Преступление в Блэк-Дадли — страница 73 из 110

– Лагг сказал, что мне не стоит болтать о делах. – Человек из Скотленд-Ярда нервно заозирался: Лагг в своей новой роли санитара действительно его напугал, но, поскольку великана нигде не было видно, мужчина тихо продолжил: – Я как раз хотел рассказать. В суде Датчета разбили в пух и прах – видели бы вы доказательства! Его ждет высшая мера. Не думаю, что апелляция хоть чем-то поможет. Мы пригнали в суд всех свидетелей по делу в Мейплстоун-холле, так что до возбуждения еще одного как-то не дошло.

Кэмпион резко вскинул глаза:

– Ты про дело Свитина Куша?

– Тебе это понравится, – кивнул собеседник. – В доме в Кенсингтоне нашлось множество документов, писем, прочего. Мы отсылали их владельцам и больше не обсуждали, чтобы не разжигать скандалы. Мы нашей цели добились, сделали все правильно. Но у старика все же имелся секрет. Ты бы в жизни не догадался. Он не был священником.

Кэмпион уставился на своего гостя.

– Не был священником, – повторил он безучастно. – Это наверняка шутка, Станис.

– Нет. Все так и есть. – Тот покачал головой. – История о притворстве длиной в полвека. Жили-были два брата: Свитин Куш, только что рукоположенный, и Велвин Куш, слишком бедный для учебы в университете. Кажется, Свитин скоропостижно умер от болезни сердца. Оба брата жили в соседних комнатах в Кенсингтоне. Покойного только-только успели назначить на его первый приходской пост в деревне Норфолка. У оставшегося брата была близкая подруга, дочь хозяина дома, и, похоже, именно она подбросила ему эту идею: похоронить покойного под своим именем и занять его место. Братья родились с разницей в год и были очень похожи друг на друга. Никто ни на секунду не усомнился в Велвине, а дальше, как это обычно бывает в деревне, пролетели годы. Жил он хорошо, дружил с викарием, был любим среди прихожан. Пять-шесть лет спустя его назначили в Мистери-Майл, и тамошнюю его историю ты наверняка знаешь лучше меня. Чем старше он становился, тем в большей безопасности себя чувствовал. Единственной, кто знал его тайну, была та женщина из Кенсингтона. Она умерла всего около года назад. Ее звали Эгги Сондерс, можешь легко представить себе, из каких она людей. – Он взглянул на Кэмпиона: тот сидел с выпученными глазами. – Она не могла удержаться, так что время от времени напоминала ему о своей власти над ним, намекая на его тайну в своих длинных, бессвязных письмах. Он отвечал на каждое, умолял ее не писать ничего компрометирующего. А она, осознав, что на каждое такое письмо получает от него ответ, просто продолжала этим пользоваться. Когда она почувствовала, что ей осталось недолго, то запаковала все его письма и отправила ему. И выбрала для этого, по ужасному совпадению, первую же неделю, в которую новым почтмейстером назначили Кеттла. Он просто своровал письма и отправил Датчету. И бедолага, которого вы знали под именем Свитин Куш, лишился покоя. Каково, а?

– Боже мой! Боже мой!.. – растерянно воскликнул изумленный Кэмпион.

– Шантаж – самое грязное из всех преступлений, – сказал человек из Скотленд-Ярда. – Я рад, что Датчет получит то, что ему причитается.

Кэмпион неловко посмотрел на своего гостя:

– Это поднимает весьма деликатный вопрос о рождении, браке и смерти в Мистери-Майл, не так ли? Что ваши люди делают с письмами?

Инспектор-детектив Станислаус Оутс пожал плечами:

– Какую бы критику кто-либо ни высказывал в адрес Скотленд-Ярда, мы все же честные люди. Мы за мир, такая у нас работа. Не думаю, что мы станем намеренно искать грязные подробности. Это вызвало бы на наши головы кучу проблем и гнев церкви, а этого никто не хочет. Я не сведущ в церковном праве, поэтому пускай архиепископ разбирается, если это дело до него когда-нибудь докатится.

При словах «церковное право» Кэмпион навострил уши. Впервые он понял значение загадочной фразы в письме Свитина Куша Джайлзу: «В случае серьезных неприятностей… отправляйтесь к Аларику Уоттсу… Он знает, как должно действовать». Вот же они, те неприятности, которых так боялся старик.

– Мы же понимаем, – продолжал инспектор, – что власти могут передать дело в церковь с целью протолкнуть очередной незначительный законопроект. Сейчас это уже не важно. Но для него это было бы достаточно сильным ударом.

Кэмпион не ответил. Он больше других понимал, каким ударом это было бы для старика, столь любимого его истово верующей паствой.

– Полагаю, ты весьма доволен? – Инспектор-детектив легкомысленно переменил тему. – Если не считать ранения и смерти старого священника, ты должен быть рад тому, как все получилось. Если бы вы не привезли старого Лоббетта и его детей в Мистери-Майл, сколь многого не произошло бы…

– Действительно, – произнес Кэмпион так задумчиво, что полицейский проницательно взглянул на него.

– Что тебя беспокоит? – спросил он.

– Я уже пережил сцену своей славной смерти, – неожиданно сказал мистер Кэмпион. – Чувствовал, что занавес поднимается и я выползаю на свет. Нет уж, Станис, больше никаких приключений до следующего представления, даже в партере.

– Капля бренди тебя переубедит. Это все нервы! – весело ответил инспектор, но он ошибался в своем диагнозе.

Они еще немного поболтали, и в конце концов человек из Скотленд-Ярда ушел. Кэмпион откинулся на спинку кресла, размышляя над трагической судьбой Свитина Куша. «Превосходный священник, лучший из всех, что когда-либо жили, – подумал он. – И в то же время – чертов мошенник, благослови его Бог!»

Вскоре он вынул из кармана халата конверт и снова его открыл. Почерк Бидди по-прежнему был ужасен, как у школьницы. Он медленно перечитал письмо:

Пишу из дома. В воскресенье.

Мой дорогой Альберт, Лагг пишет мне, что тебе разрешены прогулки, в его действительно трогательном послании, которое начинается словами «Дорогая мэ-эм» и заканчивается – «Ну, голубушка, вынужден откланяться». Мы снова навестим тебя в пятницу. Мистери-Майл сейчас выглядит чудесно, деревья желтеют, а яблоки только и ждут сбора. В этом году особенно плодоносит сорт «д’Арси», который святой Свитин сажал во дворе. Мы тебе привезем этих яблок, ты проглотишь их с языком; хотя я по-прежнему не понимаю, зачем тебе выздоравливать именно в Лондоне.

Новый пастор – просто прелесть. У него четверо детей и исключительная жена (для священника). Он собирается провести богослужение по этому важному событию. Остался всего месяц. У Изопель будет короткое платье, а у меня – длинное. Нас ждет настоящий деревенский праздник, с пиром, с Джорджем и Генри в качестве организаторов.

Джайлз, похоже, выручит целое состояние за полотно Ромни. Невозможно поверить, что тот страшный человек мог быть прав в чем-либо, но я не собираюсь писать о нем или о том ужасном периоде; хотя, не случись все именно так, я бы не встретила Марлоу.

Я сейчас давлю на тебя от большого счастья, но я и впрямь хотела бы видеть тебя в свой важный день. Джайлз просил быть с тобой повнимательнее, чтобы ты не пришел на свадьбу в форме бойскаута (ты же не придешь, да?). Он сказал, ты обрядился генералом Армии спасения на свадьбе Банни Райта и леди Рейчел. Нет, конечно же, ты не совершишь подобной глупости на моей свадьбе, потому что… потому что не совершишь, верно? Пожалуйста, не надо.

У дочери Кадди родился ребенок, такая красавица! Мистер Лоббетт (я начинаю называть его «папа», что, кажется, по-американски означает «папочка», а «папочка» означает что-то другое) сделал Кадди подарок по такому случаю. И еще (тебя это обрадует) ей захотелось назвать своего нового питомца Брачником в честь наших свадеб, но мы убедили ее передумать, так что она остановилась на кличке Бриджит Изопель.

У Глупыша новый ошейник, потому что он снял и съел старый или, во всяком случае, попытался.

Кажется, больше нечего рассказать, хоть и происходит много хорошего. Я ужасно скучаю по старому святому Свитину. Ему бы все это понравилось. Элис присматривает за новыми людьми в приходском доме. И знаешь, похоже, у Кадди роман с новым почтмейстером, который сменил уехавшего Кеттла. Он не женат – по крайней мере, пока. У него двое детей, и Кадди вечно стирает для них.

И все это для деревни сделал ты. Ты, дорогой друг. Мы с Марлоу благодарим тебя от всего сердца, и остальные тоже. Мы никогда этого не забудем. Всего наилучшего.

С любовью,

твоя старушка Бидди.

К ее письму прилагался постскриптум, написанный четким почерком Марлоу:

Еду в город с этой сумасшедшей в пятницу. У нас все в порядке. Отец хочет знать, где купить еще портвейна 98-го года, как тот, что в подвале. Доктор говорит, что от портвейна у отца подагра. Отец спросил его, что такое подагра.

Спасибо,

М. К. Л.

Письмо – семейное послание – подписали также Джайлз и Изопель. С незапамятных времен письма Бидди были именно такими: бессвязными, но искренними, понятными абсолютно каждому. Кэмпион сунул листы почтовой бумаги обратно в карман и, подняв глаза, увидел мистера Лагга – тот смотрел с мрачным интересом.

– Это предзнаменование, – сказал он. – В этом есть мораль, воистину она есть. Найти свою даму – игра для слабаков. Не забывайте об этом.

Однако Кэмпион проигнорировал сию речь.

– Целых два свадебных подарка, – пробухтел он. – Придется снова заставить вас поработать, Лагг.

– Я буду очень признателен, – с неожиданной готовностью произнес этот достойный человек. – Вечное «купи, купи, купи!» меня напрягает. Это письмо от той девушки, которая вам так нравилась? Знаете, если вам в дом нужна женщина, пускай это будет добрая, умная, некрасивая медсестра. Которая также будет мыть посуду.

– Довольно, Лагг, – прервал его Кэмпион. – Лучше скажите, что подойдет для свадебных подарков? Серебро, я полагаю.

Лагг засомневался:

– Я бы не советовал. Серебро нельзя выбросить, нельзя продать, его даже воруют неохотно. В наши дни его слишком много. Я что-нибудь придумаю.