Профессор достал из кармана огромный шелковый платок, которым завязывать глаза было куда удобнее, чем батистовым платочком Кэмпиона. Процедура совершалась со всей торжественностью.
В любой другой ситуации подобное действо могло показаться смешным, но после недавних ужасных событий все члены маленькой группы отнеслись к традиции с полной серьезностью. Руки Вэла, когда он завязывал платок на затылке Кэмпиона, слегка дрожали, и эта нервозность передалась последнему. Сыщику и профессору предстояло разделить тайну отнюдь не заурядную. Кэмпион не забыл, какое лицо было у миссис Шеннон после того, как она заглянула в окно зловещей сокровищницы.
Профессор также, вопреки обыкновению, волновался. Разумеется, несмотря на прекрасное знание старинных традиций, он не имел ни малейшего представления о том, что его ждет.
Из темноты донесся голос высокого гостя:
– Вэл, возьмите за руку Кэмпиона, а я поведу профессора Кэйри. Полковник, пойдете первым.
Вэл взял Кэмпиона под руку, и они замкнули процессию.
– Осторожно, – предупредил Вэл, – впереди ступеньки.
Они поднялись по скрипучей деревянной лестнице. Дальше шли молча и, как показалось Кэмпиону, довольно долго. Поворотов было столько, что он уже не ориентировался в пространстве. Ему многое довелось пережить, но это странное медленное шествие действовало на нервы сильнее, чем любое другое приключение. Любопытство – вполне естественное человеческое чувство, и все же в какой-то миг Кэмпиону почти захотелось, чтобы тайна так и осталась нераскрытой.
Профессор шагал, тяжело дыша, и Кэмпион понимал, что дело не в крутом подъеме.
Вэл сжал его локоть и шепнул чуть слышно:
– Остановитесь.
Наступила тишина, потом процессия двинулась дальше. Лестница закончилась, и Кэмпион ощутил под ногами каменный пол. Затем была еще одна остановка. Откуда-то потянуло свежим воздухом и донеслось пение птиц.
– Идем, – шепнул Вэл, и они двинулись дальше. – Опустите голову. Мне придется идти сзади.
Мистер Кэмпион понял, что поднимается по узкой винтовой лестнице. Здесь было душновато и едва заметно пахло пряностями. Раздалось звяканье металла по камню, и лестница закончилась. Вэл шел вплотную за ним. Снова звяканье, и… наступила полная тишина. У Кэмпиона зазвенело в голове. Он почувствовал, что вошел в маленькое помещение, и неким инстинктивным чувством ощутил присутствие чего-то древнего и зловещего.
– Снимите повязки.
Кэмпион даже не понял, чей это голос – полковника или его гостя. Холодные пальцы Вэла развязали платок у него на затылке. Комнату пронзал необычный багровый свет, и Кэмпион машинально повернулся к его источнику – круглому окну в толстой каменной раме с кроваво-красным стеклом. Солнце светило очень ярко, и небольшая комнатка казалась наполненной сверкающими красными пылинками.
Кэмпион отвел взгляд от окна и вздрогнул. Перед ним была тайна Гиртов.
Под окном помещался – так чтобы свет падал прямо на него – маленький каменный алтарь, а перед ним стояла на коленях фигура в турнирных доспехах. Кэмпион смотрел, и сердце у него колотилось как бешеное, ничего другого он сейчас не замечал. Фигура была огромна, и ему сначала даже показалось, будто это лишь черные доспехи, изготовленные для человека гигантских размеров, но потом он увидел сковывающие запястья кандалы, а затем и руки – желтые, высохшие, скрюченные и узловатые, словно корни дерева. Меж этих рук, лежащих на алтаре, стояла Чаша, чья подлинная история пряталась за многочисленными легендами.
Она была небольшая, неглубокая, изготовлена из красного золота – такое намывали в горных реках еще до прихода римлян. Кэмпион разглядел даже следы молоточка, которым работал давно умерший золотых дел мастер… На дне Чаши, будто капли крови, алели необработанные рубины, а стерег ее самый первый мессир Гирт, давший название деревне Сэнктуэри.
Кэмпион взглянул на лицо фигуры. К его облегчению, забрало шлема было опущено. Откинув голову, Страж Чаши смотрел в окошко, в которое перед смертью заглянула миссис Дик.
В маленькой комнате с фресками на стенах и разноцветным плиточным полом царила тишина. Дверь, замаскированная под каменную кладку, была не видна.
На стене, позади коленопреклоненного Стража, висел, словно крест, огромный меч с длинной гардой.
Профессор, потрясенный красотой Чаши, даже прослезился и не пытался этого скрыть.
Глядя на Стража, Кэмпион испытывал жутковатое чувство, будто тот в любой момент может подняться, взять в иссохшие руки меч и занести над нечестивыми чужаками, что вторглись в его владения. С облегчением услышал он слова полковника:
– Если вы готовы, джентльмены…
Больше никто ничего не сказал. Гостям снова повязали платки, снова раздался лязг железа, и шествие двинулось в обратную сторону. Профессор спотыкался на лестнице, да и у Кэмпиона слегка подгибались колени. Нет, зрелище, которое они увидели, было не такое уж страшное, несмотря на жуткие узловатые руки, да и мысль о том, что одинокий мертвый рыцарь вечно охраняет свое сокровище, не вызывала ужаса. Нет, нечто зловещее таилось в самом Страже, словно он был не обычный смертный человек, и оттого Кэмпион испытывал почти суеверный трепет. Хорошо, подумал он, что Пенни ничего не знает и может спокойно жить и веселиться в доме, в чьих стенах хранятся эти странные мощи.
Они вернулись в залитый солнцем банкетный зал и молча там постояли. Наконец полковник взглянул на часы.
– Через пятнадцать минут будем пить чай на лужайке вместе с дамами, – оповестил он. – Миссис Кэйри тоже обещала прийти.
Профессор с отсутствующим видом отряхивал руки.
Одежда у всех была в пыли и паутине. Полковник занялся высоким гостем, а Кэмпион повел профессора к себе.
По дороге оба молчали, потому что в разговорах не нуждались.
В уютной комнате Кэмпиона они слегка расслабились.
– Боже праведный! – воскликнул профессор, усаживаясь в маленькое круглое кресло у окна. – Боже праведный!
Кэмпион смотрел в окно. Под деревьями поставили белый стол и садовые стулья. Бранч катил туда сервировочную тележку, на которой сверкали серебряные приборы и стоял старинный сервиз, наверное ровесник бабушки Вэла. Миссис Кэйри, Бет и Пенни в легких длинных платьях, свежие и прекрасные, любовались клумбами в дальнем конце лужайки. Мирная картинка двадцатого века, приятная, успокаивающая и очень далекая от мира, в котором они только что побывали. Дополняло ее мелодичное позвякивание фарфора – Бранч уже расставлял посуду.
В комнату бесцеремонно ввалился Лагг, неся на подносе графин, сифон и бокалы.
– Это Бранч велел вам отнести, – объявил он. – Бренди с содовой всегда на пользу.
Даже профессор – а он, уважая мнение супруги, выпивал не более стаканчика в день – с благодарностью принял напиток. Лагг топтался на месте, явно желая завязать разговор.
– Они тут о себе невесть что возомнили, – пожаловался он. – Я после обеда помогал чистить серебро одной служаночке, которая мне приглянулась, так старина Бранч все это время с меня глаз не спускал. Вот теперь пусть пересчитывает. Я просто не удержался… – И Лагг не без гордости положил на столик изящные щипчики для сахара.
– Не нужно притаскивать мне свою добычу, – брезгливо поморщился Кэмпион. – Что прикажете с ними делать?
Лагг ничуть не смутился:
– Вернете на место. Вас если и застукают – не беда. У меня-то ведь есть судимость, а у вас нету.
– Уходите. Вот продам вас в качестве модели мастеру, который придумывает детские игрушки. Кстати, после чая начинайте складывать вещи. Завтра утром возвращаемся в город.
– Значит, с делами покончено? – спросил профессор.
– Покончено. Те господа соблюдают правила. Их наемный специалист погиб, значит делу конец. Я беседовал со стариком, он уверен, что мы больше о них не услышим. Магараджа свой шанс упустил. Все же они в большей степени ценители прекрасного, чем воры. Они потерпели основательное поражение и теперь на какое-то время вернутся к европейским музеям.
– Понятно, – нахмурился профессор. – Я вот думаю…
Кэмпион понял намек и обратился к Лаггу:
– Можете возвращаться к своей Одри. Но еще одна кража – и я расскажу ей про фотографию Греты Гарбо, которую вы прячете под подушкой.
Дверь за безутешным Лаггом закрылась, но профессор молчал, и тогда заговорил Кэмпион:
– Я не понимал, почему мой драгоценный наниматель сразу не сказал мне о второй Чаше. А теперь понял. Он человек весьма консервативный и клятву давал серьезную, вот и решил, что я должен догадаться сам. Поначалу это осложнило дело, но в итоге, наверное, упростило.
Профессор отрешенно кивнул. Он не мог забыть о том, что сегодня пережил.
– Какая прекрасная, прекрасная вещь, – молвил он. – Возможно, мои слова прозвучат жестоко… Когда я ее увидел, то подумал: за последние пятнадцать веков один Бог ведает, сколько воров и завистников поплатились жизнью за один лишь взгляд на нее. И знаете, Кэмпион, по-моему, Чаша того достойна.
Кэмпион не отвечал. С той минуты, когда он со своими спутниками стоял в маленькой, расписанной фресками комнатке, его не переставал мучить вопрос: что же такое увидела, глядя в окно, миссис Дик и чего не видели они? Такую женщину, как она, напугать нелегко, да и воображение у нее не слишком богатое…
– Что она увидела в окне? Почему сказала «нет»? – Сам того не замечая, Кэмпион заговорил вслух. – Кому она это сказала? Чего так испугалась, что даже отпустила веревку?.. – Он приумолк. Женские голоса на лужайке приближались. – Не понимаю, – озадаченно покачал он головой.
Кэйри внимательно посмотрел на молодого человека:
– Вон в чем дело. Ну это как раз просто. Свет фонаря падал прямо на фигуру, голова которой поднята к окну.
– Да, но…
– Да, – повторил профессор, – тут все ясно. В ту ночь по случаю дня рождения забрало было поднято. И она увидела лицо. Жуткое, наверное, зрелище.
– Но ведь она разговаривала так, словно кому-то отвечала. И, готов поклясться, я слышал еще какой-то звук.