Растление юноши окончательно завершилось после, как участницей «криминального трио» стала проститутка Сара Кук. Она отвечала за сбыт украденных вещей, сдавая их еврейскому ростовщику Леви Читти: так через его руки прошли медные подсвечники, шелковые платки, серебряная посуда, табакерки, перчатки, часы, отрезы бархата и шелка и прочие атрибуты роскоши. Напарники взламывали дома, а также практиковали карманные кражи в местах общественного досуга, преимущественно, ярмарках, ставшими объектом самой суровой критики. «Эти сборища праздношатающихся бездельников, где шныряют карманники и распутные женщины, не что иное, как школа порока, развратившая больше молодых умов, чем сам Ньюгейт»[234]. В сентябре 1748 г. Джон Ланкастер, не проявивший ни малейших признаков раскаяния за свои нечестивые деяния, был повешен в Тайберне. «Ему были даны навыки честного ремесла, которое обеспечило бы ему и пропитание, и кров, но дурная компания заставила свернуть его на скользкую дорожку, и привела к чудовищной и позорной смерти»[235].
Криминальный прогресс героев «Календаря» позже был великолепно обрисован П. Колкхауном. Порочные привычки, как правило, начинаются с юности: «Едва малыш научится говорить, его растленная мать уже берет его с собой в пивную; а там бесчисленное множество опустившихся людей, которых воспитывали в той же манере. Самый скверный и грязный язык, сопровождаемый проклятиями и ругательствами, используется в этих гнездах праздности и морального разложения. Дети подражают родителям на протяжении периода взросления, и невольно являются постоянными свидетелями их неразумных деяний»[236]. Даже те, кто обладают сильным характером, впоследствии оказываются настолько развращенными, что не смогут руководствоваться ни принципами морали, ни религии, поскольку ничего о них не знают.
Однако, даже те, кто получил достойное воспитание, не были застрахованы от соблазна пороков. Подмастерья были особенно уязвимы: «Не успеет подмастерье за прошедший год работы продвинуться в овладении профессией, как считает своим долгом последовать примеру мастера и научиться курить. Это «достижение» является визитной карточкой завсегдатаев публичных домов»[237]. Конечно, он не может позволить захаживать в те места, что и его хозяин, что отбросит его на самое дно, где он познакомится с худшими его представителями. Вступив в пубертатный период, он начинает встречаться с распутными женщинами, воспламеняющими его страсти и вовлекающими в пучину греха. Затем он начинает красть у своего хозяина, попадает в компанию преступных элементов, и в конечном итоге, заканчивает жизнь в петле.
Фронтипис[238]
Дидактизм – существенный структурный элемент Ньюгейтского календаря, который даже рекомендовался в качестве детского чтения. Считалось действенным прививать принципы правильной жизни, приправляя скучную и серьезную мораль остросюжетными рассказами из реальной жизни. Редакторы одной из версии «Календаря» даже разместили в качестве фронтисписа гравюру с изображением респектабельной дамы, вручающей сей фолиант сыну на фоне «не-пасторального» пейзажа, где явственно угадываются очертания виселицы и болтающего на нем тела, а для усиления эффекта снабдили «лирическим» стихотворением:
Для материнского стремления
Чад оградить от преступления
И предназначен этот труд.
Здесь воровство, разбой и блуд
Несут заслуженную кару,
Внушая страх младым и старым[239].
Отдельной категорией преступлений, запечатлённых на страницах «Календаря», были преступления экономического характера. «Ориентированность экономики на создание и потребление материальных благ позволила сформировать у лиц, совершающих экономические преступления преимущественно материальную ценностную ориентацию.
Для данной категории преступников в системе ценностей стали превалировать корысть, забота о личном, обман, выживание любой ценой в условиях конкуренции, вера во всевластие денег, стремление к личному обогащению»[240]. Характерно, что количество биографий экономических преступников (они проходят под общим названием «forgery») в двух томах «Календаря» Э. Нэппа разительно различается: если в первом томе их семь, то втором, охватывающем 1740-80 гг., уже тридцать две. Безусловно, это связано с бурным развитием капиталистических отношений, «крутым и резким преобразованием всех общественных отношений под влиянием машин»[241].
Так биография Роберта Пауэлла открывается преамбулой, в которой утверждается, что он стал жертвой жестоких законов своей страны, из чего можно сделать вывод, что этот персонаж вызывает скорее сочувствие, нежели осуждение. Он родился в Северном Уэльсе, получил хорошее образование, благодаря усилиям «бедных, но честных» родителей, которые послали его в Лондон в надежде, что он там преуспеет. Получив место продавца, Роберт приложил максимум усилий, чтобы продвинуться по карьерной лестнице: «столь любезна и столь обходительна была его манера держать себя, что все, от хозяев до слуг были очарованы им»[242]. Скопив значительную сумму денег, Роберт выгодно женился на сестре Тэйлора Бэрроу, таможенного офицера и акционера Ост-Индийской компании. «Достигнув процветания в торговле, вопреки советам друзей, он приобрел большую ферму в нескольких милях от Лондона, управление которой заняло все его время, и неудивительно, что вскоре он оказался в крайне стеснённых обстоятельствах под угрозой»[243]. Угроза разорения стала причиной, толкнувшей его на подлог, в конечном счете, стоившей ему жизни. Он подделал подпись своего деверя на ордере на выдачу четырехсот фунтов, воспользовался услугами брокера, предъявившего его в офисе компании, и, получив вышеозначенную сумму, уехал в Уэльс. Естественно, об афере стало известно, было объявлено вознаграждение, но подозрений в отношении Пауэлла не возникло бы, если бы ему не пришлось вернуться в Лондон по делам. «Пути Провидения неисповедимы, и читающий эти строчки, будет поражен неизбежностью божественного правосудия!», – восклицает автор. Брокер, невольно задействованный в преступной схеме, случайно встретил Пауэлла, который был одет в ту же самую одежду, и узнал его. Он пригласил его в кофейню, где незадачливого афериста опознали еще несколько человек. Олдермен препроводил его в Ньюгейтскую тюрьму, и на следующей сессии в Олд-Бейли его признали виновным и приговорили к повешению, процедура которого состоялась второго января 1772 г.
В предисловии к «Календарю» 1780 г. высказывалась мысль о нецелесообразности применения высшей меры к лицам, совершившим экономические преступления: «Более действенным наказанием за мошенничество как преступление коммерческого характера должна быть не казнь, а принудительный труд на всю жизнь на борту плавучих тюрем[244]. Фальсификаторы редко встречаются среди отбросов общества, ведь подделка очень часто является последним ужасным средством, к которому прибегают разорившиеся ремесленники и торговцы. Эти люди подвластны чувству стыда, и бесчестие для них гораздо более страшное наказание, чем просто страх смерти»[245]. Поведение Пауэлла подтверждает эту точку зрения: короткий промежуток между вынесением приговора и приведением его в исполнение он использовал, чтобы заключить мир с Богом: «Его раскаяние было неподдельным, он искренне сожалел о своем проступке и готовился к посмертному воздаянию как добрый христианин»[246]. Очевидно, данный персонаж относится к категории «случайных преступников», которые совершают не тяжкое экономическое преступление впервые в результате случайного стечения обстоятельств или конкретной жизненной ситуации, противореча социально одобряемому прежнему поведению.
Макс Вебер был убежден, что «стремление к наживе, лишенное своего религиозно-этического содержания, принимает там, где оно достигает своей наивысшей свободы…. характер безудержной страсти, подчас близкой к спортивной»[247]. Это порождает новый тип экономического преступника – «злостного», для которого характерно «наличие стойких и значительных отклонений от социально одобряемого поведения, правовой нигилизм и четкая направленность на продолжение криминального образа жизни. Для психологического портрета личности такого преступника характерны тщеславие, установка на обогащение любой ценой, нечувствительность к риску, несоразмерные материальные амбиции, авантюрный склад ума, развитый интеллект, наличие атрибутов внешней респектабельности и добропорядочности, высокий социальный статус субъекта[248]. Так, таможенный офицер Уильям Адамс, казненный 18 мая 1757 г., подделывал подписи на сертификатах на элитные вина, извлекая из этого немалую выгоду, когда же фальсификация была обнаружена, упорно отрицал свою вину. Его биограф назидательно замечает, что из преступлений, связанных с подлогом, случай Адамса исключительный и непростительный, ибо «человек, злоупотребивший общественным доверием, не заслуживает ни капли жалости»[249]. Джеймс Гибсон, эсквайр, получил место клерка в конторе мистера Фрэнсиса, стряпчего из Линкольн-Иннз, который занимался самыми разными делами, преимущественно связанными с государственным казначейством. Он был женат и имел пять детей, но супружеским узам предпочел объятия некоей леди, до этого находившейся на содержании у знатного шотландского лорда и потому привыкшей жить на широкую ногу. Гибсон постоянно нуждался в деньгах и потому решился подделать подпись секретаря казначейства в документах о передаче поместья по наследству, за что получил взятку в размере девятисот фунтов. Поступок вполне соответствовал духу времени, когда коррупция проц