– О нет, я так не думаю, – слабо улыбнулся мистер Барбер. – Вспомните, что я внимательно изучил ваше досье. Человеку с вашим послужным списком будет очень трудно объяснить, почему на вашей совести труп. Не помогут никакие друзья из Скотленд-Ярда. Я же, с другой стороны, человек безупречной репутации, и все меня знают.
– Все, кроме старого доброго Альберта, – сказал Кэмпион, молниеносно изменив тон.
Что-то в его поведении заставило человека напротив замолчать, и в маленькой хижине вдруг наступила зловещая тишина.
– Вы помните человека по имени Коулсон? – нарушил молчание Кэмпион. – Единственный, которому вы хотя бы наполовину выдавали себя? Так вот, мое второе имя – Моргиана, мистер Али-Баба.
Ни один мускул на тяжелом лице турка не дрогнул.
– Я вас не понимаю. Это еще одна шутка?
– Вот в чем вы ошиблись, плененная Элен. – Кэмпион все еще болтал что вздумается, но внутри него нарастало волнение: в любую секунду могла разразиться буря. – Вы признались, что не знаете, какой ключ попал к достопочтенному судье Лоббетту. Я желаю открыть вам глаза. Его драгоценный ключ к шифру работает. Он становится ясен любому, кто слышит ваше полное имя. Фактически оно – это слово, спрятанное в акростихе. Вот теперь, я думаю, мы должным образом представлены. Как вам такое, здоровяк?
В том, что его соперник был потрясен, не было никаких сомнений. Когда первый шок схлынул, он вернул себе свое удивительное самообладание.
– Вы, как принято здесь говорить, наполовину чересчур умны, молодой человек, – со значением произнес он. – В досье сказано о вашей особенности: вы никогда не носите оружие. Вы ведь наверняка мудры, с таким-то послужным списком. Было бы интересно узнать, правда ли это.
– Говоря о доверии, – небрежно произнес мистер Кэмпион, – поскольку все идет к тому, что один из нас собирается вскоре за него поплатиться, я тоже хотел бы кое-что узнать. Например – в качестве последней услуги, – вам не трудно было скрываться все это время? Слышал, о вас ходят толки уже сто лет. Вы идете напролом, но не прошли и половину пути, верно?
Мистер Барбер теперь выглядел особенно любезным. Снаружи начали падать крупные капли дождя. Молнии становились все более частыми.
– К счастью, я никуда не тороплюсь. Возможно, я и расскажу вам, поскольку вынужден сидеть здесь, во всяком случае до окончания этой бури. Но предложение о сотрудничестве мне придется отозвать.
– Это надгробная речь, как я ее понимаю? – усмехнулся мистер Кэмпион. – Так давайте поговорим начистоту.
Мистер Барбер вздохнул:
– Вы либо очень храбрый, либо еще глупее, чем притворяетесь.
– Очень храбрый, – скромно подтвердил мистер Кэмпион. – Я не собирался отдельно указывать на это, но раз уж вы заговорили…
Мистер Барбер жестом заставил его замолчать.
– Я рад, что представилась возможность поговорить начистоту, – медленно произнес он. – В человеке моего темперамента желание довериться порой прямо-таки зудит, мистер Кэмпион. Просто раньше все не подворачивалось случая сделать это без малейшего вреда для себя.
Кэмпион кивнул с серьезным видом. Турок подавлял его все сильнее, при этом с каждой секундой становясь все более утонченным. Теперь уже не казалось странным связывать его с таинственной фигурой, чье имя годами было притчей во языцех в полицейских кругах.
– Я – единственный человек, – сказал он, глядя на Кэмпиона с намеком на гордость, – который сумел сделать свою, казалось бы, нелицеприятную должность привлекательной, почти как любая законная. Что означает: я живу свободно и открыто, в безопасности, пользуюсь почитанием и наслаждаюсь жизнью богатого человека. Я хожу куда хочу, живу как хочу. Я владею виллой с висячим садом на Босфоре да еще самым восхитительным из домов королевы Анны в Челси. Моя квартира в Нью-Йорке – одна из красивейших в этом баснословно дорогом городе. Для меня возведен прекрасный дворец в Калифорнии, а мой замок за Жуан-ле-Пен славится по всей Франции. Я знаток фотографии, у меня лучшая в мире коллекция Рейнольдса. Я умею развлекаться. Я считаюсь добропорядочным гражданином везде, где у меня есть дом. Я вращаюсь в огромном круге друзей. И при этом, – он пожал плечами, – нет никого, кому я осмелился бы полностью довериться. Но это моя единственная печаль. В остальном я живу столь же беззаботно, сколь и всяческие законопослушные магнаты. Выходит, какая разница, как делать деньги?
Кэмпион, казалось, был впечатлен.
– Вы ведете дела исключительно через агентов, я полагаю? Я понимаю, как все вертится, но для меня загадка, как вообще начиналась банда. Вы финансируете шоу? Покупаете преступных гениев и одновременно правоохранителей?
– Это так, – кивнул мистер Барбер. – Очень жаль, мой друг, но мне придется вас убить. Я нахожу вас весьма неглупым человеком. Ответ же на ваш вопрос довольно прост: первым Симистером был мой отец.
Кэмпион уставился на него, едва ли не рассмеявшись:
– Боже мой! Вы унаследовали банду?
– А почему бы нет? – развел руками турок. – Не вижу ничего смешного в идее передачи бизнеса от отца к сыну, причем не важно, что за бизнес. Я никогда не принимаю личного участия ни в одной, скажем так, деловой операции, разве что изначально ставлю ее на рельсы. Мой отец был страшно озабочен моей анонимностью. А когда он умер, я продолжил его дело. И вряд ли хоть кто-то почуял эту смену власти. Видите, люди в моей организации разрознены в целях строжайшей секретности. Так я и сохранил свою таинственность.
– Потрясающе! – воскликнул Кэмпион с горящими глазами. – Простите мне еще один вопрос, мистер Барбер, но есть ли у вас родственники?
Тут мистер Барбер замялся:
– Увы, мне некому наследовать.
– Как жаль, – посочувствовал Кэмпион.
– Я большой индивидуалист, – пожал плечами и уверенно рассмеялся мистер Бамбер, – поэтому доживу до глубокой старости.
Кэмпион наклонился через стол:
– Тогда простите мне и этот вопрос, но что мешает мне убить вас, как только с нашей дружбой будет покончено? Я имею в виду, вы угрожаете мне, так почему бы не отплатить вам той же монетой? Предположим, я рискну ради этого быть обнаруженным над свежим трупом. Я моложе вас, и, вероятно, мои шансы выстоять в драке довольно высоки.
– Дело в том, что вы не так уж хорошо вооружены. – Было что-то ужасающее в том спокойствии, с которым мистер Барбер это произнес. Его круглое лицо озарилось дружелюбием. – Позвольте, поясню. Я слышал, что вы, мистер Кэмпион, привыкли носить детский водяной пистолет, выглядящий как настоящий служебный револьвер. Признаюсь, когда я впервые об этом услышал, то удивился. Настолько удивился, что решил тоже подготовиться. У меня с собой такой же водяной пистолет, мистер Кэмпион. В данный момент он нацелен на ваше лицо. Хочу также мельком упомянуть, что я считаюсь выдающимся стрелком. Однако, чтобы не подражать вам в точности, свой пистолет я наполнил особенно едким раствором. Такому ни один человек не в силах противостоять. Одним выстрелом я тотчас прикончу вас.
Кэмпион не пошевелился, но его челюсть резко дернулась.
– Я и не думал, что вы готовились к этому разговору.
– Я тоже, – слегка загрустил мистер Барбер. – Надеялся, до этого не дойдет.
Кэмпион тяжело вздохнул. Он предположил, что уже скоро полночь. Люди в Мистери-Майл не пробудятся еще много часов. А Джайлз наверняка в точности последует его инструкциям, поэтому шанс, что кто-то заметит едва освещенную хижину под проливным дождем, ничтожно мал. Впервые за всю свою насыщенную жизнь мистер Кэмпион почувствовал себя почти отчаявшимся.
– Давайте, надоедайте мне, – сказал он, пытаясь вернуть себе прежнее легкомыслие. – люблю ваши фокусы. О, кстати, нет смысла беспокоить моего старого нанимателя. Та улика для установления вашей личности, которую он хранил, была просто детской книжкой, абсолютно безвредной и непонятной для тех, кто с вами незнаком. Даже сам он думал, что кодовое сообщение спрятано между страницами, и продолжает так думать. Книга до сих пор при мне.
– Не вздумайте питать иллюзии насчет моей маленькой игрушки, – пристально взглянул на него турок. – Встать. Руки над головой.
Кэмпион повиновался. Мистер Барбер тоже встал, и его рука, до этого покоившаяся под столом, явила то, что в данных обстоятельствах было опаснейшим оружием, – небольшой стеклянный шприц. Любые сомнения, которые у сыщика могли быть относительно угрозы мистера Барбера, мгновенно развеялись.
– Вижу, книга в левом кармане, – спокойно произнес мистер Барбер и тут же вынул ее. – Сесть. Теперь, когда мы поделились всеми нашими тайнами, разговор пойдет приятнее.
– Какие мы оба джентльмены, – посетовал мистер Кэмпион. – Скажите, а вы всех своих врагов убиваете… таким образом?
Мистер Барбер пренебрежительно шевельнул левой рукой:
– Как правило, да, глядя им в глаза, сидя за одним столом. У меня есть в этом опыт. Я проворачивал все мало-мальски значимые перевороты. В этом деле я решил участвовать по той причине, что мистер Лоббетт так неосмотрительно написал эксперту-искусствоведу. Очень приятная роль, я получаю удовольствие.
Кэмпион не ответил.
– Также я был не очень доволен своим агентом, Датчетом. Надо было внимательнее присмотреться к этому филиалу. Человек он блестящий в своей области, но не умеет подчиняться. Мог бы донести мне всю информацию о вас уже давно.
Первый намек на улыбку появился на лице мистера Кэмпиона.
– Потрясающе! У вас что-то вроде универмага: образцы шантажистов – на цокольном этаже, убийство оптом – на первом, похищения – на прилавке слева.
Мистер Барбер не слушал его. Его левая рука все еще лежала на маленькой детской книжке в зелено-золотом переплете. Он легонько постучал по ней тяжелым указательным пальцем:
– Это напоминает мне давно забытый случай. Все произошло двенадцать лет назад. Коулсон был единственным человеком, с которым я когда-либо общался напрямую. Я был сравнительно молод, желание кому-то довериться было во мне еще сильнее, чем сейчас. Однажды он спросил меня, известна ли мне личность самого Симистера, видел ли я его когда-нибудь. Я сглупил. Признался, что видел. И с тех пор он то и дело досаждал мне, требовал правды. Честно говоря, меня это забавляло, и однажды я указал на книгу на прилавке букинистического магазина, где располагалась его штаб-квартира. Кажется, он подумал, что я принес книгу с собой. «Вот тебе подсказка», – сказал я. Больше я его не видел. Этот инцидент полностью выпал из моей памяти, и это, мой друг Альберт Кэмпион, показывает, – вдруг повысил он голос, – что глупые поступки опаснее злонамеренных.