Технические требования к зданию подразумевали отопление, надежную защиту окон и крыши от осадков. Внутреннее оснащение камер предполагало кран с питьевой водой, необходимую мебель и утварь. Архитектура здания предусматривала помещения для больницы, молельные комнаты или церковь (разделенную на отдельные будки-отсеки, чтобы узники не могли общаться во время службы), комнату охраны и отсек администрации. Также упоминаются хозяйственные помещения – столовая, прачечная, мастерские и тюремный огород и сад[800]. В разделе «Организация режима» удивительно детализировано прописаны правила внутреннего распорядка: круглосуточная охрана, строжайший запрет на алкоголь (за исключением лекарств из рук врача), требование к тюремному штату. Хранитель тюрьмы избирался (назначался) «из числа честных и глубоко религиозных людей». По проекту Хэнвея, охране и рядовому персоналу не сообщалось имя арестанта, только номер, для обеспечения «равных условий покаяния и смирения». Для смутьянов и нарушителей режима предусматривались подземелья с питанием на хлебе и воде сроком заключения до месяца. Отдельная глава правил была посвящена фигуре тюремного капеллана. По замыслу Хэнвея он должен был назначаться на эту должность архиепископом, иметь хорошие рекомендации и быть подготовленным к службе в тюрьме. Капелланы не только должны были проводить богослужения, но и беседы наедине, а также совершать обряды и таинства. Хэнвей предусмотрел даже макет учетной документации – журнала, который должен вести тюремный клерк, фиксируя основные биографические данные, род занятий, семейное положение, вероисповедание, срок приговора и т. п. В пометках к графе религия предполагались заметки: способности к чтению, «выучил ли он молитвы, которые ему предписали?», последнее причастие и т. п. В разделе «Инспекция» Хэнвей предполагал создание комиссии из шести честных горожан, уполномоченных совершать визиты к узникам, опрашивать офицеров об их поведении и труде, беседовать с капелланом, чтобы по истечение срока не менее чем в шесть месяцев принимать решение о том, что арестант «встал на путь восстановления утраченной полезной жизни»[801]. Первая официальная тюремная инструкция, включенная в Тюремный статут 1779 г.[802], не была такой подробной, как в проекте Хэнвея, который, казалось, предусмотрел все аспекты организации заключения на качественно новых условиях.
В завершении проекта просветитель осторожно подходит к проблеме финансов, четко отдавая себе отчет в том, что строительство капитальных публичных зданий в каждом графстве – весьма затратное мероприятие, очередное бремя для налогоплательщиков, ведущее к увеличению национального долга. К этому «щекотливому моменту» он переходит после раздела «Прибыль от труда арестантов». Предложенный Хэнвеем учет результатов арестантского труда и налаживание сбыта тюремной продукции поражают меркантильной дальновидностью. С одной стороны, реформатор подчеркивает исправительный характер труда арестантов, с другой – обращает внимание на возможность реализации продукции. Он гуманно признает право арестанта на часть прибыли и даже предусматривает возмещение причиненного преступником «ущерба обществу и государству» за счет результатов его труда. Таким образом, Хэнвей подходит к экономическому обоснованию своего проекта в долгосрочной перспективе. Он прекрасно понимал, что издержки на строительство новых тюрем – слабое место его реформаторской инициативы, а потому прибегает к риторике: «Неужели мы не будет вкладываться в исправление морали наших граждан, которая лежит в основе как государственного, так и божественного порядка»[803], и к экономическим подсчетам. Обращая внимание властей на тот факт, что строительство публичных зданий создаст дополнительные рабочие места тем, кто без этой возможности занялся бы преступным ремеслом, он рассматривает пример своего родного графства Мидлсекс. Рассчитав ежегодную прибыль от труда взрослого мужчины от 15 до 38 лет, он акцентирует внимание на том, что казнив преступников, графство «потеряет» потенциальную прибыль от их возможного труда. В качестве дополнительных налоговых сборов Хэнвей смело предлагает увеличить налоги на развлечения: общественные театры, рестораны, бильярдные, чайные и пр. Пороки приобретают такие масштабы, – пишет автор, – что угрожают нашей безопасности: чем переживать за утрату части средств в виде налогов, лучше думать о том, что мы вкладываемся в укрепление религии, законов человеческих и небесных[804].
Таким образом, еще раз обозначив долгосрочные перспективы своего проекта, потенциальную угрозу эскалации преступности при отсутствии действенных мер, Джонас Хэнвей завершает эссе очередным потоком риторики и обращением к христианскому долгу. Неподчинение законам страны, – поучает просветитель, – ведет к восстанию против Божественного порядка в целом. Это оскорбляет ценности свободы и религии. «Мы слишком далеко продвинулись в практике сочетания показного милосердия и настоящей жестокости, тем самым сильно отклонившись от цели которую желаем достичь. Мы оказались настолько недалёкими, что сами отказываемся от средства сделать мир справедливым. Репутация, честь и достоинство той части общества, которая заинтересована в вопросе сдерживания грабежей и насилия лежит в основе управления нацией… Пренебрежение к законам и правительству, которые обеспечивают наше существование как нации, граничит с презрением таковых, а отсутствие принципиальности в назначении наказания граничит с потворством преступлению»[805]. Автор завершает эссе в духе Просвещения, выражением надежды на то, что только знание и чистота принципов помогают сделать выбор в пользу добра и света.
Десятилетие спустя Хэнвей вновь вернется к теме организации уголовного наказания. В памфлете «Новогодний подарок народу Великобритании, мольба о необходимости сильной и устойчивой полиции, о связи общественного счастья с религией; и против опасных политических разногласий», просветитель еще раз призовет к реформе, по которой «тюремная камера и одиночество» являются первостепенными условиями, ожидаемыми во всех кругах[806].
Рассматриваемый трактат Джонаса Хэнвея, вобрав в себя черты эпохи классического английского Просвещения, иллюстрирует важный этап в истории европейских пенитенциарных реформ – воплощение теоретических идей в социальные конструкты. В современной пенологии идейное первенство в создании концепции современной тюрьмы принадлежит англичанину Джону Говарду, который остался в истории как знаменитый борец за права заключенных. Идеи Джонаса Хэнвея остались практически незамеченными, а предложенный им принцип одиночного тюремного содержания в последующие десятилетия вызвал буквально шквал непримиримой критики (но уже вне ассоциации этого режима с предложениями Джонаса Хэнвея) после конкретных практических опытов создания одиночных келейных тюрем в США и европейских странах. Однако не будем забывать, что проект Хэнвея был изначально идеальной теоретической конструкцией, без возможности проверить его метод на практике. Сам автор это понимал, рассуждая на предмет того, что нельзя представить себе план, свободный хотя бы от доли несовершенства при исполнении. В то же время он признавал, что «ради этого эксперимента готов рискнуть своей репутацией». И если несовершенства в практике режима одиночного содержания в ходе конкретных пенитенциарных экспериментов не прошли проверку временем, то идеи Джонаса Хэнвея об исправительном характере тюремного заключения, легли в основу современной пенологии и тюрьмоведения, хотя, увы, не под его авторством. Правоведы XIX в. ввели градацию пенитенциарного исправления на нравственное (способность к честной трудовой жизни и возвращению в общество) и юридическое (развитие в осужденном к лишению свободы чувства правоподчиненности)[807]. Веком раньше христианская этика и деонтология Джонаса Хэнвея фактически определила понятие нравственного исправления через идеи религиозного обращения и покаяния.
Сравнивая концепцию Хэнвея с деятельностью пионера английских тюремных реформ Джона Говарда, авторы «Оксфордской истории тюрьмы» резюмируют: «Разница между Хэнвеем и Говардом состояла в том, что первый конструировал соответствующий режим исходя из соображений о моральном состоянии преступника, в то время как Говард фокусировался на здоровье арестанта и достойных условиях содержания»[808]. Обращение к наследию самого, пожалуй, знаменитого реформатора, чье имя по сей день носит крупнейшая всемирная неправительственная организация «Лига Джона Говарда по реформе пенитенциарной системы» поможет нам уяснить вклад каждого интеллектуала и реформатора в становление пенитенциарной науки и практики.
Глава 6«Жил для других»: Джон Говард – первый пенолог-практик
Зарождение пенологии как учения об исполнении наказания традиционно связывают с именами Джона Говарда и Иеремии Бентама, чьи исследования и практическая деятельность кардинальным образом изменили отношение общества к целям и смыслу уголовного наказания. Причем И. Бентаму, которого Дж. Тревельян называл «отцом реформы английского закона»[809], принадлежит заслуга теоретического оформления классических фундаментальных принципов назначения наказания, а Джону Говарду – первенство практического исследования и формирование в общественном мнении мощного движения в поддержку тюремных реформ.
Фундаментальный труд Джона Говарда «Состояние тюрем в Англии и Уэльсе»[810]