Более осведомленный в музыкальных течениях Чубатый поправил приятеля:
— Дубина. Парень джазовые записи коллекционирует.
Отойдя от стойки с аппаратурой, Чубатый остановился возле камина, облокотился о каменную полку. Затем, что-то заподозрив, заглянул в дымоход.
В это время Мамонтенок нажал на кнопку. Лоток, на котором лежал компакт-диск, бесшумно выдвинулся. Проверив наличие диска, повторным нажатием кнопки бандит отправил его обратно.
— Послушаем, что за джаз, — пробормотал Мамонтенок, регулируя громкость.
Внутри аппаратуры невидимый человеческому глазу зажегся луч лазера. Пройдя сквозь призму, он упал на серебристую поверхность вращающегося диска. Мембраны колонок дрогнули, выдавая первые аккорды джазовых вариаций великого Дюка Эллингтона. Вместе с ним к электронным детонаторам, вставленным в пластит, отправился высокочастотный сигнал.
Услышав музыку, Чубатый вздрогнул. Он резко выпрямился, ударившись макушкой о каменную полку.
— Какого… шарманку завел! — почуяв опасность, рявкнул он.
Мамонтенок усмехнулся. Его физиономия, напоминающая яркий баскетбольный мяч, светилась от самодовольства. Он хотел что-то ответить, но не успел.
Взорвавшиеся пластит сметающей все на своем пути волной ударил с четырех сторон. Эти дьявольские потоки взвихренного воздуха и огня соединились и поднялись вверх, захватывая с собой куски мебели, вздыбившегося пола и разорванных тел бандитов.
Направлявшийся к дому Фейсал увидел, как медленно проседает крыша с рассыпающейся по кирпичикам печной трубой. Он инстинктивно присел прикрыв голову руками. Он не видел, как из окон вместе с вылетающими рамами рвутся наружу языки пламени. Взрывная волна опрокинула Фейсала на спину. Он прокатился по мокрой от предутренней росы траве и ударился о покосившийся забор с переломанным штакетником.
Поднявшись, чудом уцелевший бандит закрыл ладонью рот, чтобы остановить рвавшийся наружу крик ужаса. Дом пылал, складываясь, словно карточный домик.
Взглянув в последний раз на пожарище, Фейсал понял, что пора убираться подальше от этого проклятого места.
Глава 16
Филимон висел на металлическом крюке, вмонтированном в потолок. Его руки, заведенные за спину и перехваченные в запястьях наручниками, были вывернуты. Он болтался между небом и землей, подвешенный за скованные руки, словно освежеванная туша бычка на мясокомбинате перед окончательной разделкой.
Еще несколько часов тому назад он наслаждался жизнью, а сейчас готовился к смерти.
Филимона взяли на перекрестке, когда включился красный глаз светофора. Из вставшего рядом джипа вышел человек со шрамом на лице, за ним — еще двое. Человек со шрамом подошел к «Мазде» Филимона, постучал пальцем в стекло дверцы и приветливо улыбнулся. На секунду Филимон упустил из виду остальных пассажиров джипа.
— Чего? — не слишком дружелюбно бросил он, чуть приспустив стекло.
Человек со шрамом, продолжая загадочно улыбаться, весело сказал:
— Перебазарить надо.
На всякий случай водитель «Мазды» заблокировал дверь. Негромко щелкнул центральный замок.
Филимон, уставившись на странного человека, которого видел первый раз в жизни, с нескрываемой подозрительностью спросил:
— Ты че, приятель, с дуба грохнулся? На перекрестке с какой-то хренью подваливаешь. Ты, мужик, вообще в себе или малость чокнутый? — он выразительно покрутил пальцем у виска.
Утром машин на дороге было много. Счастливчики ехали за город спасаться от жары. Менее удачливые спешили на работу. И никому ни до кого не было дела в этой железной толчее на асфальте.
Незнакомец оглянулся, словно желая удостовериться, не наблюдают ли за ними. Убедившись, что все спокойно, махнул рукой, подавая кому-то сигнал. Филимон услышал, как дрогнула крыша у него над головой. Он поднял глаза и вжался спиной в сиденье. В проем открытого люка на него смотрел ствол пистолета. Взобравшийся на крышу тип шутить не собирался.
— Открывай ворота, Филя. Покалякаем маленько в спокойной обстановке, — заглядывая в окно, с угрозой в голосе произнес незнакомец и тут же добавил металла в голос. — Двери, сучара, открывай, а то башку прострелим…
Уже в машине его начали бить. Филимона заставили пересесть назад. Рядом устроились человек со шрамом и худощавый субъект с черными как смоль волосами. Когда «Мазда» свернула в тихий безлюдный проулок, человек со шрамом представился:
— Будем знакомы, Филя. Меня зовут Мармелад,
Не удержавшись — настолько потешной показалась кличка угонщика, — Филимон с издевкой хохотнул:
— А почему не Эскимо или, например, Зефир? Я больше зефир люблю.
Главарь угонщиков, оценив юмор владельца красной «Мазды», осклабился в волчьей ухмылке, обнажив ряд белых ровных зубов.
— Это без разницы, приятель. Сейчас, главное, чтобы я тебя полюбил. А пока твоя наглая рожа мне не очень нравится, — положив руку на плечо пленнику, он обратился к чернявому. — Фейсал, мальчик обожает шутить. Повеселим нашего нового знакомого?
Чернявый, не говоря ни слова, ударил пленника в переносицу рукой с тяжелым кастетом. Запрокинув голову, Филимон откинулся на спинку сиденья. Из сломанного носа хлынула кровь. Он попытался зажать нос ладонью, но последовал новый удар — в подбородок.
Перехватив руки пленника, Мармелад сковал их наручниками.
— Тихо, мальчик! Это только ягодки. Цветочки впереди. Побереги силы. Толковище с тобой намечается очень серьезное…
Вывернутые плечевые суставы нестерпимо болели. Филимон старался не шевелиться. Иногда к нему подходил чернявый и бил с размаха в солнечное сплетение. Пленник извивался, словно червяк, насаженный на рыболовный крючок, и заходился в нечеловеческом крике. Кирпичные стены заброшенного асфальтового завода отражали крик пленника стократным эхом. Так продолжалось почти час, пока к допросу не приступил главарь банды.
Исчезнув на некоторое время, Мармелад вернулся в сопровождении девушки. Сначала Филимон не узнал дочь шефа фирмы. С трудом разомкнув веки, он всматривался в стройную фигуру, затянутую в черные джинсы и облегающую майку такого же цвета.
Показав глазами на пленника, Мармелад тихо спросил:
— Он?
— Он, — подтвердила Клементина, зажимая накрашенными губами тонкую сигарету с золотистым фильтром; после первой затяжки она добавила: — Этот щенок с папашкой шушукался. Он какого-то мудака к старику привел. Зажми ему яйца, Мармелад. Я уверена, ему есть, что рассказать…
Обняв девушку за талию, главарь банды развернул Клементину лицом к выходу. Чмокнув любовницу в щеку, ласково произнес:
— Ступай, голубка. Тебе незачем это видеть… Скоро все закончится. Обещаю…
Глядя на дочь Колесникова изумленными глазами, Филимон злобно дернулся. Он понял, что в грязной возне вокруг фирмы участвует эта стерва Клементина. Эта дрянь, похожая в своей черной одежде на паучью самку, помогающую плести сеть, в которую он и угодил.
— Я до тебя доберусь!.. — собравшись с силами, выкрикнул пленник.
Не останавливаясь и не оборачиваясь, Клементина небрежно бросила:
— Поторопись, а то поздно будет.
Когда девушка исчезла, проскользнув между створками ржавых ворот, за дело взялся главарь банды.
Подойдя к пленнику, он заложил руки за спину. Немигающий взгляд холодных глаз просвечивал Филимона, словно рентген. Главарь долго молчал. Это молчание пугало пленника сильнее, чем боль, сильнее, чем возможные пытки. Страх добивает человека быстрее, чем физические страдания. Однако Филимон все еще пытался сопротивляться.
— Что, придурок, в гестапо играешь? — с непозволительной для пленника дерзостью выпалил он.
Мармелад с любопытством посмотрел на подвешенного к крючку наглеца. Он не торопился приступить к обработке пленника, забавляясь с ним, как кот с полузадушенной мышью. Обойдя вокруг, Мармелад заглянул ему в лицо. В руках у главаря появились пассатижи с пластмассовыми ручками и блестящими металлическими губами. Щелкнув инструментом, он медленно, с расстановкой произнес:
— Гестапо, говоришь?.. Я не силен в истории, но мне кажется, ты ошибаешься. Фрицы были обычными костоломами. Работали педантично, но без фантазии. А вот на Востоке умеют развязывать языки. Знаешь, я всегда мечтал попутешествовать. Побывать, к примеру, где-нибудь в джунглях. Посмотреть затерянные города, повстречаться с племенами, у которых, кроме тряпок, прикрывающих задницу, из благ цивилизации больше ничего нет. Но у азиатов есть чему поучиться. Поверь мне.
Наблюдая, как бандит снимает у него с ног туфли, Филимон, кусал губы, чтобы не закричать; потом сипло выдохнул:
— Чего ты хочешь?
Снизу до него донесся зловещий голос бандита.
— Не спеши. Мы затронули интересную тему, — подняв голову, Мармелад заглянул пленнику в глаза и засмеялся. — Ты что, боишься? Думаешь, я стану рвать тебе ногти пассатижами или вот так ломать пальцы?..
Захватив пассатижами большой палец правой ноги пленника, Мармелад провернул инструмент по кругу. Хруст сломанных костей и рвущихся сухожилий перекрылся криком истязуемого. Филимон судорожно дергался, пытаясь поджать ноги под себя.
Палач участливо спросил:
— Очень больно?
Захлебываясь собственной слюной, Филимон прокричал:
— Тварь гребаная. Имел я тебя и твою мать!.. Прекрати, сучара… Что тебе надо от меня?..
Но пытка не прекращалась. Щелкая пассатижами, главарь банды калечил ноги пленнику. Он делал это медленно, наслаждаясь каждым воплем бедолаги. Неожиданно Мармелад отбросил инструмент в сторону. Звонко стукнул упавший на бетон металл. Теперь в руках у бандита оказался нож с широким лезвием. Такими ножами обычно пользуются аквалангисты, занимающиеся подводной охотой. Одна сторона лезвия была покрыта мелкими зазубринами и, по сути, являлась миниатюрной пилой.
Встав за спиной у пленника, Мармелад с садистским наслаждением в голосе протянул:
— Какие у тебя необузданные сексуальные фантазии! Мать мою поиметь хочешь?.. Забавно. Такой молодой — и такой развратный. Мне следовало бы к