Преступление и наказание в английской общественной мысли XVIII века: очерки интеллектуальной истории — страница 32 из 88

[467]. Такая выразительная и емкая преамбула в сжатом виде передает квинтэссенцию фактов, излагаемых непосредственно в биографическом очерке.

Итак, Джонатан Уайлд родился в 1683 г. в городе Вулверхэмптон графства Стаффордшир в семье кровельщика и торговки фруктами и травами, в высшей степени порядных людей. Их три дочери сделали достойные партии, а братья Джонатана «познакомились с тюрьмой при разных обстоятельствах». Джон, мелкий судейский чиновник, принимал участие в массовом нападении на молитвенный дом, был приговорен к публичной порке и через четыре года скончался. Эндрю, занимавшийся изготовлением пряжек, переехал в Лондон, где угодил за долги в тюрьму Поултри Комптер. Впрочем, оговаривается Дефо, не стоит отвлекаться от предмета, и переходит к истории Джонатана. Он был обучен грамоте, был подмастерьем в Бирмингеме, затем поступил в услужение к советнику мистеру Даниэлу и переехал с ним в Лондон 1704 г. «Не знаем, как он исполнял свои обязанности, и проявились ли уже тогда его дурные склонности, но его уволили, после чего он вернулся в Вулверхэмптон, где некоторое время честно трудился, но быстро утомился и уехал в Лондон»[468].

В Лондоне Уайлд занимался производством и торговлей скобяными изделиями, но его единственная попытка заняться легальным бизнесом закончилась тем, что он оказался в долговой тюрьме Вудстрит Комптер. Как назидательно отмечает Дефо, он уже тогда не отличался умеренностью, и потребности его превышали уровень дохода. Так как у Уайлда на тот момент не было ни денег, ни связей, он попал на общую сторону (Common side), блок для содержания низшего класса заключённых. В то время степень свободы и уровень комфорта обитателей долговой тюрьмы зависела от степени коммерциализации учреждения и уровня материального достатка для оплаты пакета «социальных услуг», предоставляемых тюремным персоналом. Система отношений между заключенными и администрацией оттачивалась не одно столетие, причем первые, несмотря на численное превосходство и относительную свободу в условиях абсолютного произвола крайне редко прибегали к силовым методам решения проблем. Заключенные были скорее клиентами тюремных чиновников, подчиняясь им на основе договоренности. Эта среда оказалась идеальной для проявления коммуникативных и социальных навыков Уайлда, который быстро расположил к себе администрацию «получил немало милостей со стороны хранителей тюрьмы, а среди них “свободу ворот”, как они это называют»[469].

На Уайлда возложили обязанности следить, чтобы в окрестностях тюрьмы не было ночных инцидентов, а «вскоре обличили таким доверием, что он сопровождал охрану и мирового судью в погоне за зачинщиками и даже получал за это вознаграждение в один пенни»[470]. Показательно, что четырьмя годами позже Дефо подвергнет суровой критике существующую систему охраны правопорядка на лондонских улицах. По его мнению, «дряхлые немощные создания, стоящие одной ногой в могиле, в которую они могут упасть от дуновения ветерка, годны не для службы в ночной страже, а скорее для пребывания в богадельне. Ночной стражник вообще был крайне противоречивым, персонажем лондонской жизни, его деятельность осуществлялась на добровольной и неоплачиваемой основе, укорененной в вере в моральный долг каждого гражданина вносить вклад в общее благо. Во время выхода трактата Дефо среди рядовых стражников, так и среди приходских констеблей распространилась практика найма за вознаграждение замены, впоследствии зафиксированная в законодательстве. По его мнению, оставлять столицу на попечение подобных «жалких созданий» равносильно тому, чтобы отдать ее на растерзание преступному сброду. К тому же он выказывает предположение о потенциальной связи стражников с преступниками, подобные примеры подтверждают материалы заседаний Олд-Бейли, где стражники фигурировали в качестве обвиняемых в получении взятки[471].

На начальной ступени карьерного старта Уйалд приобщился к двум дьявольским искушениям – деньгам и власти, а вскоре к ним присоединилось и третье – в лице проститутки Мэри Миллинер, которая помимо плотских радостей, открыла ему «множество новых способов получения денег». «Рот ее мягче масла, но язык горче полыни и остер как обоюдоострая секира, а ее легкие шаги ведут прямиком в ад», – так гласила процитированная в Ньюгейтском календаре пословица о жрицах Венеры[472]. Как и в случае Шеппарда, роковую роль в вовлечении Уайлда в криминальную деятельность сыграла представительница древнейшей профессии, несмотря на то, что у Джонатана осталась в Вулверхэмптоне жена и сын, а у Мэри наличествовал супруг. Подозревал ли скромный лодочник о бурной личной жизни Мэри, которая открыто сожительствовала с другим мужчиной, неизвестно, но она входит в список шести жен Уайлда под номером два. Дефо вообще интересует сюжет о многоженстве Уайлда, и читатель неожиданно обнаруживает, что некоторые из них были респектабельными дамами, и, очевидно, были преданы ему. Так, его третья супруга Элизабет Мэн, «превосходная жена», была в высшей степени добропорядочной католичкой, которая, по утверждению автора, так пленила его своей набожностью и благочестием, что он завещал похоронить себя рядом с ней. Но безутешным вдовцом он оставался недолго, женившись на Саре Парин, а затем на Джудит Нан, которая родила ему дочь. Дефо подробно останавливается на последнем шестом союзе Уайлда с Мэри Дин, в девичестве Браун. Жутковатую пикантность этой истории придает тот факт, что на момент заключения брака две бывшие жены счастливого «новобрачного» находились в добром здравии, а вот Мэри была вдовой, причем ее супруг, известный в криминальных кругах взломщик по прозвищу «Череп» был отправлен на виселицу в 1716 или 1717 г., как уверяли злые языки, не без содействия Джонатана. Впрочем, оговаривается Дефо, «я не полагаюсь на досужие сплетни, не подкрепленные солидным свидетельством»[473]. Примечательно, что Мэри дважды пыталась покончить жизнь самоубийством, когда Уайлд был приговорен к смертной казни.

Итак, Мэри Миллинер ввела Джонатана в преступный мир и, вскоре он познал тонкости его устройства и специфику функционирования. Дела его пошли так хорошо, что он без сожалений расстался со своей «благодетельницей». Большая часть первой половины «Повествования» посвящена тщательному анализу блестящих методов Уальда по возвращению украденной собственности и контролю банд по всему Лондону. «После того как в правление Вильгельма III был принят Акт о запрете скупки краденого, риски скупщиков многократно возросли, и потому они стали брать высокий процент, в том время как бедным ворам приходилось довольствоваться ничтожной долей… Воровское ремесло начало было угасать, но Уайлд изыскал возможность вдохнуть в него новую жизнь»[474]. Изначально с помощью Миллинер он узнавал, какой именно дом ограблен, распоряжался отправить добычу в заранее оговоренное место, а затем выступал в роли «честного маклера», предлагал пострадавшим свое посредничество. «На Уайлда и Миллинер изливалась восторженная благодарность, и они принимали ее, сетуя, что они не смогли выявить грабителей и сдать их в руки правосудия для заслуженного наказания»[475]. Стремительным карьерным взлетом Уайлд был обязан тесному сотрудничеству с Чарльзом Хитченом, занимавшим должность младшего городского маршала с 1712 г.[476]

Дефо с тонкой иронией обыгрывает тему «ловкости» и «честности» Уайлда. Практикуя шантаж, вымогательство, запугивание, он, тем не менее, всегда оставался в рамках буквы закона: «К славе Джонатана должно признать, что, когда он лавировал среди скал и отмелей, он был смелым кормчим; он рисковал и всегда выходил сухим из воды; как не удавалось ни одному человеку до него…»[477].


Джанатан Уайлд в конторе[478]


Как и в случае с Шеппардом, Дефо исследует психологический и эмоциональный фон преступной карьеры Уайлда. Базовыми в структуре его характера были такие качества как исключительная скрупулезность и звериная жестокость. Остановимся подробней на каждом из них. «В отличие от Шеппарда, Уайлд был провинциальным мальчиком из Вулверхэмптона, амбициозным, контролирующим и одержимо дотошным в своих привычках. Он содержал офис, как деловой человек, вел бухгалтерские книги с максимальной точностью и регулярностью. Он всегда был властным и манипулирующим»[479]. «Он был мастером, достигшим в своем ремесле невиданных высот. И бедняки, и богачи равно устремлялись к нему. Если терялась какая-то вещь по недосмотру, беспечности владельца или вине вора, мы шли к мистеру Уайлду. Насколько была ослеплена и одурачена нация, наделив его доверием, которым он столь бесстыдно злоупотреблял?», – восклицает Дефо[480]. Если гений Шеппарда был в том, чтобы демонтировать механизмы и убегать из замкнутого пространства; то таланты Уайлда лежали в сфере административного менеджмента. Дефо интересуют, прежде всего, способы, с помощью которых Уайлд виртуозно уходил из-под действия Акта о скупке краденого и воздействовал как на преступников, так и добропорядочную публику. За долгие годы схема была отработана безупречно: его контора неподалеку от Олд-Бейли была открыта для всех, за первоначальный визит следовало уплатить первоначальный взнос в размере одной кроны, после чего Джонатан непринужденно задавал вопросы о месте жительства, обстоятельствах, при которых была потеряна вещь.