ветала во многих государственных учреждениях. «В Англии, да и в других странах процветало почти открытое культивирование коррупционных традиций в высших эшелонах власти… Министры получали взятки при заключении государством контрактов с частными лицами, а нередко и прямо запускали руку в государственное казначейство»[250]. Впрочем, наш герой даже не успел воспользоваться плодами своей «предприимчивости», спустив их на «экстравагантные излишества», так как подлог был очень быстро обнаружен, и ему пришлось провести в Ньюгейтской тюрьме более пятнадцати месяцев, прежде чем был вынесен вердикт «виновен». «После объявления приговора он погрузился в состояние глубокой меланхолии, приличествующее торжественности момента, и выражал сожаление по поводу своего неподобающего обращения с женой и детьми… Судьба этого человека – пример того, как блестящие способности ведут своего обладателя к гибели. Никто так не преуспел в своей профессии как Гибсон, и никто так не пострадал от их неправильного применения»[251]. Джеймс Гибсон был повешен в Тайберне 23 марта 1768 г.
В Предисловии к «Календарю» 1780 г.[252] утверждалось, что ужесточение наказания для женщин, несомненно, будет иметь весьма благоприятные последствия: «Это презренные создания, которым сотни молодых людей обязаны банкротством и разрушенными судьбами. Надеюсь, наше замечание не покажется вам безжалостным, но смею уверить, казнь десяти женщин будет более полезной, чем аналогичная мера в отношении ста мужчин; ибо живительная сила примера способствует сохранению не одной жизни»[253]. В каких преступлениях обвиняли женщин, за что они представали перед судом? Женская преступность наряду с чертами, общими для всей преступности, характеризуется определенной спецификой, что и позволяет рассматривать эту категорию преступлений как относительно самостоятельный структурный элемент преступности: «Интерес к феномену женской преступности вполне объясним с учетом особого места женщин в системе общественных отношений, важности выполняемых ими социальных ролей и функций, а также крайне неблагоприятных последствий их противоправного поведения»[254].
Структура женской преступности не повторяет мужскую, она специфична, прежде всего, в количественных показателях. В «Ньюгейстком календаре» налицо ярко выраженная диспропорция между женскими и мужскими биографиями в пользу последних:
Таблица 2. Структура женской преступности[255]
Это подтверждает общепризнанную закономерность, выражающуюся в априори меньшем удельном весе женщин в числе лиц, преступивших закон. Хотя, справедливости ради следует отметить, что в рассматриваемых нами источниках отразились сведения об официально зарегистрированных правонарушениях, и доля женских правонарушений, очевидно, на самом деле была выше[256].
Вопрос о роли женщины, как преступницы впервые привлек к себе особенное внимание в конце XIX в. криминалистов уголовно-антропологической школы, самым известным представителем которой был Чезаре Ломброзо. Ломброзо и его последователи полагали, что врожденные антропологические свойства в сочетании с ненаследственными – психопатологическими и социологическими факторами приводят к совершению конкретным индивидом преступления. «Случайность не порождает вора; она лишь пробуждает его… Случайность действует лишь совместно с внутренней склонностью человека, склонностью, являющейся плодом либо наследственности, либо воспитания, либо обеих причин вместе, но, во всяком случае, под прямым или косвенным влиянием общественной среды, в которой провели свою жизнь предки преступника или он сам»[257]. Соответственно, согласно теории итальянского криминолога, основным фактором детерминирующим женское криминальное поведение, хотя и обладающее определенной спецификой по сравнению с мужским, является биологическая склонность к совершению преступления: «Зародыши нравственного помешательства и преступления нормально встречаются в первые годы жизни человека подобно тому, как в зародыше постоянно существуют известные образования, которые в юношеском возрасте представляются уродствами»[258].
Социологическая школа в криминологии в лице целого ряда своих представителей (Э. Ферри, А. Лист, И.Я. Фойницкий), выдвинула значение социальных причин при объяснении как размеров, так и характера женской преступности. Значительное ослабление социального контроля за поведением женщин в описываемый период и рост их криминальной активности естественны, и объясняются совокупностью таких факторов как нарастающие темпы урбанизации, массовая иммиграция населения, бытовая неустроенность, ломка устоявшихся традиций различных социальных слоев и групп. Одна из тенденций эпохи промышленной революции заключалась в том, что «большую часть мигрантов составляли женщины… для большинства мигранток переезд в город означал, прежде всего, возможность найти работу. В английском прединдустриальном обществе, если женщина “не могла позволить себе остаться в собственном доме, она должна была наняться в чей-то дом”, что в деревенской местности было достаточно сложно, зато в городах горничные, камеристки, кухарки, няньки, просто служанки требовались во множестве»[259]. Ломброзо полагал проституцию квинтэссенцией нравственного помешательства и приводил мнение оставшегося анонимным статистика, что проституция для женщины – то же, что для мужчины преступление: «Если включить в число преступлений и проституцию, то преступность обоих полов будет уравновешена и численный перевес окажется даже на стороне женщин»[260]. «Не мешает здесь, кстати, заметить, что проституция вообще была тесно связана с преступлением. Большинство вольнопромышлявших девиц занимались вместе с тем воровством»[261]. По этой причине проститутки, чья профессиональная деятельность не была уголовно наказуемым деянием, параллельно становились «героинями» Библии английского преступного мира[262].
Живой иллюстрацией классической карьеры лондонской проститутки служит впечатляющая своей детальностью биография некой Мэри Адамс[263]. Юная красавица из Беркшира была совращена сыном бакалейщика, в чьей лавке она служила, после чего перебралась в Лондон, где устроилась в магазин тканей и завела с его владельцем любовную интригу, следствием чего явилась беременность. После смерти ребенка ничуть не огорченный, а скорее обрадованный печальным событием отец прекратил выплачивать содержание, что очень не понравилось Мэри. Она пригрозила рассказать правду жене, и после того, как незадачливый торговец выплатил ей десять гиней, все же живописала обманутой супруге все подробности адюльтера. «Очень важный момент для понимания проституции начало половой жизни, обстоятельства, при которых она началась. Эти девушки слишком рано начинали половую жизнь и, что существенно отметить, со случайными, подчас малознакомыми людьми…. Они начинают легко вступать в половые контакты без страсти и без чувств. Если девушка нуждается, а ее состоятельный партнер дарит ей деньги, она понемногу приходит к осознанию того, что собственное тело может принести немалый доход»[264]. Современный отечественный криминолог Ю.М. Антонян также говорит о феномене десоматизации, что означает восприятие своего тела на бессознательном психологическом уровне как постороннего объекта «чуждого, изолированного от них, в качестве некоей данности, которой можно манипулировать, распоряжаться по собственному усмотрению для решения различных жизненных задач»[265].
После короткого и неудачного замужества Мэри осталась без средств к существованию, в связи с чем как нельзя кстати оказалось знакомство с сводней, промышлявшей на Друри Лэйн. «Но, раз попав в сферу проституции, женщина вынуждена оставаться в ней зачастую против своей воли. Поначалу необходимые ей средства дает сутенер или содержательница публичного дома, которые таким образом присваивают себе все права на нее, забирают себе большую часть ее заработка, и освободиться от них ей очень трудно»[266]. Как назидательно повествует «биограф» Мэри, она «получала немалую выгоду от продажи своих прелестей, ведя жизнь обычной проститутки, но ее счастье было короткой прелюдией к бесконечной череде страданий»[267].
Не поделив сумму с той, которая еще недавно была ее благодетельницей, Мэри оказалась «вышвырнута из публичного дома с синяком под глазом», и перешла в разряд уличных проституток, добавив к своему нечестивым деяниям еще и грех воровства. Поначалу ей сопутствовала удача, и ей удавалось неоднократно уходить от наказания, но очередная ее преступная авантюра оказалась роковой. Соблазнив некоего джентльмена, в соответствии с классической схемой, она украла у него банковский билет, пока
тот спал после любовных утех. Когда же она явилась в банк, чтобы обналичить его, предупрежденные служащие задержали ее и констебль препроводил ее в Ньюгейт. На слушании в Олд-Бейли от 16 июля 1702 г. Мэри приговорили к повешению, что мало ее огорчило, так как до исполнения приговора она, не выказывая ни малейших признаков раскаяния, продолжала вести привычный образ жизни. Она обладала достаточными средствами, чтобы позволить комфортабельные условия в отдельной камере, где ее навещали друзья, с которыми она «предавалась экстравагантным излишествам». К их числу, безусловно, относится покупка роскошного траурного наряда, в котором ее похоронили как «порядочную женщину».