Вот оно, то самое мгновение. Все всегда заканчивалось здесь: Кестрель привставала на цыпочки, касалась его губ, и правда превращалась в песню.
Молчание Джесс стало невыносимым. Слишком много писем ушло без ответа. Слишком часто Кестрель пыталась застать подругу дома. Принуждать ее отчаянно не хотелось… Но в конце концов пришлось. Кестрель отправила уведомительную грамоту с государственной печатью и указала день и час, в который прибудет в дом Джесс для личной встречи.
И подруга наконец вышла к ней. Слуга проводил Кестрель в гостиную. Джесс сидела на диване, обитом тканью с вышивкой. В очаге ярко горел огонь, хотя день выдался теплым. Кестрель остановилась в нерешительности, теребя ленточку кошелька на запястье. Ее подруга как будто еще больше похудела, волосы потускнели. Она не смотрела Кестрель в глаза. Вместо этого ее взгляд остановился выше — на золотой полоске на лбу.
Джесс отвернулась.
— Что тебе нужно?
Кестрель было дурно от тревоги еще в карете, а теперь стало еще хуже. Внутренности будто связались в тугой узел.
— Хотела увидеть тебя.
— Что ж, ты приказала — я здесь. Ты меня увидела. Можешь уходить.
— Джесс. — Кестрель едва могла говорить. — Я скучаю.
Джесс поскребла пальцем вышитую подушку, на которой была изображена юная воительница на лисьей охоте. Ниточка зацепилась за ноготь, вытянулась некрасивой петлей.
— Это из-за ожерелья? — спросила Кестрель. Слишком легко и бездушно она раздавила и растерла в пыль стеклянные лепестки. Но теперь почти надеялась, что именно сломанный подарок встал между ними.
— Ожерелье, — безучастно повторила Джесс.
— Я не знала, что оно так много для тебя значит. Я…
— Да я рада, что оно разбилось!
Подруга вскочила на ноги и сделала шаг к столику, на котором стоял хрустальный поднос с графином и небольшой пузырек с мутной коричневатой жидкостью. Джесс налила воды в стакан, немного расплескав ее, и добавила несколько капель из флакончика. Она выпила все большими глотками. Ее глаза яростно сверкали. Отец Кестрель узнал бы этот враждебный взгляд. Но генерал не увидел бы в глазах Джесс непролитых слез. Или сделал бы вид, что не заметил. Кестрель почувствовала, что тоже готова заплакать.
— Скажи мне, что я сделала!
— Ты знаешь. Это ты у нас умная, а я ничего не знаю. Маленькая наивная дурочка, которой за тобой не поспеть. Может, сама признаешься? Давай, скажи, что я слишком медленно соображаю. Смешно, правда? Я пришла усталая и уснула в твоей постели. О, я сбилась с ног, пока искала тебя на этом дурацком балу, а ты даже ни разу со мной не поговорила. Я пряталась в толпе, пила лимонную воду, чтобы хоть как-то отвлечься. А потом пришел твой раб — грязный, отвратительный, в обносках. Вот только он весь сверкал. — Голос Джесс стал ниже, задрожав от ярости. — Все губы в позолоте, а рубашка в блестках. Может, объяснишь мне, как так вышло, Кестрель? Я слишком глупая, мне не понять.
Кестрель побледнела. Ее лицо как будто окоченело.
— Я не задумалась о том, почему у него так блестят губы, — продолжила Джесс. — Словно присыпанные золотой пудрой. Вот странно! Но мне не хотелось на него смотреть. Я не могла на него смотреть! И я отвернулась. Потом я легла спать. Ты разбудила меня и сказала про ожерелье. А я такая глупая! Представь себе, только утром, оставшись одна в спальне, я вдруг поняла, как легко все объясняется! — Слезы дрожали на ресницах Джесс. — Так что, может, объяснишь все сама, Кестрель? Скажешь мне правду?!
Кестрель раньше не знала, что правда может показаться настолько разной с разных точек зрения. Как монета — для кого-то драгоценная, для кого-то уродливая. Кестрель стояла посреди гостиной и не могла произнести ни слова, пойманная в ловушку собственного молчания. Оно ответило за нее.
Джесс заплакала, не сдерживая больше слез.
— Он все у меня отнял.
Кестрель сделала шаг к подруге, но та вскинула руки, словно защищаясь. Кестрель замерла.
— Джесс, — произнесла она тихо, — это неправда.
— Да, конечно! Он забрал у меня дом.
— Не для себя. Император заключил с Гэрраном договор и вернул все дома гэррани.
— А кто подписал договор?
— Этот дом на самом деле тебе не принадлежал.
— Ты сама-то слышишь, что говоришь? Мы захватили полуостров. Он был наш. Таковы правила!
— А кто их придумал, Джесс? Кто сказал, что так правильно?
Джесс недобро прищурилась, будто вглядываясь во что-то вдали.
— Это из-за него ты изменилась.
— Нет, неправда.
— Мы дружили десять лет. Думаешь, я не вижу, когда ты врешь?
— Никто не заставил бы меня измениться.
— Но все же это произошло.
Кестрель промолчала.
— Он отнял у меня Ронана, — продолжила Джесс. — Ты знаешь, что мой брат пошел в отряд разведчиков?
Нет. Кестрель знала только, что он записался в армию. Отряды разведки считались элитой войска. Их отправляли на самые опасные задания. Страх сверкающим осколком вонзился в сердце Кестрель.
— Ронан сам принял решение, — ответила она наконец. — Никто не заставлял его идти в армию.
— Никто? — повторила Джесс хриплым от ярости голосом.
— Я уговаривала его, как могла, — сказала Кестрель. — Умоляла этого не делать.
— Какая разница? Ронан все знал. Я готова поспорить на что угодно. Ему известно то же, что и мне. Мерзкий раб отнял тебя у нас. Мой подарок тебе блестел на его одежде. Позолота с твоего лба осталась на его губах. Все вышло так, как ты хотела. Ведь только этого ты и добивалась, даже тогда, когда я лежала полумертвая на полу в губернаторском особняке. И даже раньше — когда я выбирала тебе платье, когда просила стать моей сестрой. А ты хотела только раба.
Кестрель потупила взгляд и уставилась на подушку с юной охотницей.
— Скажи, что это не так, — бросила Джесс.
Если потянуть за ниточку, вышитое лицо валорианской воительницы исчезнет, а за ней сотрется и весь силуэт.
— Скажи!
— Не могу, — печально отозвалась дочь генерала.
— Тогда уходи.
Но Кестрель была не в состоянии пошевелиться.
— Уходи. Я больше не хочу тебя видеть.
Кестрель села за фортепиано в холодной и пустой музыкальной комнате. Перед ней раскинулся безупречный ряд ровных клавиш.
Джесс все знает.
Кестрель взяла аккорд одной рукой, изо всех сил надавив пальцами на клавиши. И вот опять это странное, неприятное эхо: ей все время казалось, будто музыка возвращается послушать саму себя. Кестрель сняла руку с клавиатуры. Ее тело словно заледенело, суставы утратили подвижность. Раньше Кестрель могла просто отрешиться от всего и не обращать внимания на эхо. Прежде она с головой уходила в музыку. Но сейчас ее охватило совершенно незнакомое чувство — играть совсем не хотелось.
Она встала из-за фортепиано и окинула комнату взглядом. Как же улучшить акустику? Повесить гобелены? Кестрель решила сосредоточиться пока на этой задаче. Что угодно, лишь бы не думать о Джесс, которая совсем ее не понимает.
Кестрель осматривала полки, размышляя, можно ли поставить побольше книг, и вдруг заметила одну деталь. У одной из верхних полок, встроенных в стену, вместо деревянного задника была расписанная ширма с реалистичными древесными узорами.
Кестрель подошла ближе, поднялась на цыпочки, отодвинула стоявший на полке барометр и постучала по ширме. Раздалось эхо — за стеной находилось помещение. Из-за разрисованной ширмы кто-то мог следить за тем, что Кестрель делает, слушать ее игру, все ее разговоры здесь. В бывшей комнате Верекса, которую император отдал ей. Правитель Валории определенно любил такие игры.
Кестрель начала судорожно перебирать в памяти все, что делала в музыкальной комнате. Не совершила ли она ошибку? Не проболталась ли о чем-нибудь важном? Нет, кажется, нет. Ничего предосудительного. Ничего странного. Ничего похожего на государственную измену.
Кестрель отошла от ширмы. Кто знает, нет ли там кого-нибудь прямо сейчас. Она осмотрела коридор, пытаясь найти вход в потайное помещение. Кестрель шарила руками по резным панелям, пока сердцевина одного деревянного цветка не отозвалась на прикосновение. Панель отодвинулась.
В тайной комнате никого не обнаружилось. Здесь было темно, тесно и холодно. Из-за ширмы хорошо просматривалось фортепиано и большая часть комнаты, но не дверь. Кестрель уставилась на место, где только что сидела. Потом осмотрелась. В закутке явно прибирали, вытирали пыль, но запах здесь стоял сырой и затхлый. Как в тюрьме.
34
Кестрель старалась не оставлять отца одного. Он уже хорошо ходил, но все еще быстро уставал, поэтому она часто приходила в его покои и развлекала игрой в «Пограничье». Другие придворные предпочитали проводить время на улице, под голубым небом, прикрывшись зонтиками от солнца. «Когда в последний раз была такая чудесная весна?» — восклицали они наперебой. Свадьба в первый день лета обещала быть великолепной.
Обычно, играя в «Пограничье», Кестрель с отцом молча передвигали фигурки. Но однажды, через несколько дней после встречи с Джесс, генерал сделал весьма неосторожный ход пехотой, и Кестрель нарушила тишину:
— Зачем ты подставляешь солдат?
Он приподнял брови:
— Ты что, критикуешь мою стратегию?
— Можно было использовать пушки.
Уголки его губ дернулись вверх.
— Я что, сорвал какой-то твой план?
— Я же могу смести твои первые ряды. Прямо сейчас.
— Так вперед.
Кестрель начала злиться и упрямо не желала делать ход.
— Ты хочешь с мной поспорить? — спросил отец.
— Нет.
— И о чем спор?
Кестрель подумала о Ронане, который сейчас сражается на востоке. Вспомнила о том, как раздавила ожерелье, подарок Джесс, потому что решила, что им можно пожертвовать. Отец воспитал в ней способность принимать такие решения. Кестрель вспомнила детство, как они с Джесс гуляли, держась за руки. У подруги была такая прохладная ладошка. Кестрель представила Арина, который давно уже вернулся домой. Что он думает о ней? А потом она вообразила, будто существуют две Кестрель — одна стоит за ширмой в потайной комнате и с осуждением смотрит на другую.