Это всего лишь пример того, как можно плодотворно работать с zombie studies социологически, но в рамках теории. И обратим внимание еще раз на то, что приниматься за чтение, скажем, Баумана мы можем лишь после того, как выяснили, что имеем дело с особенной репрезентацией зомби – зомби-нацистами. Такой подход позволяет без особого труда выстраивать новую «теоретическую социологию зомби», вместо того чтобы сетовать, что прикладная социология все еще не обратилась к детальному изучению аудитории zombie movies и, громогласно сокрушая небеса, ожидать, пока нам предоставят материал с полей, с которым можно было бы иметь дело.
В заключение позвольте мне еще раз выступить пессимистом. Несмотря на то что я полемизирую с прикладным социологическим подходом Тодда К. Платтса и фантазирую на тему работы с зомби-культурой, я все еще считаю, что мы не готовы к изучению этой темы. Но моя робкая надежда заключается в том, что спустя несколько десятилетий, когда мир, возможно, вновь накроет волна зомби-культуры, молодые гуманитарии будут готовы к тому, чтобы посвятить себя этой крайне интересной и, возможно, на тот момент уже конвенциональной теме. А пока давайте просто подождем. И наше ожидание может скрасить сериал «Ходячие мертвецы».
Демократия неуместна: «Ходячие мертвецы» и политическая философия
«Больше никакой демократии», – высокопарно заявляет в конце второго сезона «Ходячих мертвецов» бывший полицейский, а теперь лидер выживальщиков в условиях зомби-постапокалипсиса Рик Граймс (Эндрю Линкольн) членам своей группы. Тем самым он дает понять, что на протяжении всего сезона зритель, оказывается, наблюдал, как протекает политический процесс в одной отдельно взятой общности во времена, когда то, что ранее называлось цивилизацией, прекратило свое существование. Более того, Рик подсказывает нам, что весь сюжет сериала следует воспринимать как политический проект.
Что, кстати, очень важно. Дело в том, что фильмы про зомби (zombie movies), как обсуждалось выше, часто прочитывают социально-политически, как некоторую метафору той или иной проблемы, как актуальные для современного общества страхи. Эта традиция берет начало еще со времен «Ночи живых мертвецов» Джорджа Ромеро. Однако, несмотря на то что «Ходячие мертвецы» – едва ли одно из немногих произведений в актуальной популярной культуре, где зомби изображены в классическом, ромеровском, варианте (в последние пятнадцать лет живые мертвецы бегают, а не ходят), на самом деле сериал с политической точки зрения прочитывается совсем не так, как другие фильмы или сериалы того же жанра. Что ж, если во втором сезоне Рик отказался от демократии, что он в итоге выбрал к девятому сезону?
Кажется, в момент выхода второго сезона шоу в Сети активно распространяли довольно популярный мем – графику, на которой было представлено процентное соотношение происходящего в каждом эпизоде «Ходячих мертвецов»: интересная затравка (минимум процентов), титры, много разговоров (максимум процентов), «ничего не происходит» (максимум процентов), появление зомби (минимум процентов). Таким образом, зрители высказывали свое мнение, что им в сериале хотелось бы увидеть больше действия, а не диалоговой драмы. Впрочем, в некоторых эпизодах действие все-таки было. С точки зрения развития сюжета этого было достаточно, с точки зрения ожиданий аудитории этого было мало. Поэтому после третьего сезона с выходом каждого следующего сезона аудитория сериала уменьшалась.
Однако с течением времени все остальные зрители, которые не бросили смотреть любимое шоу, либо осознали, либо просто привыкли к тому, что главное в сериале – это не ужасы и сцены, в которых выжившие дают отпор мертвецам, а что-то другое. Так, где-то уже в момент трансляции третьего сезона в жанровом соотношении сериала драма окончательно одержала верх над хоррором. Вместе с тем то, что подразумевается под драмой, в сериале на самом деле оказывалось совсем не драмой в обычном смысле слова. Иными словами, возможно, самое любопытное, что было и есть в «Ходячих мертвецах», – это политическая подоплека шоу. Конечно, имеется в виду не то, что в сериале есть актуальный политический подтекст (борьба двух главных в США партий, обсуждение нынешних социальных проблем, утверждение и критика американской идеологии или что-то вроде того), а мысленный социальный эксперимент. Эксперимент, смысл которого заключается в том, чтобы показать, как будет строиться социально-политическая жизнь людей в условиях зомби-постапокалипсиса.
Общий тренд продуктов популярной культуры, посвященных разным видениям постапокалипсиса, состоит в том, что после исчезновения знакомого мира люди должны как-то сосуществовать друг с другом или с новыми субъектами социального процесса. Например, выжившие вступают в конкуренцию за те или иные ресурсы («Книга Илая», франшиза «Безумный Макс»), или конфликтуют с мутантами и друг с другом (франшиза «Ад в Лягушачьем городе», «Танкистка»), или же противостоят теперь уже вполне разумным животным (перезапущенная франшиза «Планета обезьян») и т. д. Наконец, в некоторых постапокалиптических фильмах люди борются за выживание с вампирами или с зомби. Этому посвящены картины «Воины света», «Земля вампиров», «Земля мертвых», «Новая эра Z», сериал «Штамм» и т. д. Собственно, в этих продуктах предлагается конкретная футурологическая концепция социального быта в условиях засилья живых мертвецов или иных монстров, ставших новым активным субъектом.
В этом контексте становится понятно, что зомби в сериале «Ходячие мертвецы» – в целом только фон, некая условность эксперимента, в рамках которого различные политические общности должны создаваться, развиваться и исчезать, находить друг с другом общий язык или, напротив, вступать в жесткую конфронтацию. И то, что «Ходячие мертвецы» – целый сериал, а не фильм, ограниченный определенным хронометражем, позволяет детально описать дивный новый мир «живых мертвецов». Разумеется, словосочетание «политические общности» в данном случае весьма условно. Потому что в ситуации постапокалипсиса традиционные формы политики исчезают, и главное, что совершенно отсутствует в сериале, – это государство в том виде, в каком оно сложилось за последние пару сотен лет.
Описывая расцвет и крах Римского государства в своем труде «О граде Божьем» и осуждая политическую жизнь этого мира, Августин заметил, что «разбойничьи шайки» – это «государства в миниатюре», а сами государства – всего лишь «большие шайки разбойников». Хотя многие в «Ходячих мертвецах» как раз живут по этому правилу, мародерствуя и уничтожая иные общности, мало какую группу в сериале можно было бы назвать государством по той причине, что в нем по идее должен главенствовать закон (а не правила), должны быть территория, налоги и т. д. И все же уникальная политическая жизнь, построенная на принципах управления, исповедуемых лидером, есть в каждой группе, с которой встречается зритель. Вместе с тем государство, хотя оно было и остается одной из основных форм современной политической жизни, разумеется, не является единственно возможным субъектом политики. Можно сказать, что основные протагонисты шоу оказались в ситуации, которую такие политические философы, как Томас Гоббс или Джон Локк, назвали «естественным состоянием». Мир «Ходячих мертвецов» более всего походит на гоббсианское видение дополитической жизни: это война всех против всех, когда каждый имеет право на окружающие его ресурсы, но при этом никто не застрахован от риска насильственной смерти. И в этом отношении политика, наличествующая в сериале, могла бы быть описана через определение политического немецким правовым философом Карлом Шмиттом: это разделение на друзей и врагов.
Во вселенной «Ходячих мертвецов» осталось достаточно живых людей, чтобы они могли пробовать экспериментировать с политическими режимами. Спасаясь от насильственной смерти, люди создают группы, которые представляют собой политические общности, где есть свои лидеры, а также внутренние регламентированные отношения и установки на общение с внешним миром. При этом, конечно, многие из них настроены крайне агрессивно, то есть воспринимают чужие группы как врагов. Ясно одно: демократия в новом мире фактически невозможна, потому что она доказала свою неэффективность. Группам нужен лидер, который не просто поведет за собой людей, но возьмет на себя ношу тяжелых решений. Решений, которые по итогам не только могут быть неправильными, но и приведут к необратимым последствиям. При этом в определенном смысле мы можем назвать главного героя сериала, Рика, демократическим лидером, ведь он пробовал «управлять демократически». Но это создает разного рода проблемы. Дело в том, что Рик Граймс в принципе очень плохой лидер.
По идее, Рик Граймс, как главный протагонист сериала, должен быть максимально положительным героем. И, кажется, в целом именно такова была установка создателей шоу – показать, что он стремится к общему благу, старается учитывать мнение всех людей, пытается сделать так, чтобы ту или иную проблему не пришлось решать насильственным путем. Однако такой ли уж он положительный в действительности и насколько он эффективный управленец, чтобы вести за собой свою группу и требовать от нее лояльности? Проще всего ответить на последний вопрос. В седьмом сезоне из всех тех, кто первоначально шел за Риком, в живых остались очень немногие. Кроме Рика это его сын Карл (Чендлер Риггз), в итоге погибший в последующих сезонах, лучник и байкер Дэрил (Норман Ридус) и лишившаяся семьи Кэрол (Мелисса Сюзанн МакБрайд), чья дочь София стала зомби практически по вине Рика (он принял решение отвлечь от нее зомби и оставил ее в ненадежном месте). Всего четыре человека вместе с Риком, то есть три, если учесть, что Карл умер. При этом Кэрол в конце концов становится отшельником, не имея никакого желания присоединяться к той или иной социальной общности. Дэрил большую часть седьмого сезона проводит в плену, а Рик практически ничего не предпринимает, чтобы вызволить его. Карл же за все это время один раз был тяжело ранен, едва не лишившись жизни, а впоследствии остался без глаза, пока не умер. Не правда ли, колоссальные потери?