– Ему позволено участвовать, поскольку он собирается внести новое предложение относительно издания тетрадей. Это будет добавлено в повестку дня. Он заложил свой дом, чтобы сравняться с тем, другим, издательством.
Селдом заметил, что наступила тишина и все взгляды обратились на него.
– Что же все-таки с девушкой? – спросила Джозефина. – Это правда, что она больше не сможет ходить?
– Да, Артур, как там бедняжка Кристин? – прозвучал мелодичный голос Лоры Реджио.
Селдом посмотрел на сэра Ричарда Ренлаха, будто официально прося слова, а Ренлах, в свою очередь, покосился на Генри Хааса, который торопливо записывал в протокол фамилии присутствующих.
– Теперь, когда Генри готов, – чуть ли не торжественно провозгласил Ренлах, – думаю, все мы выслушаем последние новости о Кристин. Разумеется, мы обеспокоены ее состоянием. Многие из нас звонили в больницу и получили ответ, что она пока не может говорить и принимать посетителей. Но Артур виделся с ней и даже побеседовал.
Селдом обвел взглядом полные ожидания лица людей, собравшихся вокруг стола, и я приготовился следить за их реакцией. Вначале он, казалось, обращался только к Джозефине и Лоре, будто с запозданием отвечал лишь на их вопросы.
– То, что вы слышали, к несчастью, правда: Кристин перенесла очень сложную операцию на мозге, и у нее поврежден позвоночник. Она не сможет ходить, и мать сообщила нам также, что у нее никогда не будет детей.
Раздались приглушенные, полные ужаса восклицания, присутствующие задвигались, жестами выражая горестное изумление. Я быстро скользил взглядом по лицам, точно не зная, что хочу найти. В конце концов реакция на чужое горе всегда немного наиграна, задана воспитанием, подражательна. Женщины, согласно установленному с незапамятных времен распределению ролей, могли себе позволить подавленный вскрик или даже слезы, какие, к примеру, появились на глазах Лоры, сидевшей напротив меня. Мужчины тоже повторяли заученные жесты, однако при этом сводя к минимуму эмоциональную реакцию. Только Альберт Раджио всплеснул руками и бессильно опустил их, словно сетуя на несправедливость судьбы. Рэймонд Мартин тряс головой и прищелкивал языком: люди, выражающие себя через иронию, всегда пребывают в замешательстве перед лицом истинной, неприкрытой боли. Но в основном я увидел склоненные головы, чуть приподнятые брови и бегающие глаза. А главное, и это создавало особую трудность, все они были англичане, с детства обученные ничем не выдавать своих чувств. Полагаю, подозрительной показалась бы как раз любая реакция, хоть на миллиметр выходящая за рамки той малости, какая предстала передо мной.
Селдом переждал этот первый момент оцепенения и продолжил:
– Но, как и сказал Ричард, мне удалось поговорить с Кристин, и я должен поделиться с вами сведениями о том, что она обнаружила в Гилдфорде.
И он сообщил о первом звонке Кристин, о каталоге, где значились «Страницы, вырванные из дневника», и о документе, который она нашла внутри соответствующей папки. По мере того как Селдом вел свой рассказ, я подмечал в выражениях лиц крайнюю сосредоточенность, изумление, скептицизм и даже недоверие. Но и на сей раз ни одно движение, ни малейшая реакция не показались мне наигранными. Когда Селдом заговорил о документе так, как его описывала Кристин – измятый лист бумаги, исписанный с обеих сторон, с перечнем важных дат жизни Алисы на изнанке, – ни в чьем лице я не заметил ни проблеска узнавания. Селдом прервал рассказ и спросил прямо: видел ли кто-нибудь эту запись в каталоге и данный документ? Никто не отозвался, и теперь, наблюдая, как под пристальным взглядом Селдома они опускают головы, будто нашкодившие детишки, во всех выражениях, во всех жестах я безошибочно распознавал стыд. Сэр Ричард Ренлах пришел на выручку, первым взяв слово:
– Артур уже рассказывал мне об этом. И хотя я много раз бывал в Гилдфорде, должен признаться, что данная деталь от меня ускользнула.
Раздался ропот, подобный стуку костяшек домино: каждый, казалось, вздохнул с облегчением, услышав, что не он один оплошал. Только Торнтон Ривз провозгласил воинствующим тоном:
– Я посылал студентов справляться с этим каталогом, однако сам никогда в него не заглядывал. И об этом документе не имел ни малейшего понятия. Но коль скоро его вообще никто из нас не видел… Уж не выдумка ли все это? Или она тебе его показала, Артур?
– Нет, даже не согласилась озвучить всю фразу. Кристин собиралась сделать это здесь, перед всеми, в прошлую пятницу.
– Я поехал в Гилдфорд, едва об этом узнал, – вмешался сэр Ричард Ренлах, – желая убедиться, что в каталоге действительно есть эти самые «Вырванные страницы». Кристин уже унесла документ, но я видел обложку папки, точно такую, как она описала.
– А нам, – подхватил Селдом, указав на меня рукой, – удалось увидеть фотокопию начала фразы. Почерк несомненно принадлежит Менелле Доджсон.
Он предоставил мне слово, чтобы я изложил суть экспертизы, которую мы произвели, но Джозефина не позволила мне чересчур углубиться в тему.
– Бога ради, Артур, от этого и помереть недолго: как начинается фраза?
Селдом обменялся взглядом с сэром Ричардом Ренлахом, словно испрашивая его согласия, а потом произнес, четко проговаривая каждое слово:
– «Л.К. узнает от миссис Лидделл, что…» Это все, что Кристин нам показала.
– «Л.К. узнает от миссис Лидделл, что…» – медленно повторила Джозефина, словно медиум, вызывающий духов, и закрыла глаза, чтобы впитать в себя все возможные смыслы, заключенные в этих словах. Остальные, похоже, впали в такое же исступление, вслушиваясь в каждый звук и молча размышляя.
– С этим мы далеко не уедем! – раздраженно воскликнул Торнтон Ривз. – И я до сих пор не понимаю, почему Кристин не позвонила мне. Я бы не позволил ей утаить подобную информацию. Вдобавок то, что она забрала себе документ, – явное нарушение правил.
– Может, мы и не уедем далеко в том, что утверждает фраза, – вступил Рэймонд Мартин, – но есть нечто такое, что она отрицает. Очевидно, что миссис Лидделл позвала Кэрролла в тот день, желая сообщить ему нечто конкретное. Кстати, дорогой Торнтон, это не кажется началом фразы, сообщающей о том, что Кэрролл просит руки Алисы. В начале такой фразы слова стояли бы в обратном порядке: «Миссис Лидделл узнает от Л.К., что…»
– Верно, – вмешалась Джозефина, словно продолжая некий давний диспут, – как я и утверждала когда-то: если бы Кэрролл хотел поговорить о браке, он бы первый попросил о встрече.
– Я никогда не считал, будто Кэрролл отправился в тот день motu proprio[15], чтобы поговорить о браке, – разозлился Ривз. – Я лишь предположил, что миссис Лидделл поставила ему в упрек слишком тесную дружбу с Алисой, и в ходе той беседы, опасаясь, что его навсегда отдалят от девочки, Кэрролл, возможно, предложил in extremis[16] брак. Заранее оговоренные браки были обычным делом. Сам Кэрролл посоветовал своему кузену посвататься к одиннадцатилетней девочке и дождаться, пока она подрастет. Вряд ли есть смысл сотрясать воздух, строя предположения вокруг документа, который все мы должны были бы увидеть целиком и какой скрыла от нас стипендиатка двадцати лет от роду! Как ты мог это допустить, Артур?
– Правда, Артур: как это ты не схватил ее за горло и не душил до тех пор, пока она не выдала вторую половину фразы? – поинтересовался Рэймонд Мартин, с презрением посмотрев на Ривза.
– Кристин боялась, что кто-нибудь присвоит себе ее открытие, – заявил Селдом, тоже глядя на Ривза, чуть ли не обвиняюще, с холодной решимостью вступить в борьбу и померяться с ним силой. – Мы сошлись на том, что она вернет документ на место, как только факт находки будет зафиксирован в протоколе.
– Чего бы она там ни боялась, это не оправдание: Кристин не должна была забирать документ себе, – заметил Альберт Раджио. – Вообразите: вдруг бы она погибла в аварии или умерла на операционном столе…
– Да, документ был бы навсегда утрачен, – подтвердил Селдом.
– Но это и сейчас может случиться, в любой момент! – продолжал возмущаться Ривз. – Документ находится полностью в ее власти. С той безответственностью, какую девушка проявляла до сих пор, она может даже уничтожить его.
– Зачем Кристин это делать? – выступила Лора в ее защиту. – Судя по тому, что говорит Артур, она твердо настроена на то, чтобы показать его нам. Вся ее академическая карьера зависит от этого. Разве не ясно?
– Кристин обещала показать нам документ, как только выйдет из больницы, – произнес сэр Ричард Ренлах. – Так ведь, Артур?
– Да, – кивнул Селдом, – но могут пройти недели. Ее мать нам сообщила, что выздоровление будет очень медленным.
– Значит, переходим ко второму вопросу, – постановил Ренлах. – Мы включили в повестку дня выбор издательства, которое опубликует тетради, и голосование по этому поводу. Поступило новое предложение, его в письменном виде подал нам Леонард. Узнав о том документе, мы с Артуром размышляли, не отложить ли решение до тех пор, пока мы не сможем оценить, в какой степени повлияет эта фраза на все комментарии и само наше понимание фигуры Кэрролла. Однако мне все же хотелось бы это обсудить; думаю, в наших общих интересах скорее заключить договор и получить аванс.
– По-моему, Кристин считает, – пояснил Селдом, – что та фраза позволит по-другому взглянуть на многие вопросы, касающиеся Кэрролла. Она была в эйфории, когда звонила мне из Гилдфорда. А когда мы говорили с ней в больнице, попросила принести дневники и письма Кэрролла, чтобы еще раз просмотреть их. Кристин убеждена, что знакомство с данным документом будет иметь далеко идущие последствия. Но верно и то, и я сам видел подобное неоднократно, что аспиранты из-за избытка энтузиазма склонны переоценивать свои первые находки.
Селдом даже не глядел в мою сторону, однако я почувствовал, что краснею: без сомнения, он имел в виду и меня, причем не только первые мои находки, но и вторые, и третьи.