, обладавший завидными связями, он давно организовал частную страховую фирму.
К зятю Вилен Фомич присматривался долго. Его смущало криминальное прошлое избранника дочери. Кроме срока за плечами, зятек имел на руках малолетнюю дочь и не вполне легальный бизнес.
К этому времени Владимир Петрович занимался реэкспортом «Жигулей». Схема бизнеса была такова: остродефицитные «девятки» вывозились, например, в Италию или Францию в виде поставок для официальных дилеров. Поставлялись по специально заниженной цене, отличавшейся от цены на внутреннем рынке в несколько раз. Затем машины ввозились обратно в страну и продавались с большим наваром. Разница шла в карманы проворачивавших эту трансакцию. Свой процент имели директора заводов, дилерских контор, таможенники и перегонщики. И только государство не имело ровным счетом ничего.
Нечего и говорить, что автобизнес был насквозь криминализирован, наиболее эффективным методом разрешения противоречий между конкурентами являлись разборки.
В душевной беседе Вилен Фомич посоветовал зятьку:
— Завязывай, Владимир, с дешевкой. Надо дело на века организовывать. Хватит шустрить по мелочам Бизнес должен приносить стабильный, каждодневный доход.
Но приобщать Владимира к страховому бизнесу старый прохвост советской закваски не спешил. Для начала помог зятю создать небольшую страховую компанию, но вскоре устранился от дел, заявив:
— Я дал тебе удочку, а уж рыбку учись ловить сам.
Конечно, посильную помощь в виде консультаций и телефонных звонков нужным людям тесть оказывал. Но в тонкости страхового бизнеса Владимиру Петровичу пришлось въезжать самому. Впрочем, он любил браться за новое, неизведанное дело. Была в нем этакая жилка авантюриста.
Фирму в честь погибшей жены назвали «Светко», взяв буквы из имени и фамилии усопшей.
Новая супруга долго ворчала, но муж оказался непреклонен. Память о погибшей Светлане для Владимира Петровича была священной.
Три раза в год на Радуницу, в день рождения и день смерти покойной супруги он отправлялся на кладбище. У могилы с памятником, больше похожим на маленькую часовенку, Владимир Петрович проводил несколько часов. Подолгу сидел на гранитной скамейке, изредка прикладываясь к серебряной фляжке с коньяком. После этого в доме разыгрывался скандал.