Филдинг предлагает полностью возложить судебные расходы на графство, правда не предлагает конкретных методов, за счет которых будут аккумулироваться необходимые средства. Но в рамках системы английского судопроизводства, где общество априори не играло роль истца, задача была трудноисполнимой. В середине XIX в. Дж. Стивен называл несбыточным план, предполагающий установить чиновника, который бы занимался расследованием и сбором доказательств, а также постоянных коронных адвокатов для ведения обвинения или возложить эту обязанность на констеблей графства или города. С 1752 г. государство финансово поддерживало истцов, желающих отстаивать свои права в суде, но поддержка была весьма скромной. Потому компенсаторные механизмы могли быть созданы только посредством частной инициативы заинтересованных собственников, заинтересованных в защите своего имущества. Первое общество для привлечения правонарушителей к ответственности появилось в 1744 г., в его состав входили двадцать один человек, а со второй половины XVIII в. в связи с ростом преступности начинается бум создания подобных обществ. Любопытно, что организационные принципы деятельности обществ были изложены уже Джоном Филдингом в «Плане по предотвращению грабежей в двадцати милях от Лондона».
Джон Филдинг
Схема была настолько проста и рациональна, и, что важно, не перегружена абстрактными рассуждениями, что уместилась фактически на шести страницах. Это безусловно характеризовало автора как чистого практика, решавшего конкретные задачи посредством доведенного до оптимального минимума набора средств. Сам он, предвидя шквал критики, который может обрушиться на его план, слишком простой и банальный отмечал, что чем более безыскусен план, тем проще его реализовать и меньше расходов он потребует и, следовательно, выше вероятность его претворения в жизнь»[732].
Филдинг предлагал нескольким джентльменам, например, двадцати, проживающим на расстоянии от пяти до двадцати миль от Лондона, собрать сумму в сорок гиней, которая будет храниться у одного из подписчиков, назначенного казначеем. Этот денежный фонд будет в распоряжении всех подписчиков, и если в окрестностях проживания кого-нибудь из них произойдет ограбление, то следует предпринять следующие действия: «Первый, кто об этом узнает, пусть составит точное описание преступника, его лошади (если таковая имеется), украденных вещей, укажет время и место преступления добавит имя и адрес пострадавшего, наймет гонца и немедленно отправит его с этим письмом к мистеру Филдингу, Боу-стрит, Ковент-Гарден, чтобы эти сведения были размещены в соответствующем издании («The Public Advertiser»); а затем возместит расходы из собранных средств»[733].
Филдинг обращал внимание на то, что критики могут упрекнуть автора данного плана в личной коммерческой заинтересованности, связанной с успехом данного издания, что воспрепятствует благосклонному восприятию предлагаемой схемы. На это Филдинг парировал, что в отличие от брата, у него нет доли в этой газете, хотя и не отрицал, что «издатели всегда шли ему навстречу, и придерживали свободное место для размещения объявления, длинного или короткого, в последний момент, тем самым, содействуя успеху общественного правосудия»[734]. Приоритет «The Public Advertiser» изначально был отдан распространению сведений криминальных происшествиях. «На его страницах содержатели трактиров увидят описания внешности преступников, держатели конюшен – их лошадей… а ростовщики – украденных вещей. И по здравому размышлению первые не предоставят убежище преступнику, вторые откажут в аренде лошади, а что же касается последних, то они и без моих рекомендаций извлекут немало выгод»[735].
Также гонцу рекомендуется заходить в таверны и постоялые дворы по пути в Лондон и распространять информацию, так как оперативность – это залог успеха. «Когда же гонец вернется к пославшему его подписчику и предоставит письменное свидетельство судьи, что он получил вышеупомянутое описание, на основании которого казначей выдаст ему сумму, равную его расходам»[736]. Филдинг уверяет, что полкроны за услуги гонца куда более эффективны, чем сотни фунтов награды, обещанные за поимку преступника, в чем ему и его брату приходилось неоднократно убеждаться. В случае, если подписчик узнает, что «разбойники, взломщики или другие преступные элементы скрываются непосредственно в районе его проживания, на средства из фонда он может нанять людей, чтобы захватить их, хотя признает, что это может быть сопряжено с некоторыми трудностями.
План Джона Филдинга был реализован в полной мере. Данные о точном количестве обществ для привлечения правонарушителей варьируются, но разные источники приводят информацию, что в XIX в. функционировали от 500 до 4000 обществ. «В Англии общества действуют строго в рамках закона. Они не являются альтернативой действующей системе правосудия, а лишь упрощают доступ к ней для своих членов. С экономической точки зрения, оплачивая привлечения преступника к ответственности, общества одновременно обеспечивают своих членов благами двух видов: страхованием от преступления и сдерживанием преступников от совершения преступлений. Общества являлись достаточно формализованными структурами – у них были выборные управляющие органы, председатель, казначей и секретарь. Их деятельность, как правило, была долгосрочной, – некоторые общества существовали в течение сотни лет»[737]. Деятельность обществ была вполне созвучна духу просвещения, для которого объединение личный эгоистического интереса и добродетели в «естественный порядок вещей» было одним из главных моральных постулатов.
В отличие от брата, решавшего проблему низкой активности обвинителей в чисто материальной плоскости, Генри Филдинга куда более интересовал нравственно-этический аспект. Он явно оседлал любимого конька, так как понятие «доброе сердце»[738]являлось основой его этической концепции, прослеживаемой в романах, стихах, эссеистике. «Добросердечие, которое позволяет людям сочувствовать несчастьям других, и не позволяет вовлекать их в бедствия и неприятности даже ради собственного блага, из всех присущих человеку черт, несомненно, самое достойное. Человеколюбие и милосердие – единственные из человеческих страстей, сами по себе являющиеся абсолютным благом как для отдельного человека, так и для общества[739].
Но хотя Филдинг считал «доброе сердце» свойством темперамента, данным человеку от природы, по верному утверждению М. Баттестина, «его концепцию следует отличать от расплывчатого сентиментализма, к которому деградировала этика разумного эгоизма… Поскольку это была, прежде всего, социальная добродетель, «добрая природа» Филдинга, как и Аддисона, включала также и разум, дополняя чувство жалости трезвым рассуждением о ее предмете»[740]. В силу того, что довольно значительную часть любого сообщества составляют мошенники и негодяи, он рекомендует добросердечным людям быть бдительными, укрощать пылкость своего сердца, а главное, выбирать правильные объекты для этой страсти. «Недостаток этой мудрости приводит к тому, что доброе сердце приводит его обладателя к ошибкам, болезненным для него и пагубным для общества. Если человек добр, он должен понимать, что его основной долг – это долг стране, для безопасности которой установлены законы, и, следовательно, его обязанность вносить посильный вклад в их исполнение»[741].
Добросердечие по отношению к правонарушителям сродни желанию спасать волков из овечьего стада, что является не только глупостью, но и чистым варварством. Филдинг вновь апеллирует к авторитету Цицерона, приравнивая преступников к пиратам, являющимися общими врагам, коим нельзя доверять и заключать с ними какие-либо клятвы[742]. В руках обвинителя жизнь человека, которую он обязан возложить на весы правосудия, и руководствоваться при этом следует не сиюминутными эмоциями, а объективными обстоятельствами. «Добродетель и невинность могут быть поставлены в опасное положение разве только опрометчивостью[743], которая одна лишь вовлекает их в ловушки, расставляемые обманом и подлостью, назидание, над которым я трудился тем прилежнее, что усвоение его, скорее всего, может увенчаться успехом, так как, мне кажется гораздо легче сделать добрых людей умными, чем дурных хорошими»[744].
Чтобы сделать добрых людей умнее, Филдинг предлагает им поразмыслить над списком отвратительных деяний, которые совершают преступники, объявляющие войну чужой собственности и наслаждающиеся ужасом беспомощных жертв, которых они калечат и убивают без уважения к возрасту, полу и статуса. «Представьте эту картину, – продолжает он, – и вы сразу поймете, кто именно из участников этого чудовищного спектакля заслуживает сочувствия»[745]. Еще опаснее безрассудное добросердечие мировых судей, помноженное на страшный простор, предоставляемый их усмотрению в вынесении решений. «Путаница, происходящая от этой чрезмерной, хотя и не на всех простирающейся строгости в наказании обыкновенных и более тяжких преступлений, и широкий произвол, предоставленный судьям в отношении к мисдеминорам, усилились еще в течение XVIII столетия, от чрезвычайного умножения уголовных статутов. Законы Англии представляют великое разнообразие наказаний, которые, однако не сообразуются с постепенностью или оттенками в вине, но имеют характер произвола или чистой прихоти»