Во второй визит клиента уведомляли, что условия изменились и за пропавшую вещь просят больше оговоренной суммы, а Джонатан уверял, что приложит максимум усилий, чтобы сделать вора более сговорчивым. «Едва ли он мог осуществлять свои чудовищные деяния, не взаимодействуя напрямую с преступным миром, хотя сам он отрицал это, утверждая, что знакомство его было опосредованным, а получаемое вознаграждение сравнивал с гонораром стряпчего»[481]. Формально все так и выглядело. Улаживая дело, Джонатан обставлял все так, чтобы складывалась иллюзия его личной материальной незаинтересованности и отсутствия личного контакта с похитителем. Он посылал своего помощника к вору с сообщением, что «если он ему друг, то принесет украденное в определенное место и получит вознаграждение в десять гиней, а если нет, то будет сурово наказан»[482]. Вор не видел Джонатана, потерпевший сам привозил и передавал деньги, причем вор впоследствии отчислял Уайлду более пятидесяти процентов от суммы, а благодарность за помощь в обретении утраченного неизменно облекалась в материальную форму, и что немаловажно, это происходило по желанию и доброй воле клиента, а не по прейскуранту. Позже из допросов станет ясно, что фантастическая осведомленность Джонатана объяснялась довольно прозаично: он сам и организовывал эти ограбления и контролировал лондонское «воровское братство», распределяя преступные элементы по кварталам, что давало ему возможность безошибочной идентификации пропажи и похитителя.
В течение нескольких лет Уайлд создавал себе репутацию исключительно честного человека, стоящего на страже закона, и, преуспел в этом, впрочем, как в искусстве манипуляций. Дефо упоминает, что он сам когда-то вынужден был прибегнуть к услугам Уайлда, когда у него украли шпагу с серебряной рукоятью на Стэрбриджской ярмарке. Насколько это соответствует истине, остаётся вопросом, так как, на наш взгляд, Дефо мог включить описание визита для придания достоверности своему изложению и создания эффекта сопричастности с читателями, многие из которых обращались к Уайлду за помощью в сходной ситуации. «Я помню, как я стоял в приемной мистера Джонатана с кроной в руке, и когда в тетради была сделана соответствующая запись об уплате взноса, меня спросили, где именно была утрачена вещь. Затем он с улыбкой повернулся к тому, кто по моему предположению являлся одним из его орудий (instruments), и спросил, кто мог украсть шпагу?… Тот ответил, что вчера видел на улице Линкса. Тогда предупреди этого пса, – многозначительно промолвил он и, помолчав, обратился ко мне и промолвил, что пропажа найдется, и чтобы я приходил в следующий понедельник». Впрочем, вещь так и не вернулась к владельцу, так как молодой негодяй, судя по всему, успел сбыть ее с рук прежде, чем его нашли. А то, что его нашли, не вызывало ни тени сомнения, так как и более «именитые» лондонские карманники вынуждены были подчиняться Уайлду и следовать установленным им правилам игры. Могущество Уайлда иллюстрируется замечательной последовательностью диалога, в котором Уайлд в своем кабинете мягко обманывает респектабельную клиентку, обратившуюся к нему, чтобы вернуть украденные золотые часы с бриллиантами. Галантная вежливость Джонатана по отношению к даме контрастирует с его ужасающей тайной властью над воровкой, которая была не кем иным как легендарной Молль Кинг. «Здесь мир беллетристики и ньюгейтская биография как бы соприкасаются друг с другом, что фактически равнозначно тому, как если бы Дефо поставил свой автограф под этим произведением. Интересно, что этот диалог был основан на встрече одной дочерей Дефо с Уайлдом»[483].
Предложив чашку чая и выяснив, что часы были украдены во время службы в церкви св. Анны в Вестминстере, Уайлд вызвал помощника и поинтересовался, где была Молль Кинг в прошлое воскресенье. Убедившись, что его предположения верны, он обещал леди, что вернет пропажу за меньшую сумму, и что сумеет изыскать меры воздействия к этой «ловкой шлюхе»:
– Ах, сэр, – воскликнула леди, преисполненная сострадания, – я предпочту потерять часы, чем увидеть несчастную вздёрнутой на виселице.
– Почему же, мадам? – спросил мистер Уайлд. – Мы можем разговаривать с ней только посредством угроз. Мы не должны торговаться с нею, так как это содействие преступлению. Если я уговорю ее вернуть часы и принести Вам извинения, это удовлетворит Вас?
– Нет, сэр, если она пришлет их мне, я обойдусь без извинений.
– Тогда, Мадам, когда Вам их принесут, передайте двадцать гиней посыльному, если это не затруднит Вас.
– Как скажете, мистер Уайлд, – ответствовала леди.
Далее диалог преобразуется в сцену из пьесы, где реплики действующих лиц сопровождаются авторскими ремарками, характеризующими их действия и манеры.
У.(Уайлд). Вы окажете мне честь, посетив меня еще раз?
Л. (Леди). Могу ли я прислать кого-нибудь?
У. Нет, мадам, в таком деле не любят свидетелей.
Л. Да, Вы правы. Я приду сама. В какой день?
У. В четверг, мадам.
Л. Что я могу сделать, чтобы отблагодарить Вас за хлопоты?
У. Мадам, у нас будет достаточно времени, чтобы обсудить это, когда я буду уверен, что я могу оказать Вам услугу. Эти создания крайне распущены, и потому непредсказуемы.
Л. Мистер Уайлд, я приду подготовленной, чтобы выразить Вам свою признательность.
У. Мадам, я Ваш покорный слуга. (Провожает ее до коляски).
В четверг Джонатан, облаченный в халат, встречает леди и с любезной улыбкой сообщает, что его предположение относительно личности воровки подтвердилось, и что она успела заложить часы, чему он очень рад.
Л. Почему, мистер Уайлд?
У. Потому что, мадам, если бы они оставались в ее руках все это время, она могла бы сломать их.
Л. Да, Вы правы. Ради Бога, скажите, сколько она выручила за них?
У. Немного, мадам. Семь гиней.
Л. Что я должна сделать, мистер Уайлд?
У. Мадам, если Вам принесут их в полной сохранности, Вы сделаете мне одолжение, и не будете задавать вопросов и пытаться остановить человека, который доставит их?
Л. Я даю Вам слово.
У. Человек, который принесет их Вам, всего лишь невинный юнец.
Л. Я не причиню ему ни малейшего вреда.
У. Тогда, мадам, Вы можете получить новости об этот уже сегодня ночью.
Л. Какую сумму я должна передать ему?
У. Я пока не знаю, мадам, но я буду стараться сбить цену, насколько это возможно. Не больше двадцати гиней.
Л. Прекрасно. Тогда я отдам эти деньги Вам (достает кошелек).
У. Ни фартинга, мадам, пока Вы не получите обратно свои часы.
Л. Я полагаюсь на Ваше слово, мистер Уайлд (вновь предлагает ему деньги).
У. Ни в коем случае, мадам, пока я не услужу Вам.
Л. Хорошо, мистер Уайлд, если это необходимо, я приду еще раз.
У. В этом нет необходимости. Не могла бы Ваша светлость подождать полчаса?
Л. С радостью.
Через полчаса Джонатан быстро входит в комнату и предлагает леди сесть в экипаж и проследовать на…. стрит, потому что посыльный передаст часы лично ей из рук в руки. Он со шляпой в руке ждет ее в условленном месте, и после того, как она останавливается и приветливо обращается к нему, он молча кладет ей в руку часы и записку, на которой выведено «18 гиней». Она с готовностью отдает ему деньги, и добавляет еще одну гинею в качестве чаевых.
И, наконец, финальным аккордом этого блестящего спектакля, где Уайлд выступил в качестве режиссера и заодно исполнил главную роль, становится очередной визит дамы спустя два дня. Она преподносит ему сумму в пятнадцать гиней, которую он принимает после долгих уговоров и церемоний, всячески принижая свои заслуги и настойчиво подчеркивая, что он действовал исключительно из интересов Ее светлости.
Мы привели этот диалог в полном виде не случайно, так как, на наш взгляд, в этой непринужденной беседе подобно тому, как в контрапункте разноплановые мелодические линии приводятся к гармонической вертикали, гениальным пером Дефо сведены в единое целое все структурные элементы преступной деятельности Уайлда. Сам Дефо называл его «зарисовкой его так называемой практики». «Мошенник и одураченная им жертва рассыпаются в любезностях друг перед другом; мистер Уайльд так щепетилен, так умерен в своих требованиях, так дорожит респектабельностью своей фирмы, а между тем часы, о возвращении которых хлопочет знатная дама, украдены питомцами Уайльда, и вся его «контора» не что иное, как воровской притон»[484]. Источниками финансовых потоков Уйалда были доходы от «посреднической» деятельности, описанной выше, и вознаграждение, которое он получал за сдачу преступников государству, которое таким образом подтверждало свой статус гаранта прав и свобод граждан. Дефо высказывает опасение, что «ньюгейтские богословы могут назвать этот честным способом получения денег», тем более с формальной точки зрения все так и выглядело. «Он действовал с быстротой и сноровкой, благодаря чему получил признание и репутацию человека, стоящего на страже общественного спокойствия и способствующего отправлению правосудия»[485]. Но Уайлд был не просто вдохновителем и организатором львиной доли преступлений, совершавшихся в Лондоне, он поддерживал процесс криминальной инициации в режиме непрерывного движения, постоянно подпитывая его свежими «кадрами». Сначала он вовлекал людей в преступную деятельность, а затем избавлялся от них, получая награду. Если кто-то не принимал его условия, бунтовал, произносил дерзкие речи, то судьба этого смельчака была предрешена.
Уайлд знал все притоны, и у него было достаточно рычагов влияния среди обитателей лондонского дна, и, что немаловажно, в кругах Олд-Бейли. Он мог заставить главарей банд выдать непокорного властям, скорректировать свидетельские показания для стопроцентно летального исхода судебного процесса. «Периодически он отправлял своих «клиентов» на виселицу, не забывая упомянуть свой вклад в поимку преступника и избавление общества от опасных элементов… Сколько несчастных он умертвил подобным образом, не могу сказать, но учитывая длительный период, в течение которого он практиковал свое ремесло, могу предположить, что число их было весьма внушительным»