Из-за стола поднялся субъект под два метра ростом. Его руки от предплечий до кистей были покрыты наколками, среди которых попадалась и высокохудожественная роспись. Медленно, вразвалочку он подошел к бритоголовому.
— Слышь, Адольф. Хиляй сюда. Будем с дорогим гостем здоровкаться, — слегка растягивая гласные, прогнусавил высокорослый.
На клич безмолвно поднялся четвертый. Пользуясь моментом, Жиган успел его рассмотреть. Вероятно, тип по прозвищу Адольф принадлежал к группировке скинхэдов. Это был атлетически сложенный парень, лет двадцати, не больше. Но, присмотревшись, Жиган понял, что этот перезревший скин просто выглядит гораздо моложе своих лет.
Через всю грудь Адольфа синела выколотая готическими буквами надпись «Зиг хайль». Чуть ниже нацистское приветствие дополнял имперский орел, сжимающий в лапах свастику, а в районе пупка был наколот похожий на раздавленную жабу тевтонский крест. Правое плечо Адольфа украшал витой эсэсовский погон.
«Твою мать… дед, может, где-нибудь под Вязьмой лежит, а этот ублюдок штурмбаннфюрера из себя корчит. Синяк долбаный…» — матюгнулся Жиган, внешне оставаясь бесстрастным.
Мгновение троица придирчиво осматривала гостя. Затем, повернув голову, Адольф позвал четвертого, продолжавшего бродить вдоль стены:
— Эй, чебурек. Хорош шнурковать.
Чернявый, в жилах которого текла, судя по раскосым глазам, азиатская кровь, встал по левую сторону от Жигана. Тяжело дыша от ярости, бросил скину:
— Чебуреки в придорожной забегаловке подают. Усек, Адольф? Или я мало тебя учил?
Мустафа, выступавший, по-видимому, в камере заводилой, примирительно произнес:
— Адольф, Черкес, не заводитесь. Забарали своими разборками. Сначала дело надо сделать. Потом шнопаки друг другу чистить будете.
Используя секундную размолвку, Жиган переместился от двери к углу камеры. Теперь его спина была прикрыта бетонной стеной. Он предельно сосредоточился, приготовившись к неизбежному. Смысл перевода Жиган понял сразу, как только переступил порог камеры, населенной этими уродами.
«Значит, так. Геннадий Семенович решил меня сломать. В пресс-хату бросить. Неоригинально, следачок, действуешь».
Между тем, четверка, переглядываясь между собой, приступила к зловещему действию. Ведущую роль взял на себя Мустафа. Чуть выдвинувшись вперед, он спросил новичка:
— Ты как сюда залетел, голубок?
На что Жиган быстро ответил:
— Залетают девочки по дурости.
— Борзой, — хмыкнул Мустафа, оборачиваясь к приятелям.
Выступающий на вторых ролях скин, почесывая синего орла, присоединился к разговору:
— Ты часом не из инородцев будешь?
Национальную принадлежность Жигана определить было несложно. Родители наградили его чистопородной славянской внешностью.
— Ага, абиссинец, — схохмил Жиган.
— Чего? Откель такой резвый? — не понял юмора скин.
Жиган, которого ублюдок со свастикой на пузе особенно раздражал, решил не выбирать выражений:
— Тебе дело, обсос?
Скин рванул к обидчику с налитыми кровью глазами:
— Да я…
— Что, в камеру газовую отправишь? — усмехаясь, произнес Жиган.
— Зарою суку! — зашелся в припадочном крике великовозрастный скин.
Его вопль становился все тоньше, а голос брал такие ноты, что не снились и оперным певицам. Но при этом не двинулся с места. Из четверки он показался Жигану наименее опасным. По лагерному опыту он знал, что крикуны, умеющие рвать глотку, бойцы, как правило, никудышные. А вот с молчунами следовало быть поосторожнее.
Хлопнув скина по щеке, Мустафа приказал:
— Глохни, придурок. Мы еще толковища не начали, а ты уже кипиш поднял.
Его напарник — с головой, похожей на корнеплод, — авторитетно подтвердил:
— Верно. Пасть не очко. Порвать можно.
Оскорбленный пренебрежительным отношением товарища, скин взвизгнул:
— Заткнись. Череп. Этот козел на меня наезжает, а вы лыбу давите. Надо разобраться с падлой.
Атмосфера в камере накалялась с каждой секундой. Формальный повод для нападения прозвучал. По неписаным законам, скин, допустивший прямое оскорбление, должен был ответить за свои слова. Но Жиган не спешил ввязываться в драку. Все-таки силы были неравные. Перед ним стояли четверо отморозков, все в неплохой физической форме.
Каждая минута давала Жигану шанс верно определить первую жертву. А это — самое главное. Потеряв вожака, стая могла отступить.
— Хамишь, — неодобрительно хмыкнул Мустафа. — Пришел в чужой монастырь и хамишь. Нехорошо получается. Адольфа расстроил. А он у нас припадочный. Ему армяне в драке черепушку продырявили монтировкой. Как разволнуется, мозг через дырку прет.
— Пусть пальцем дыру затыкает, — спокойно посоветовал Жиган.
От нестерпимой обиды скин взвыл, словно шакал в пустыне. Тип с азиатской внешностью по кличке Черкес, напротив, зашелся заливистым смехом, схватившись за живот.
Заключенный с головой-луковицей принес разлохмаченный веник и попытался всучить его новичку:
— Сыграй.
— Струны настрой, — зная нужный ответ на старый как мир тюремный прикол, ответил Жиган.
Такими фокусами можно было смутить новичка, не хлебавшего лагерной баланды, но не Жигана.
Четверка обменялась взглядами. Вместо запуганного лоха, готового сразу сломаться, они увидели парня, готового драться до конца, знавшего о зоне не понаслышке. Одно это уже внушало уважение.
Впрочем, не четверым отморозкам.
Взяв у напарника веник, Мустафа повертел его в руках и хрипло прокаркал:
— Значит, не хочешь бодягу корефанам слабать.
— Нет, — отрезал Жиган.
— Тогда мы на твоих ребрах вальс сбацаем! — выкрикнул Мустафа. Это был сигнал к нападению.
Но Жиган опередил противника. Ударом ноги проверил промежность Мустафы на прочность. Тот ойкнул и рухнул на колени. Жиган вырвал у него из рук веник и пустил его в ход.
Жесткие прутья хлестнули по глазам подскочившего Адольфа. Скин прикрыл глаза ладонями и тут же пропустил удар под дых. Не давая противнику опомниться, Жиган перехватил его в области поясницы.
Пользуясь воющим скином, словно тараном, он прижал нападавшего Черепа к стене. Тот, беспомощно размахивая руками, пытался достать врага. Но удары приходились на корпус истошно визжащего скина.
В это время оставшийся без присмотра Черкес нанес удар по почкам. От резкой боли Жиган выгнулся дугой. Отпустив Адольфа, развернулся и ударил Черкеса в челюсть.
Харкая кровью, чернявый грохнулся на пол. Вскочивший Мустафа, зацепившись за тело напарника, упал прямо под ноги Жигану. Тот, воспользовавшись моментом, отфутболил нападавшего. Мустафа перевернулся через голову, отлетев к шконке.
Тут же за спиной у Жигана раздался вопль, полный ненависти:
— Пес шелудивый! Кранты тебе…
Это Череп со скоростью курьерского поезда шел в очередную атаку. У него за спиной маячил мотавший головой скинхед.
Жиган отступил в глубь камеры, чтобы располагать почем для маневра. Выполнив верно выбранную тактическую задумку, почувствовал себя гораздо увереннее и, чуть согнув ноги в коленях, принял бойцовскую стойку.
Когда Череп оказался в пределах досягаемости, Жиган резко выбросил руку вперед. Жесткое, словно лист жести, ребро ладони рубануло по кадыку нападавшего.
Череп остановился, схватившись за горло. Его враз посиневшие губы страдальчески искривились. Розовая пена потекла на подбородок отморозке. С закатившимися глазами Череп грохнулся наземь, пробуя затылком на прочность бетонный пол.
Следом за ним Адольф схлопотал удар ногой в грудную клетку. Удар был настолько силен, что Адольф, казалось, сложился пополам. Буквы татуировки вдруг слились в единую синюю надпись, а имперский орел опустил крылья.
— Я устрою тебе Курскую дугу, — рявкнул Жиган, добивая скина.
Он не щадил подонка, разукрасившего свое тело фашистской символикой. Адольф катался по полу, словно мяч. Удары загнали его под шконку, пока друзья не пришли на помощь.
Очухавшийся Мустафа попробовал застать противника врасплох. Напал со спины, но получил зубодробительный отпор. Сплевывая массу из слюны, крови и осколков зубов, зэк мотал головой, словно разъяренный бык, пока не получил новый удар в переносицу.
Примерно по такой же схеме прошла разборка с Черепом. Сбитый с ног ловкой подсечкой, он попытался подняться. Но, поскользнувшись в луже крови, растянулся в полный рост. Подпрыгнув, Жиган приземлился у него на груди. Череп засипел, выкатив глаза:
— Пощади!
А вот с Черкесом пришлось повозиться. Вооружившись заточкой, сделанной из алюминиевой ложки, тот направился к Жигану, намереваясь отомстить за друзей. Узкая полоска металла, острая, будто бритва, матово отсвечивала в руках азиата. Откуда он вытащил заточку, Жиган в пылу схватки не заметил.
— Сейчас я тебе уши отрежу! — сопел Черкес, перешагивая через тела товарищей.
Не желая упустить предоставленного судьбой шанса, он пнул неподвижного Адольфа. Скин застонал, свернувшись в клубок.
— Смотри, дружок, не поранься своей зубочисткой, — предупредил, сдав назад, Жиган.
Сделав обманное движение в сторону, он ринулся к врагу. Описав дугу, лезвие рассекло воздух у него возле виска. Но Жиган уже успел перехватить запястье Черкеса.
— Брось перо, дурак. Лучше будет, — свистящим шепотом произнес Жиган, выкручивая руку врага.
Резко развернувшись, он оказался за спиной у азиата. Его пальцы по-прежнему сжимали запястье Черкеса. Поддав противнику коленом под зад, он подтолкнул его к стене и свободной рукой впился ему в шею. Он слышал, как хрустнули шейные позвонки азиата. В следующий момент резкими толчками Жиган познакомил физиономию Черкеса с шершавым бетоном. Когда голова бандита безвольно повисла, а на стене отчетливо проявилось кровавое пятно, Жиган отпустил его.
Черкес с глухим стуком повалился на пол.
Подобрав выроненную им заточку, Жиган обошел поле боя.
Казалось, камера превратилась в скотобойню. Повсюду алели лужи крови, а отморозки походили на сорвавшиеся с крюков говяжьи туши. Бандиты корчились и стонали, куда девалась их спесь?