Немец не пошевелился. Он стоял во главе стола и не мигая смотрел на человека перед собой.
– Пока я не получу ее обратно, никто не покинет этот дом, – сказал он с прежней уверенностью, словно Уайетт и не пытался его пристыдить.
Бледное лицо молодого человека слегка порозовело, и он повернулся к гостям, которые переглядывались, пребывая в совершенном изумлении.
– Я должен извиниться, – сказал Уайетт. – Прошу вас простить эту странную выходку. Похоже, смерть моего дяди стала слишком большим ударом для этого несчастного.
Долиш повернулся к нему со словами:
– Пусть этот юнец сядет и помолчит.
Гидеон, чье землистое лицо выражало крайнюю непочтительность, ухмыльнулся.
– Мой дорогой мистер Петри, – вкрадчиво произнес он масленым голосом, – полагаю, вы и ваши друзья не вполне сознаете, в каком положении оказались. Подумайте сами: этот дом находится в двух милях от ближайшего шоссе. Телефона здесь нет. В вашем распоряжении две служанки, шесть слуг и привратник, но все они подчиняются мистеру Долишу. Бензин из ваших автомобилей мы слили. Боюсь, деваться вам некуда. – Он замолчал, наслаждаясь изумлением на лицах молодых людей, а затем продолжил: – Для всех будет лучше положиться на здравый смысл, ведь я должен вас предупредить: мой друг мистер Долиш совершенно не привык к противодействию.
Уайетт по-прежнему стоял, постепенно бледнея, едва сдерживая ярость.
– Весь этот фарс изрядно затянулся, джентльмены. – Его голос невольно дрогнул. – Соблаговолите немедленно уйти, и мы продолжим завтрак.
– Сидеть! – Титанический рев определенно не мог исходить от щуплого Гидеона, но ничто в лице Бенджамина Долиша не указывало на то, что крик издал именно он.
Вздрогнув, Уайетт утратил остатки терпения. Он открыл рот, чтобы заговорить, чтобы напомнить им, кто здесь хозяин. Однако внезапно резко опустился на стул, выпучив глаза с удивлением и испугом. На него смотрел черный ствол револьвера.
Флегматичный немец стоял совершенно неподвижно, держа крохотный револьвер в увесистой руке.
– Здесь, – сказал он на ломаном английском, – сидит вор, укравший то, что принадлежит мне. Я обращаюсь к нему. Когда он вернет то, что взял, я всех отпущу. А до тех пор никто не покинет этот дом. Никто.
В тишине, последовавшей за этим необычным заявлением, Джесси Гидеон выступил вперед:
– Если мистер Долиш незамедлительно получит назад украденное, это избавит нас всех от множества неудобств.
Несколько секунд никто в зале не шевелился. Пение птиц за окном вдруг стало оглушительным.
Альберт Кэмпион, тихо кашлянув, протянул нечто, завернутое в салфетку, сидящей рядом с ним девушке.
Та передала предмет своей соседке, и так, в полной тишине, он обогнул весь стол и попал в жадные руки Гидеона. Тот тут же выложил предмет на стол. Гигант-немец, удовлетворенно закряхтев, сунул револьвер в карман пальто и развернул белоснежную салфетку. И тут же гневно воскликнул, отступив на шаг и демонстрируя всем подношение мистера Кэмпиона.
Это было обыкновенное яйцо, которое глупый юноша явно намеревался стянуть, прежде чем разыгралась вся эта драма.
Эффект последовал незамедлительно: молчаливое напряжение за столом сменилось раскатами общего смеха.
Немец стоял все так же неподвижно. На лице его по-прежнему не было никакого выражения, но маленькие глазки стали тусклыми и безжизненными. Гидеон, напротив, был очевидно разгневан. Его глаза сузились от ярости, он скалился, как разъяренный пес.
Постепенно смех утих. Забыть о присутствии Бенджамина Долиша оказалось не так-то легко. Когда в зале наконец воцарилась полная тишина, он сунул руку в карман и вновь вытащил револьвер.
– Вам смешно, – мрачно произнес он. – А мне не смешно. И этому малышу, – он с невероятной ловкостью для столь неуклюжего на вид человека подбросил и поймал пистолет, – не смешно. – Он произнес это так свирепо, что слушатели невольно вздрогнули.
На тяжелом лице Долиша, до сих пор казавшемся одеревенелым, появилась звериная жестокость. Никто из сидящих за столом больше не осмеливался смотреть ему в глаза.
Мгновение спустя Долиш вновь обрел свой флегматичный вид и медленно удалился из зала в сопровождении Джесси Гидеона.
Когда дверь за ними закрылась, молчание стало невыносимым, и среди гостей завязалась беспокойная, прерываемая возгласами беседа.
– Что за неприятный старик! – обратился Прендерби к Эббершоу. Его тон был беспечным, но в глазах поселилась тревога; ладонь юноши покоилась на руке невесты, которая сидела возле него совсем бледная, едва ли не плача. Даже отточенное хладнокровие Энн Эджвер дало трещину, да и лицо Мегги, пускай та явно испугалась меньше остальных девушек, утратило краски.
Уайетт все еще был взбешен. Однако он отказался от попыток извиниться за инцидент и принялся обсуждать его со своими гостями.
– Явно умалишенный, – лениво проговорил Мартин Уотт. – Кэмпион красиво его подразнил.
– Пусть Долиш и помешанный, но, если то, что он говорит, – правда, нам придется ой как непросто, – весело заметил Крис Кеннеди. – Боюсь, придется его отмутузить.
Эббершоу встал:
– Не знаю, как вы, Уайетт, но я бы счел за лучшее для всех нас переместиться в другую комнату и обсуждать произошедшее там. Где-нибудь, где слуги нас не побеспокоят. Не думаю, что нам и правда грозит опасность, но, возможно, стоит выяснить, правду ли Гидеон говорил про бензин.
– Я спущусь и все проверю, хорошо? – поспешно встал Крис Кеннеди. – Мне в самом деле хочется сходить, – добавил он, перехватив неуверенный взгляд Уайетта, и ушел, насвистывая.
Как и предлагал Эббершоу, компания переместилась в соседнюю комнату. Все по-прежнему непринужденно разговаривали, но вели себя при этом весьма скованно. Жанна была откровенно напугана, Энн Эджвер – необычно молчалива, остальных снедала тревога.
Эббершоу последним вошел в огромную гостиную, залитую утренним светом, который проникал сквозь высокие окна и блестел на начищенном полу, на гербах с английскими розами и на резных панелях. Но Джордж не обратил на это внимания, когда, приглушенно вскрикнув, сделал шаг назад.
Над дальним камином, в окружении наконечников копий, сверкал он, такой знакомый, словно и не покидавший своего места, – кинжал Блэк-Дадли, зловещий и прекрасный.
Глава 9Крис Кеннеди зарабатывает очко
Как только Эббершоу оправился от удивления, он повернулся к стоявшей рядом Мегги. Остальные разбились на небольшие группы и тихо разговаривали.
– Вы были здесь этим утром, когда мы вернулись из сада? – спросил он.
Она кивнула, заметно дрожа, и прошептала:
– Да, и… И он уже был здесь, там же, где и сейчас. Я… я не устояла и зашла проверить. Должно быть, кто-то вернул его на место. Вчера ночью. – На последнем слове Мегги всхлипнула, и Эббершоу положил руку ей на плечо.
– Испугались? – спросил он.
Она отважно посмотрела ему в глаза и просто сказала:
– Я так рада, что вы тоже здесь.
Эббершоу почувствовал прилив счастья и покраснел, но ничего не сказал. Он ни в коем случае не преуменьшал серьезность ситуации. Будучи старшим среди гостей, он к тому же знал о событиях последних двенадцати часов больше, чем, вероятно, кто-либо другой в этой комнате.
Однако что-то подсказывало ему молчать об открытиях; он понял, что противники – опасные люди. Мистер Бенджамин Долиш, если его и правда так звали, был человеком отнюдь не простым, а вдобавок очень злым.
Сейчас, как уверенно полагал Эббершоу, им следовало сосредоточиться на том, чтобы покинуть поместье любой ценой.
Он и не предполагал, что странные приятели покойного полковника осмелятся пойти на такие крайности, но, раз они сделали это, нельзя было слепо верить, что их легко одолеть; вероятно, они были очень сильны.
Ускользнув из дома, Эббершоу тут же вызовет подкрепление из высших инстанций. Лучше всего сообщить в полицию так, чтобы похитители ни о чем не догадались; главное – сбежать, но сейчас эта задача представляется весьма непростой.
Способ обрести свободу, конечно, был: красный бумажник едва ли не жег карман Эббершоу. Но доктор отказывался идти этим путем, не желая упустить того, кто, как он был уверен, возглавлял одну из самых изощренных банд в мире. До сих пор Джордж действовал во тьме, и, если он сдастся сейчас, эта тьма никогда не рассеется. Он проиграет, и тайна будет похоронена навеки.
– Мы им еще покажем, – сказал он Мегги.
Та рассмеялась:
– Или падем в этой схватке.
Благодаря ее смеху Эббершоу испытал огромное облегчение.
– Мне тоже хочется побороться.
Вдруг мистер Кэмпион снова привлек всеобщее внимание бессмысленным заявлением.
– Я полагаю, что никто ничего не крал, – мягко сказал он.
– У меня в комнате лишний кусок мыла, – пробормотал Прендерби, – но вряд ли он интересует этого коршуна. И кстати, Уайетт, – внезапно добавил он, – его поведение – вовсе не единственная странность! Вы, наверное, уже знаете, что…
– Во всем этом вообще немало странного, Майкл, – поспешно вмешался Эббершоу, пристально глядя на юношу.
Прендерби понял намек и промолчал, но к нему обратился Уайетт:
– Мне не за что извиняться. Прежде подобного никогда не случалось. Дядя всего лишь попросил меня устроить вечеринку в эти выходные, как и много раз до этого. Гидеон уже бывал здесь, но мы не перекинулись и полудюжиной фраз. Что касается этого немца, Долиша, то я с ним вообще не знаком.
Прендерби, для которого эти слова прозвучали как упрек, покраснел, и то, что могло показаться неловкой паузой, прервалось неожиданным возвращением Криса Кеннеди. Он был в хорошем настроении. Его красивое молодое лицо покраснело от волнения, и остальные не могли избавиться от подозрения, что он просто-таки наслаждался происходящим.
– Вот ведь гады! – произнес Крис, ворвавшись в гостиную. – Слили все до капли! А в остальном автомобили и пальцем не тронули. Между прочим, тот антиквариат на колесах исчез – не удивлюсь, если рассыпался в прах, – но, кроме него, ни одна машина не пропала.