Джордж поспешно отвел взгляд. На мгновение любопытство возобладало над деликатностью, так что волна смущения охватила его при мысли, что маленькие серо-зеленые глаза остановились на нем и заметили, как он уставился в тарелку.
Доктор повернул к Мегги свое круглое лицо херувима, которое вопреки его воле окрасилось слабым румянцем, и тут же пришел в легкое замешательство, заметив, как она смотрит на него: с намеком на улыбку и странным блеском умных темно-карих глаз. У него мелькнуло неприятное чувство, что она потешается над ним.
Эббершоу посмотрел на Мегги с подозрением, но та уже спрятала улыбку, а когда заговорила, в ее тоне не было ни насмешки, ни надменности.
– Какой чудесный дом! – сказала она.
Он кивнул:
– Замечательный. Очень старый, надо заметить. Но здесь весьма одиноко, – добавил он, невольно явив свою практичность. – И это, пожалуй, удручает больше всего… Я рад, что не владею этим домом.
Девушка тихо рассмеялась:
– Вы не романтик.
Эббершоу посмотрел на нее, покраснел, закашлялся и решил сменить тему.
– Не представляю, – сказал он, пользуясь шумом всеобщей болтовни, – кто все эти люди. Я знаком только с Уайеттом и юным Майклом Прендерби. А кто все остальные? Я прибыл слишком поздно, меня не представили.
– Я и сама мало кого здесь знаю, – пробормотала Мегги, качая головой. – Рядом с Уайеттом сидит Энн Эджвер. Весьма хорошенькая, согласитесь? Известная в сценических кругах особа; вы наверняка слышали о ней.
Эббершоу взглянул через стол – там сидела эффектная молодая женщина с зачесанными набок кудрями, одетая в псевдовикторианское платье. Она увлеченно разговаривала с молодым человеком подле нее, некоторые их слова долетали до доктора. Он снова отвернулся и с веселой небрежностью произнес:
– Не особо хорошенькая, на мой вкус. А он кто?
– Тот черноволосый юноша, что беседует с ней? Это Мартин. Не знаю фамилии, мне представили его лишь по имени. Думаю, он здесь случайный гость. – Она умолкла и оглядела стол. – Так, Майкла вы знаете. Та застенчивая пухленькая девушка рядом с ним – Жанна, его невеста; возможно, вы уже встречались.
– Нет, – покачал головой Джордж, – но я бы не прочь с ней познакомиться. Майкл кажется мне весьма интересным. – Он взглянул на светловолосого юношу с острыми чертами лица. – Знаете, он лишь недавно получил степень доктора медицины, но непременно далеко пойдет. Славный малый. А кто же тот молодой человек, по виду боксер, слева от девушки?
Мегги осуждающе покачала золотисто-медной головой, проследив за его взглядом, направленным на юного верзилу.
– Вам не стоит так о нем говорить, – прошептала она. – Он гвоздь нашей сегодняшней вечеринки. Крис Кеннеди из Кембриджа, состоит в их самой титулованной команде по регби.
– Правда? – произнес Эббершоу с растущим уважением. – Привлекательный мужчина.
Мегги пристально взглянула на него, и вновь на ее губах заиграла улыбка, а в глазах появился живой блеск. Несмотря на склонность доктора Эббершоу к психологии, теоретизированию и серьезности по отношению к себе, почти все в его голове она нашла бы объяснимым и понятным. Но, несмотря на это, ее взгляд был восторженным, а в улыбке сквозила нежность.
– А вон там, – сказала она вдруг, вновь проследив за его взглядом и отвечая на невысказанную мысль, – совершеннейший чудак.
– В самом деле? – повернулся к ней Джордж.
Ей хватило вежливости показаться смущенной.
– Его зовут Альберт Кэмпион. Он прибыл сюда на машине Энн Эджвер и первое, что сделал, когда его мне представили, – это показал фокус с пенни, – ах, он совершенно безобиден, просто глупышка.
Эббершоу кивнул и украдкой посмотрел на розовощекого молодого человека с волосами цвета пакли и глуповатыми бледно-голубыми глазами за очками в роговой оправе, задаваясь вопросом, где же он мог прежде встречать его.
Этот чуть скошенный подбородок да и чрезмерно широкая улыбка точно были ему знакомы.
– Альберт Кэмпион? – повторил он себе под нос. – Альберт Кэмпион? Кэмпион? Кэмпион? – Но все же память ему не помогла, и он прекратил взывать к ней, вместо этого снова направив пытливый взгляд на гостей.
С той неловкой минуты, когда хозяин поместья застал Эббершоу за тщательнейшим изучением его лица, он старался на него не смотреть. Зато теперь внимание доктора привлекла персона возле полковника, и вот на это лицо он уставился без малейшего стыда.
С первого взгляда было понятно, что этот человек – иностранец, но он привлекал внимание не только этим. Он внушал интерес сам по себе: седовласый, невысокий, изящный, с длинными красивыми руками, при помощи которых мужчина подчеркивал то, о чем говорил, активно жестикулируя тонкими бледными пальцами. Гладкие волосы были зачесаны назад, открывая высокий лоб, лицо было серым, оживленным, весьма неприятным.
Да, неприятным: Джордж не смог бы иначе описать эти тонкие губы, что округлялись при беседе, длинный тонкий нос и особенно – глубоко посаженные черные глаза-бусинки, что блестели и мерцали под косматыми бровями.
– Кто это? – Джордж коснулся руки Мегги.
Девушка подняла глаза и поспешно опустила их, пробормотав:
– Знаю лишь, что его зовут Гидеон, или вроде того, и он гость полковника. Он не из нашей компании.
– Какой странный человек, – сказал Эббершоу.
– О, он ужасен! – ответила она тихо и серьезно.
Джордж, резко взглянув на девушку, заметил, что она помрачнела. Увидев выражение его лица, Мегги рассмеялась:
– Ну разве я не дурочка! Пока не заговорила о нем, сама не понимала, какое впечатление он производит. И в самом деле неприятное, верно? А его друг, что сидит напротив, тоже довольно необычен, не правда ли?
Эббершоу удивило, что Мегги тоже нашла неприятным гостя полковника. Он снова украдкой взглянул через стол.
Мужчина, сидевший напротив Гидеона, по другую сторону от полковника, действительно производил впечатление.
Тоже иностранец, чрезвычайно толстый, с мощным подбородком, он казался до смешного знакомым, пока Джорджа внезапно не осенило. Да это же живое воплощение маленьких бюстов Бетховена, которые ставят в музыкальных салонах! Те же глаза с набрякшими веками, тот же широкий нос и копна волос, зачесанных назад и открывавших удивительно высокий лоб.
– Разве это не странно? – пробормотала Мегги. – Он как будто окаменел.
Стоило ей это сказать, как Джордж понял, что так оно и было. Наблюдая за ним несколько минут, он не заметил ни тени перемен в его багровом лице; мужчина почти не моргал, ни один его мускул не дрогнул, и шевеление губ, когда он говорил с полковником, абсолютно не сказывалось на других чертах, словно он был ожившей статуей.
– Кажется, его зовут Долиш, Бенджамин Долиш, – сказала Мегги. – Его представили нам перед обедом.
Эббершоу кивнул, и беседа перешла на другие темы, но его не покидало ощущение смутной тревоги, висевшей над головой, как черная тень. Оно омрачало мысли и приводило в смятение.
Прежде он не испытывал ничего подобного, но все же с легкостью определил, что с ним происходит. Впервые в жизни у него было дурное предчувствие – смутное необъяснимое предчувствие беды.
Он с сомнением взглянул на Мегги.
В конце концов, его могла сбить с толку любовь, легко затмевающая самый трезвый рассудок.
Спустя мгновение Эббершоу взял себя в руки, решив не быть дураком. Но как бы он ни искал оправданий, за его размышлениями скрывалась мрачная тень, и доктор радовался свету свечей, непринужденной беседе и смеху за обеденным столом.
Глава 2Ритуал с кинжалом
После ужина Эббершоу одним из первых вошел в большую залу или гостиную, которая вместе со столовой занимала огромную часть первого этажа этого великолепного старинного особняка. Это была удивительная комната, ничуть не меньше амбара, обшитая тяжелыми панелями, с двух ее сторон располагались восхитительные резные камины, где пылал огонь. Натертый до блеска пол из старого дуба укрывали несколько прекрасных иранских ковров.
Мебель в гостиной, как и в других частях дома, была из мореного дуба, тяжелая, не знавшая полировки, резная и очень-очень старая; здесь также слегка чувствовалась атмосфера таинственности и сырости, которой был пропитан весь дом. Эббершоу сразу обратил на это внимание и объяснил тем, что освещение здесь давала лишь люстра в виде большого металлического кольца с парой десятков толстых свечей. Люстра висела на железной цепи, привязанной к срединной потолочной балке. Свет свечей не попадал на стены, обшитые панелями, и в дальние углы за каминами, где таились тяжелые тени.
Самой же поразительной вещью здесь, безусловно, был трофей над дальним камином. Огромная композиция из двадцати-тридцати копий, расположенных по кругу наконечниками к центру, была увенчана пернатым шлемом и знаменем с гербом рода Петри.
Однако особый интерес вызывала деталь в центре, окруженная острыми наконечниками. К алой дощечке крепился длинный итальянский кинжал, должно быть, пятнадцатого века. Искусно отчеканенная и инкрустированная неограненными камнями рукоять представляла собой произведение искусства, но в первую очередь поражало лезвие с фут длиной, тонкое и изящное, из стали необычного зеленоватого оттенка, который придавал клинку зловещий вид. Он мерцал на темном фоне, грозный и как будто живой.
Кто бы ни вошел в гостиную, его взгляд всегда останавливался на кинжале, несмотря на сравнительно скромный размер. Он господствовал в этой комнате, как идол в храме.
Вид кинжала поразил Джорджа Эббершоу с порога, и тотчас же вернулось предчувствие опасности, которое так бередило его прозаическую душу в столовой. Доктор резко заозирался, сам не понимая, чего ищет: успокоения или подтверждения опасений.
Гости, которые выглядели такими большими за обеденным столом, в этой огромной зале казались совсем маленькими.
Слуга отвез полковника Кумба в угол, подальше от камина, и оттуда старый вояка благосклонно улыбался компании молодых людей. Гидеон и человек с бесстрастным лицом сели по обе стороны от него, а седой мужчина болезненного вида, которого Эббершоу представили как личного врача полковника, доктора Уайта Уитби, слонялся вокруг, нервно заботясь о своем пациенте.