Майор Гранвиль Варней был вообще очень бдителен, и когда услышал грохот дрожек по улице и веселые голоса молодежи, которые покрывали собою шум колес, то почувствовал нечто вроде грусти и скуки при мысли, что он должен ехать в Лисльвуд один.
«Я мог бы ехать в Брайтон вместе со всей компанией, – подумал он со вздохом, – мог бы заночевать в гостинице „Корабль”. Но что сделал бы я с этим презренным пьяницей, с этим пошлым глупцом?»
Майор подобрал вожжи…
Вскоре он уже ехал по дороге к Лисльвуду.
«Это довольно скучная дорога, даже и днем, – продолжал рассуждать майор, – ее пересекают беспрестанно проселочные дороги. – Я надеюсь, лошадь не собьется с нее!»
Сэр Руперт заснул и при каждом сотрясении экипажа тяжело ударялся головой о майора.
– Я начинаю тяготиться этим болваном, – проворчал сквозь зубы индийский офицер. – Нет ничего приятного дрессировать такое нелепое животное. Кошелек набит у меня довольно туго, я могу прожить не нуждаясь ни в чем, и, кроме того, у меня есть кое-что, чем я могу держать этого дурака в полном повиновении. Я приведу свои дела немедленно в порядок и уеду с женой куда-нибудь из Англии. Мы можем поселиться во Флоренции и прожить там до смерти. Мы оба постарели и обленились!
Майор не был пьяницей, и, кроме того, он был одним из тех людей, которым их железные нервы и сильное сложение позволяют пить много и без всяких последствий.
Несколько стаканов вина, которые он выпил в гостинице, только возбудили силу и деятельность его рассудка. Он ехал, предаваясь серьезным, но никак не неприятным мыслям. Если у Гранвиля Варнея была когда-то совесть, то он отогнал этого неприятного ментора так давно от себя, что не помнил времени, когда голос его надоедал ему своими увещаниями.
«Красота или, скорее, порядок моей жизни, – говорил майор, – нормальный результат моего добросовестного изучения закона. Человек со дня рождения подчиняется его власти. Если он плутует в игре – закон карает шулера; если он залезает добровольно в долги – его берут в опеку в исполнение закона; если он пожелает жениться второй раз и при живой жене – закон гласит: «нельзя!» Если кто задолжал, а его кредитор внезапно умирает, то закон должен знать, как это случилось».
Развлекая себя этими размышлениями, майор ехал по пустынной дороге, освещенной луною, а его товарищ покачивался в маленьком экипаже справа налево и спал глубоким сном.
Во всем графстве Суссекс нет подобия неприятной дороги, как известный промежуток между двумя местечками. Это не что иное, как длинный косогор с крутыми поворотами, совершенно избитое колесами пространство; с одной стороны тянутся кусты тощего вереска, с другой – голый откос. Возница, менее опытный, чем майор Варней, подвергся бы опасности, проезжая по этой трудной дороге при бледном лунном свете, но он привык к опасностям и поднимался легкой поступью на крутой косогор, ведя под уздцы лошадь. На вершине его темнел густой кустарник, который вырос здесь с тех пор, как проложили эту невыносимую и сложную дорогу.
Майору показалось, что он видит за ним силуэт человека, и он не ошибся. Когда он уже поднялся на вершину пригорка, стоящий человек вышел к нему навстречу и схватил узду лошади.
– Сэр, можете ли вы дать место в экипаже мне и моему товарищу? – спросил он преспокойно.
– Нет, – ответил майор, – мне надо проехать еще десять миль, а лошадь утомилась.
– Но мне, кажется, сэр, что вы, право, могли бы отвечать повежливее. Я вас остановил не без пользы для вас, вы разве не знаете, что у вас совершенно оборвалась постромка?
– Нет! – ответил майор.
– Слезьте и посмотрите.
Незнакомый был прав. Майор поспешил выйти и осмотреть постромку.
– Какая досада! – проворчал он угрюмо. – Нет ли у вас веревки?
– Ни дюйма, но внизу есть, кажется, жилище, и очень может быть, что вы найдете там все, что вам будет нужно.
– Хорошо. Сэр Руперт, вылезайте скорее.
Но баронет молчал; он соскользнул с сиденья и сидел на корточках на ковре экипажа.
– Подождите, – сказал майору незнакомец. – Вас не знают в деревне, и вам, может, придется стучаться до зари, прежде чем вам откроют, но меня знают там и сделают, конечно, все, что я попрошу. Я сведу лошадь вниз, разбужу крестьян и починю постромку, а вы здесь подождите моего возвращения.
При других обстоятельствах майор бы заподозрил, чтó побуждает незнакомца быть таким обязательным, но он сильно устал, ему хотелось спать, и притом он был очень рад, что ему не придется сводить лошадь с пригорка. Он принял предложение и, напомнив неизвестному быть осторожным с лошадью, обещал ему полкроны за труды.
Майор Варней остался один на косогоре. Он стоял, обернувшись спиной к кустам, и смотрел на песок. Через некоторое время он взглянул на часы: лунный свет позволял рассмотреть превосходно положение стрелок.
Было четверть четвертого.
«Мы не потеряли времени, – подумал он невольно. – Мы будем в Лисльвуде в четыре часа».
Он достал портсигар и закурил сигару. Он вдыхал дым, и красный огонек выделялся во мраке. Он ощутил вдруг скорое горячее дыхание. Он живо обернулся и встретился лицом к лицу с широкоплечим человеком, одетым в крестьянскую блузу.
– Кто вы и что вам нужно? – процедил майор, не вынимая сигары из рта.
Человек не ответил.
Внезапное появление подобного субъекта в уединенном месте в это позднее время, его мрачное молчание – все это потрясло бы до глубины души человека трусоватого, но безграничная храбрость майора только увеличивалась при опасности.
– Кто вы? – закричал он, бросив сигару и схватившись рукой за свою массивную золотую цепочку. – Кто же вы?… Отвечайте, или я сброшу вас в эту темную яму!
– Берегитесь, чтобы я не бросил вас туда, – отвечал ему хриплый, неблагозвучный голос, который был давно уже знаком майору. – Мне не нужно ваших часов! – продолжал бродяга презрительно. – Я мог бы их взять уже много лет назад, но не нынче… Не нынче… Мне нужны одни вы – ваша душа и тело! Ваше тучное тело и ваша беспощадная и низкая душа! Ну, начнем скорее! Дело идет о жизни кого-нибудь из нас!
Незнакомец схватил майора своей грубой и жилистой рукой, но майор в свою очередь умудрился схватить его за ворот его блузы.
Обхватив друг друга, оба они боролись на узкой дороге, покачиваясь часто из стороны в сторону, то привлекая друг друга к краю пропасти, то отталкивая друг друга от нее. Во время борьбы майор был хладнокровен и боролся с предусмотрительностью опытного борца, он был настороже и пользовался всеми ошибками противника.
Незнакомец, напротив, ободрял себя криками и изрыгал проклятия на искусство майора. Это был дикий зверь, и он был тем ужаснее, что владел даром слова.
– Я вам говорил, – рычал он, задыхаясь, – я ведь вам говорил, чтобы вы береглись, если я вернусь когда-нибудь на родину… Я вас предупреждал и говорил вам правду… А теперь я вернулся!.. Чтобы вернуться, я шел, я страдал, голодал… Я пришел, чтобы покончить со своей несчастной жизнью! Я пришел, чтобы убить вас… И конечно, убью!
Эти слова звучали пронзительно, как крик среди тишины ночи.
Ни вблизи, ни вдали не было ни души, чтобы услышать крики и разнять боровшихся.
– Все те деньги, которые вы добыли интригами, не спасли бы вам жизни, – говорил с озлоблением противник майора. – Все ваши драгоценности не избавили бы вас от моего удара. Я вас ненавижу!.. Как я вас ненавижу!.. Я пришел вас убить, понимаете вы?
Майор не отвечал, но его деликатные и красивые руки сжимали со страшной силой шею злого противника, и его голубые прекрасные глаза светились диким блеском. Молчание его усиливало злобу и ярость незнакомца.
– Вы знаете меня, – восклицал он отрывисто. – Вы знаете меня и знаете причины моей глубокой ненависти! Я вас ненавижу: вы пользовались мной, чтобы достигнуть цели. Я был вашим орудием, и вы стали потом смеяться надо мной, когда достигли цели. Вы проведали тайну моей несчастной молодости и грозили мне ею. Вы узнали, что я застрелил человека около Севаноака, человека, которого я тоже ненавидел, но ненавидел его во сто раз меньше, чем вас! Слышите ли меня?
– Конечно, – отвечал хладнокровно майор.
Искусство и отвага одержали верх: индийский офицер свалил Жильберта Арнольда на дорогу и уперся коленом в его мощную грудь. Но браконьер, впрочем, приготовился ко всему. В ту самую минуту, когда Варней нагнулся, Арнольду удалось вытащить из кармана широких панталон маленький пистолет. Прежде нежели майор мог заметить движение, он уже успел взвести ржавый курок и выстрелил в лицо своего победителя. Индийский офицер, пораженный насмерть, свалился на убийцу и испустил дыхание. Жильберт Арнольд освободился из-под грузного трупа и начал быстро рыться в карманах майора. Он взял его часы, портмоне, наполненный банковскими билетами: майор был очень счастлив в своих пари на скачках!
Затем браконьер с криками дикой радости поволок свою жертву к краю песочной ямы, проводя за собой длинный кровавый след, и бросил тело в пропасть.
В это время цыган, сводивший лошадь под гору, был уже далеко от места происшествия. Он свел экипаж до ската с пригорка, затем погнал лошадь галопом. Лошадь разгорячилась и бешеным галопом понесла экипаж.
– Сегодняшняя ночь, вероятно, последняя в жизни Руперта Лисля, – прошептал Абрагам, прислушиваясь к шуму катившихся колес. – Эта месть, разумеется, не равна преступлению: она слишком слаба. Но все же честнее отомстить хоть как-нибудь убийце, чем пощадить его!
Глава XXXVГде сводятся счеты
Селение Лисльвуд было взволновано известием о несчастье, постигшем владельца Лисльвуд-Парка.
Рано утром, на другой день бегов, несколько пахарей, отправляясь на работу, нашли сэра Руперта Лисля, разбитого, изуродованного, окровавленного, на мало посещаемой дороге, которая идет от Чильтона к Лисльвуду. Обломки догарта валялись на земле; оси были поломаны, одно колесо разбито, а сбруя вся в кусках.