– Говорю вам, – вскричал Уотт, – эти мерзавцы обыскали мою комнату! Прошлись по ней, как ураган! Разбросали всю одежду, наполовину вскрыли паркет! Орудовал наверняка немец – спальня выглядит так, словно там побывал взбесившийся слон! На вашем месте я бы проверил ваши комнаты, нет ли и там беспорядка.
Все подскочили от такой новости. Уайетт, который все еще считал себя хозяином вечеринки, беспомощно кипел от ярости. Крис Кеннеди шепотом сулил страшную месть. Прендерби и Эббершоу переглянулись.
– Думаю, стоит прислушаться к Уотту, – мрачно улыбнулся Эббершоу и направился к выходу.
Войдя в свою спальню, он понял: опасения оправдались. В вещах основательно порылись, опрокинув набок тщательно собранный чемодан и раскидав одежду по комнате. Резная дверца огромного дубового шкафа, что занимал всю дальнюю стену, была распахнута, содержимое валялось на полу.
Эббершоу охватил неконтролируемый гнев. Джордж с присущей ему аккуратностью – одним из самых ярких своих качеств – начал методично наводить порядок.
Да, их пленили, в них стреляли, и люди кругом испарялись без следа, но ничто из этого не потрясло его так, как этот хаос.
С крайней щепетильностью он собрал все свое имущество и сложил в шкаф. Затем, захлопнув тяжелую дубовую дверь, повернул ключ в замке и сунул его в карман.
Именно в этот момент в Эббершоу произошла необыкновенная умственная перемена.
Пряча ключик в карман, он вдруг словно увидел себя со стороны. Всегда будучи человеком мысли, а не действия, он впервые оказался в ситуации, где требовалось решать быстро и действовать не откладывая. Прежде, как он внезапно осознал, ему было свойственно не сразу оценивать ситуацию. Открытие привело его в ужас, и в момент неистового просветления доктор Джордж Эббершоу – холодный и рассудительный теоретик отступил на второй план, а на свет вышел импульсивный и энергичный Джордж Эббершоу.
Однако он не терял голову, понимая, что сейчас требуется бесконечная осторожность. Следующий шаг был за Долишем. А до тех пор им придется терпеливо ждать и быть готовыми ухватиться за любой шанс спастись. Нынешнее осадное положение казалось разумным, но так продлится недолго. Вряд ли в выходные в Блэк-Дадли пожалует кто-то еще – другие гости, торговцы, любые посторонние, но с понедельника люди неизбежно что-то заподозрят. Выходит, у Долиша не так много времени.
Вдобавок то, что случилось с Альбертом Кэмпионом… Уайетт отказывался обсуждать эту тему, и Эббершоу не знал, что делать. Его первым побуждением было во что бы то ни стало пойти и отбить дурачка у похитителей, но оставалось неясным, действительно ли его похитили, или же он исчез по собственной воле. О нем никто ничего не знал.
Эббершоу не спеша вышел из комнаты и направился к лестнице. Он уже собирался спуститься, как вдруг услышал женский плач.
Джордж остановился, прислушался. Плач доносился из-за двери слева от него.
Он заколебался.
Еще полчаса назад страх показаться навязчивым обездвижил бы его, но за это время в Эббершоу произошла весьма значительная перемена, поэтому он снова прислушался.
За дверью все еще плакали.
Ему пришло в голову, что там Мегги; кажется, это была ее комната, и мысль о том, что она одна и в беде, прогнала остатки робости и осторожности. Он постучал в дверь. Ему ответила Мегги.
– Это Джордж, – сказал он чуть ли не с вызовом. – У вас что-то случилось?
Ей понадобилось несколько секунд, чтобы открыть, и когда дверь наконец распахнулась, он увидел Мегги – она наспех припудрила лицо, на котором все еще виднелись следы слез.
На мгновение Эббершоу почувствовал, что к нему вот-вот вернется прежняя сдержанность, но сделал над собой усилие, и на его круглощеком лице появилась пламенная решимость. В глазах Мегги в ответ проступило удивление. Эббершоу знал, прежде она видела его другим: склонным к напыщенности толстячком с большим самомнением, слишком рано состарившимся душой и, возможно – о ужас! – даже суетливым. Джорджа это раздражало. Его разрывали на части страшное унижение и растущее желание доказать ей, что она не права, что она ошибалась в нем и на самом деле с ним нужно считаться; что он личность, человек дела, энергичный, находчивый, настоящий мужчина!..
Он глубоко вздохнул.
– Я не могу допустить, чтобы вы плакали, – сказал он, обнял ее и поцеловал.
Мегги не смогла бы ответить ему с большей чуткостью. Было ли это облегчением, потрясением или просто последним ударом для ее измученных нервов, но она упала в его объятия; сперва он даже решил, что девушка лишилась чувств.
Эббершоу решительно повел ее к широкой скамье у окна в дальнем конце коридора, в нише, за тяжелыми шторами. Он сел и притянул к себе Мегги.
– Итак, – сказал он, все еще сам не свой от обретенной уверенности, – уже завтра или даже сегодня вечером вы непременно покинете этот дом и затем выйдете за меня замуж, ведь я люблю вас! Я люблю вас! Люблю! – Он замолчал и, затаив дыхание, ждал, его сердце колотилось, как у школьника.
Мегги молча прятала лицо у него на груди. У него мелькнула ужасная мысль, что она рассердится на него или даже начнет потешаться.
– Вы… э… Вы согласны быть моей женой? – В его голос прокралась тревога. – Прошу прощения, должно быть, я напугал вас. – Он вновь напустил на себя чопорность. – Я не хотел, поверьте, просто я бываю вспыльчивым.
Мегги зашевелилась, и, когда она подняла покрасневшее от смеха лицо, он увидел в ее карих глазах нечто большее, нежели просто веселье. Она обняла его за шею и притянула к себе:
– Джордж, вы очаровательны. Я до смешного влюблена в вас, мой дорогой.
Искрящееся тепло медленно разлилось по всему телу Эббершоу. Сердце подпрыгнуло, в глазах заплясали огоньки.
Он снова поцеловал Мегги. Она прижималась к его груди – очень тихая, очень счастливая, хоть и немного напуганная.
А он чувствовал себя восставшим могучим гигантом – в конце концов, подумал Джордж, проба себя в новой роли имела беспрецедентный успех.
Глава 11Одно объяснение
Тем же вечером, пока двое зловеще молчаливых слуг, которые прежде занимались обедом, подавали гостям чай, Майкл Прендерби решил поговорить по душам с Эббершоу.
– Слушайте, – неловко произнес он, – бедняжка Жанна чувствует себя прескверно. Как вы думаете, у нас есть хоть малейший шанс выбраться? – Он сделал паузу, а затем поспешил продолжить: – Неужели нельзя ничего придумать? Между нами говоря, я уже в некотором отчаянии.
Эббершоу нахмурился и медленно ответил:
– Боюсь, в данный момент мы мало что можем сделать, – но сразу же добавил, увидев на лице юноши возрастающую тревогу: – Пойдемте ко мне, покурим и все обсудим.
– С радостью, – горячо согласился Прендерби.
Они потихоньку покинули компанию и направились в комнату Эббершоу.
Насколько они знали, Долиш и его подельники расположились в огромных покоях, некогда служивших спальней полковнику Кумбу. А также в комнатах этажом ниже и этажом выше, куда нельзя было проникнуть ни из одной известной им части дома.
Помочь гостям разобраться в плане особняка Блэк-Дадли не смог даже Уайетт. Когда-то это старое здание было монастырем, затем стало усадьбой и, наконец, жилым домом. И на каждом этапе его перестраивали.
Кроме того, до второго замужества тети Уайетта в Блэк-Дадли никто не жил. Уайетт впервые приехал сюда лишь незадолго до ее смерти, но и после визиты его были редкими и слишком непродолжительными, чтобы он успел заучить расположение бесчисленных комнат, галерей, коридоров и лестниц.
Прендерби нервничал, ужас невесты передался и ему, а вдобавок он гораздо больше, чем кто-либо из гостей, за исключением Эббершоу, осознавал чудовищность ситуации.
– Утром все казалось мне шуткой, – раздраженно признался он. – Этот старый немец устроил настоящее представление, но теперь я не могу не признать, что взвинчен. Черт возьми, – с горечью продолжал он, – мы здесь далеки от цивилизации, как в семнадцатом веке. В наше время мы настолько полагаемся на закон и порядок, так убеждены в своей безопасности, что, оказавшись в западне вроде этой, цепенеем. Черт побери, Эббершоу, здесь явно сработает только грубая сила.
– Возможно, – сдержанно ответил Эббершоу, – но об этом пока рано говорить. Уверен, нам представится возможность что-то сделать в ближайшие двенадцать часов. Но думаю, двух наших горе-друзей мы увидим в тюрьме еще раньше.
– Вы весьма оптимистичны, не так ли? – Прендерби пристально взглянул на него. – Говорите так, словно есть основания надеяться на благоприятный исход. Что-то изменилось?
Джордж Эббершоу кашлянул.
– Да, в некотором смысле, – ответил он и умолк, чувствуя, что еще не время объявлять о помолвке с Мегги.
Они подошли к спальне Эббершоу, но дальнейшие расспросы Прендерби вдруг были прерваны поразительным явлением.
Из комнаты доносились необычные звуки: протяжное пронзительное бормотание, смешанное с воем и проклятиями и время от времени сопровождавшееся звуками возни.
– Боже мой! – воскликнул Прендерби. – О фортуна, что там происходит?
Эббершоу не отвечал.
Судя по всему, противник сделал очередной ход.
Собрав всю свою новообретенную смелость, Джордж потянулся к дверной ручке и уже собирался резко нажать на нее, когда Прендерби схватил его за руку.
– Осторожнее! Осторожнее! – сказал он с некоторым негодованием. – Что бы там ни было, не советую просто так туда соваться. Помните, они вооружены.
Эббершоу кивнул и очень осторожно открыл дверь.
Прендерби шел за ним; оба были настороже, не зная, чего ожидать.
Шум так и не прекращался. Наоборот, он усиливался и казался каким-то особенно потусторонним в этом доме с привидениями.
Эббершоу первым заглянул в комнату.
– Господи, – сказал он наконец, оглянувшись на Прендерби, – здесь ни души.
Они ворвались в спальню, но шум усилился, хоть и был приглушенным.
– Смотрите, – вздрогнул Прендерби, – оно там!