Мегги затаила дыхание.
– Значит, ты сказал правду? Ты уничтожил то, что они ищут?
– Да, – неистово подтвердил Эббершоу. – Я все время вел себя как сущий идиот. Мне не хватило ума поступить иначе, и теперь в это дело втянута ты – та, ради кого я готов умереть, лишь бы не подвергать опасности. Мне открылась истина, – продолжал он, – но я понял в ней не более половины и как дурак действовал согласно своим убеждениям, не будучи ни в чем уверенным. Боже, какой же я дурак!
Мегги прижалась к Джорджу, положив голову ему на плечо.
– Расскажи, – попросила она.
Эббершоу был только рад упорядочить мысли за разговором. Он заговорил тихо, опасаясь, что за дверью могут подслушивать:
– Смерть полковника Кумба заставила меня задуматься. А позже, увидев тело и поняв, что пластина на его лице была лишь маской, я осознал – дело нечисто. Пораскинув мозгами, я открыл если и не истину, то что-то очень близкое к ней. – Он обнял Мегги покрепче. – Мне подумалось, что Долиш и Гидеон вполне могут быть членами знаменитой банды Симистера, печально известными американскими грабителями банков. Их внешность удивительным образом совпадает с устными описаниями главарей банды, поэтому я, дурак, заподозрил причастность Симистера. И когда ко мне попали те документы, я сразу понял, что в них.
– И что же? – взглянула на него Мегги.
Эббершоу колебался.
– Не стоило бы утверждать, не имея на то оснований, – сказал он, – но я просто не представляю, что еще это могло быть. В больших бандах наука грабежа и мошенничества развита настолько, что управлять ими – практически все равно что руководить бизнес-гигантом. В наше время в преступных группировках не бывает заезжих любителей: каждый из членов отвечает лишь за определенную часть работы, в которой он является знатоком. Вот почему полиции так непросто бывает привлечь к ответственности настоящего преступника, а не едва ли не невинного исполнителя.
Он прервался, и Мегги кивнула в темноте:
– Понятно.
– Очень крупные банды, – продолжил Эббершоу шепотом, – такие как банда Симистера, в крайней степени полагаются на подобный деловой подход. Нередко по-настоящему серьезное дело планируется и разрабатывается до мельчайших деталей одним человеком, который в момент ограбления может быть за сотни миль от места событий. Таким образом, этот гений криминала может выгодно продать свой интеллект, не подвергаясь опасности быть арестованным. Я совершенно уверен, что в бумагах, которые я обнаружил, был план такого преступления, продуманный мастером до мельчайших деталей. Возможно, ограбление банка, но не факт. Разумеется, план был зашифрован. Исходя из содержимого некоторых листков и из собственных подозрений, я понял, что это такое.
Мегги подняла голову.
– Но почему план ограбления был на бумаге? – спросила она. – Разве это не рискованно?
– Признаюсь, поначалу и я удивился, но, учитывая всю схему, риск все-таки не слишком велик. Перед вами организация с почти неисчислимыми ресурсами, но каждое движение внутри нее должно оставаться в абсолютной тайне. Многие насмехаются над неудачами Скотленд-Ярда, но не те, кто действительно противостоит полиции. Представьте себе группировку, которой руководит ясный, крепкий и в высшей степени обстоятельный ум. Ум, для которого посильно решать лишь одну проблему зараз, зато обстоятельно, с истинно немецким тщанием.
– Речь о Долише? – спросила Мегги.
Эббершоу кивнул:
– Да. Мистер Бенджамин Долиш – лишь одно из его имен. – Помолчав и подумав, он продолжил с бо́льшим энтузиазмом: – А теперь вообразите преступного гения этой банды: человек с высочайшим интеллектом, который, вместо того чтобы стать дипломатом, пошел по кривой дорожке и стал преступником. Очень важно, чтобы именно этот человек мог в случае чего не попасться полиции.
– Продолжай. – Мегги прижалась к нему покрепче.
Теперь голос Эббершоу был еле слышен, но в тишине он звучал напряженно и пылко.
– Его нужно любой ценой держать как можно дальше от банды. Так почему бы не позволить ему жить где-нибудь в глуши под личиной безобидного ветерана, регулярно поправляющего здоровье в дальних поездках, куда он отправляется на своей развалюхе, но на самом деле в это время он меняет свою внешность и на несколько часов предстает совершенно другим человеком? Понимаете, у него не один облик, – объяснял Джордж, – а несколько, каждый из которых подходит для конкретной цели. Когда нужно оценить беглым взглядом контору управляющего неким банком, он становится респектабельным домовладельцем из пригорода, желающим открыть счет. Когда нужно допросить сторожа, появляется страховой агент. Когда нужно сблизиться с клерками, с ними знакомится городской кутила-весельчак. Но как только цель достигнута, все эти личности как будто испаряются, сливаясь с образом тихого старика-инвалида за рулем смехотворной колымаги.
Мегги оцепенела.
– Полковник, – прошептала она.
– Да, – пробормотал Эббершоу. – Я убежден в этом. Он был вдохновителем, Долиш – организатором, а исполнителями – тщательно обученные люди. План преступления должен был быть на бумаге, – заметил он, – иначе полковнику пришлось бы видеться с бандой лично и тратить много времени на разъяснения. Тогда как было бы гораздо лучше им не знать его, а ему – их. Знаете, – вдруг продолжил он, – чего Долишу приходится остерегаться больше прочего? Обмана. Планы старика Кумба наверняка ценились на преступном рынке. Любая группировка могла бы заполучить их, заплатив ему сполна; вот почему, как я уже сказал, Кумба поместили сюда в качестве пленника, чтобы свести к минимуму любую опасность. Осмелюсь предположить, что ему случалось встречаться хоть с кем-то из членов банды, лишь когда Гидеон и его помощник являлись в этот дом забрать готовый план преступления либо обсудить следующий. Ради таких случаев Кумб упрашивал Уайетта устроить вечеринку, чтобы скрыть присутствие неких лиц, которые могли бы заинтересовать полицию. – Он остановился и вздохнул. – До сих пор почти все, что я говорил, соответствовало истине, но я допустил одну фатальную ошибку.
– И это… – Голос девушки дрожал от волнения.
– Роковой ошибкой было то, – серьезно произнес Эббершоу, – что я принял Долиша за члена банды Симистера. Симистер – мошенник, о котором веселых историй ходит столько же, сколько и невеселых, но над Эберхардом фон Фабером никто никогда не смеется. Он, вне всяких сомнений, самый известный и самый отвратительный злодей, которого создала эта эпоха. И я отдал нас всех, включая тебя, в его руки.
Девушка подавила дрожь, но доверительно прижалась к Эббершоу.
– Но почему, – сказала она вдруг, – почему их план не сработал? Почему полковник не передал Долишу документы?
Эббершоу пошевелился.
– У них бы все получилось, если бы не предательство. Полковник, должно быть, в обход своих охранников – Уитби и дворецкого – связался с бандой Симистера и о чем-то с ними договорился. Можно только предполагать, но, вероятно, планы полковника никогда не выносились за пределы дома, и предложение, сделанное Симистеру, звучало так: «Я продам схемы, если вы сможете забрать их, не вовлекая в это меня». Итак, Симистер нанял нашего друга мистера Кэмпиона, чтобы тайком проникнуть в компанию Уайетта, не будучи узнанным Долишем.
– Теперь ясно, – сказала Мегги, – но, Джордж, кто же тогда убил полковника?
– О, разумеется, кто-то из банды. Когда выяснилось, что он их обманул.
– Как быстро они все провернули, – немного помолчав, задумчиво произнесла Мегги.
Эббершоу вскинул подбородок: раньше он об этом не задумывался.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он.
– Они очень быстро все провернули, – повторила Мегги. – Если полковник скончался не от сердечного приступа, тогда его убили, пока мы забавлялись с кинжалом. Фактически до того, как кинжал попал мне в руки. Значит, они видели, как старик расстался с бумагами. А если видели, то почему убили его, а не Альберта Кэмпиона?
Эббершоу молчал. Эта точка зрения не приходила ему в голову. Насколько он знал, за исключением драки у лестницы, Альберт Кэмпион не привлекал особенного внимания.
– Кроме того, – сказала Мегги, – если помнишь, Долиш, похоже, удивился, когда твои слова позволили предположить, что Кумб их обманул.
Эббершоу кивнул, вспомнив об этом. Мегги продолжила очень тихо:
– Выходит, убийца – Альберт Кэмпион.
– О нет, – вздрогнул Эббершоу. – Я ни на секунду не допускаю такой вероятности. На самом деле я уверен, что это не он, – продолжил Джордж, вспоминая тот момент, когда мистер Кэмпион услышал об убийстве полковника, – казалось невероятным, что это случилось только вчера. – Я в этом совершенно убежден. И, кроме того, – добавил он, когда ему пришли на ум оправдывающие Альберта обстоятельства, – пошел бы фон Фабер на такие меры предосторожности, чтобы скрыть чужое преступление?
Мегги промолчала.
– Нет сомнений в том, что полковник намеревался обмануть банду, – сказал Эббершоу. – План был написан на тончайшей бумаге мелким, очень изящным почерком, и, чтобы разобрать слова, потребовалась бы лупа. Там был шифр – я такого прежде не встречал, – и только крошечные чертежи указывали на то, чем на самом деле были эти документы. Листки были зашиты в подкладку бумажника, который Долиш не узнал, когда я его показал. О, какой же я был дурак, что уничтожил их!
Сожаление в голосе Эббершоу было таким явным, что Мегги не знала, что сказать. Она придвинулась к нему поближе, будто желала сгладить смущение, которое мог вызвать ее следующий вопрос:
– Зачем же ты это сделал?
Эббершоу, немного помолчав, глубоко вздохнул.
– Просто я был спятившим, запутавшимся, неравнодушным идиотом, – сказал он, – а опаснее такого сочетания не сыскать. Отчасти я действовал импульсивно, но в то же время действительно считал, будто так будет лучше. Я даже не догадывался, с кем мы имеем дело. Во-первых, я думал, что, если уничтожу бумаги, по крайней мере смогу предотвратить преступление; видите ли, у меня не было ни времени, ни возможности расшифровать документы и сообщить о них в Скотленд-Ярд. Я даже не знал, что за банк собирались ограбить, и банк ли это вообще. Я знал, что наши противники очень жестоки, так как один человек уже был убит, предположительно из-за бумаг, но не представлял, что они решатся удерживать и пытать стольких людей. – Джордж покачал головой. – Тогда я не сознавал, что имел место какой-то обман, и считал само собой разумеющимся, что бандиты вмиг узнают бумажник. В нашем тогдашнем положении было разумно предположить, что я не смогу противостоять целой банде, и было десять шансов к одному, что они возвратят свои бумаги и провернут ограбление по плану и я ничем не сумею им помешать. Поэтому, действуя исключительно под влиянием момента, я сунул бумаги в камин и сжег их. Это было как раз перед тем, как я спустился к тебе в сад. Долиш мне не поверит, но если поверит, то, скорее всего, захочет отомстить всем нам. Мы и в самом деле угодили в очень неприятную ситуацию. Даже если мы с тобой выберемся отсюда, нам не покинуть дом, а этот немец способен на все. О, моя дорогая, мне бы хотелось, чтобы тебя здесь не было. – Последние слова вырвались у него в агонии самобичевания.