Филдинг затрагивает проблему такого распространенного правонарушения как мошенничество, предупреждая леди и джентльменов, чтобы они были предельно осторожны и не доверяли человеку только на «основании кружевного воротника». Люди низкого происхождения и обладатели скромного состояния должны уметь вовремя остановиться и вернуться к тому образу жизни, для которого они созданы, в противном случае последствия будут печальны как для них лично, так и для общества в целом: «Страшная опасность грозит тем, кто облачен в платье джентльмена, но лишен чести и моральных основ. Как легко перейти от обмана к силе, а от азартного игрока к грабителю»[695]. Нравственная деградация под воздействием порочных привычек, по мысли Филдинга, будет носить стремительный и неотвратимый характер. Путь от добропорядочного человека к законченному негодяю куда короче, чем принято считать. Не случайно, Филдинг называл азартные игры школой порока, субстратом для взращивания будущих разбойников.
Еще одним фактором, стимулирующим преступность, Филдинг признает катастрофическое положение английских бедняков. Автор недоумевает, как в стране, где о бедняках заботятся больше, чем где-либо, их число растет, несмотря на внушительные налоговые отчисления и частные пожертвования: «Облегчать участь несчастных и обездоленных – долг каждого человека, который может осуществлять это похвальное стремление в рамках благотворительности, государственное призрение должно осуществляться в эффективной и дешевой манере. Филдинг апеллирует к признанным авторитетам в данной сфере – М. Гэйлу и Дж. Чайлду[696], и в принципе его рассуждения о неэффективном исполнении елизаветинском Закона о бедных (1601)[697], злоупотреблениях церковных старост, нерациональном расходовании средств не отличаются оригинальностью. Он делит бедняков на три категории. В первую входят лица, неспособные к труду из-за дефектов, врожденных или приобретенных, коих «такое ничтожное количество, что их вместили бы стены двух лондонских госпиталей. Я видел сам, и мой добрый друг мистер Уэлч, констебль Холборна, не раз рассказывал мне об хромых, фехтующих своими костылями, и слепых, при появлении пристава убегающих резвее собак-поводырей»[698]. Но хотя забота о нетрудоспособных инвалидах – «долг по отношению к Господу Нашему», число их так невелико, что эта забота не должна выходить за рамки частной благотворительности, и делать ее обязательной по закону не имеет смысла. Вторая немногочисленная категория состоит, из «трудолюбивых и усердных бедняков», трудоустройство которых входит в число приоритетных задач для английского парламента. «Я сам готов предложить план, как только замаячит тень надежды, что мои усилия будут ненапрасными»[699]. И наконец, третья, самая обширная категория трудоспособных, но не желающих работать, точнее, как следует из дальнейшей аргументации Филдинга, не желающих работать на предлагаемых условиях.
В описываемый период немногие разделяли точку зрения, что высокий уровень заработной платы является свидетельством богатства страны[700], и Филдинг не входил в их число. Он заочно полемизирует с Дж. Чайлдом[701], отстаивая оптимальность низкой заработной платы, оправданной соображениями разного характера. Во-первых, низкая оплата труда гарантировала уменьшение себестоимости производимой продукции, а, следовательно, более высокую прибыль при ее продаже, а, во-вторых, обеспечивала большую занятость и, следовательно, являлась одним из способов борьбы с безработицей и пауперизмом. «Создать закон, регулирующий заработную плату, не только разумно, но и милосердно, так уменьшив расценки на труд бедняков, мы обеспечим работой всех, кто способен работать… Не абсурдно ли то, что подмастерья и батраки запрашивают непомерные суммы за свои услуги, и не получая их предпочитают праздность, нищенство и воровство?»[702] Малоэффективны и исправительные дома – брай-дуэллы, которые на этапе создания, как любые новые учреждения, отвечали поставленной цели, – приобщение к труду – что дало основания Э. Коку заявить, что «скоро в Англии не останется ни одного праздно шатающегося бедняка»[703]. Но, продолжает Филдинг, этот великий человек был куда более лучшим юристом, чем пророком. Брайдуэллы не просто не оправдали надежд, но и стали «школами порока, семинариями праздностями, рассадниками болезней и всяческой мерзости»[704]. Смотритель брайдуэлла Мидлсекса в частной беседе признался Филдингу, что у него недостаточно работы для «постояльцев гостеприимного заведения», и он опасается давать им острые металлические предметы, которые могут быть использованы в качестве оружия. «Что хорошего может выйти из сборища ленивых негодяев, которых нельзя ни занять работой, ни исправить? – негодует автор. – Правда, которую я извлек из общения с подобными субъектами, состоит в том, что самые дерзкие и отпетые из них как раз те, которые познакомились с дисциплиной брайдуэлла. Сначала это место вызывает ужас и трепет, которые потом превращаются в насмешливое равнодушие. Исправить ситуацию сложнее, чем вычистить Авгиевы конюшни, но это необходимо сделать, так как это не только убережет многих от виселицы, но и увеличит национальный доход на сотни тысяч фунтов»[705].
Сам же Филдинг предлагает внести изменения в Акт о бродягах (1744)[706], по которому мировые судьи два раза в год инспектировали работные дома, а затем докладывали об их состоянии на четвертных сессиях. Опытный юрист Филдинг знал, что на сессиях рассматриваются самые разнообразные дела, и потому было бы эффективнее усилить надзор над деятельностью этих учреждений. Пусть мировые судьи собираются бы раз в месяц недалеко от брайдуэлла, выслушивают отчет смотрителя, проверяют документацию и бухгалтерию, а дальше принимают соответствующие решения»[707]. Естественно, это будет паллиативная мера, которая как минимум гарантирует соблюдение действующего законодательства, пока не найдется «человек недюжинного ума», который вырвет бедняков из состояния преступного безделья, предвестника будущих преступлений.
Бедняков сложно заставить работать еще и потому, продолжает Филдинг, что они стали получили большую свободу перемещения. Филдинг ностальгически вспоминает эпоху короля Альфреда, когда действовала система франк-пледжей': «Кажется, во многих частях Англии отдельные франк-пледжи образовали великую систему, называемую собирательный (collective) франк-пледж, в которой все население составляло как бы установление для предупреждения и обнаружения преступлений»[708][709].
Царствование Альфреда представало своего рода культурно-исторической мифологемой, олицетворением справедливости и торжества правосудия, которое противопоставлялось последующим эпохам. При этом, чем дальше распадалась эта «идеальная» модель, тем разительнее был контраст и больше культивировался этот миф в исторической памяти. «Во времена Альфреда, как сообщает, Уильям Мальсберийский, король приказал повесить на перекрестках золотые браслеты, как доказательства безупречной честности подданных… Э. Кок писал, что в те благословенные времена царил порядок, а человек с набитой монетами сумой мог спокойно проехать с одного конца королевства на другой без риска быть ограбленным или убитым».[710]Беспорядочное блуждание бедняков из прихода в приход, по мысли Филдинга, являлось криминогенным фактором, хотя бы по той причине, что практиковать преступное ремесло и избегать ответственности легче там, где тебя не знают.
Само по себе бродяжничество не является уголовно наказуемым деянием, рассуждает Филдинг, но люди без определенного места жительства, существуют в страшной нищете, толкающей их на путь преступления. «В одном приходе я видел два крошечных дома, напичканных кроватями от пола до чердака, в которых ютились более семидесяти постояльцев, в том числе молодая красивая ирландка, проводившая брачную ночь на кровати, где расположились еще несколько человек. Их жалкая наличность не превышала и шиллинга на всех… Кто эти люди? Заслуживают ли они жалости или отвращения? Целой семье приходится довольствоваться буханкой хлеба в неделю. Если кто-то из них заболевает, его безжалостно выгоняют на улицу, где несчастный умирает от холода и голода»[711]. Нарисовав душераздирающую картину, «взятую прямо из жизни», Филдинг бесстрастно заключает, что если нельзя ничего сделать для улучшения условий, то «хотя бы пусть бедняки воруют и просят милостыню в своих приходах, потому что так легче их поймать и подвергнуть наказанию»[712].
Еще одна надежда, воодушевляющая преступников связана с возможностью ускользнуть от правосудия. «Доколе в нашем королевстве будут править бал преступники? – возмущается Филдинг. – Они объединяются в многочисленные банды, открыто насмехаясь над законами. Дело доходит до того, что офицер, имея на руках ордер на задержание, не смеет предъявить его, так как на крик негодяя моментально сбегутся двадцать или тридцать молодчиков, вооруженных до зубов и готовых прийти на выручку своему подельнику»