, он определенно разгневан еще сильнее, особенно если учесть, что фотография Беатрис Хэтч не была обнародована. Вспомним, что в прессе наезд на Кристин трактовался как банальный несчастный случай. Правда, нашлись и такие, кто заподозрил, что Кристин пытались убить. К несчастью, и в этот раз виной всему оказался полицейский, охранявший ее в больнице. Тот самый полицейский, который не пустил Торнтона, когда тот пришел навестить Кристин.
– Я приходил с самыми лучшими намерениями; просто хотел узнать, как она себя чувствует, и предложить помощь, – возмутился Торнтон Ривз. – Я ее наставник и понимал, что в определенной мере несу за нее ответственность. Я знал, что Кристин очень одинока.
– Уверен, так оно и было, – кивнул Селдом. – Но Хинч услышал об этом, сложил два и два и, побеседовав с нашим молодым аргентинским другом, сумел выудить из него сведения и удостовериться в том, что это правда. И через несколько дней Хинча отравили. Кто-то, хорошо его знавший, отправил ему коробку его любимых конфет, приложив визитную карточку Братства с отрезанным именем. Коробку оставили в почтовом ящике издательства, и Хинч, естественно, подумал, что это подарок от нас, мы прислали ее, как бы извиняясь за то, что вступили в переговоры с другим издательством за его спиной. Вот только в конфетах был сильный яд. И внутри коробки спрятана другая фотография. – Левой рукой Селдом взял со стола фотографию Эвелин Хэтч и показал ее вместе с первой.
– Эта вторая фотография как будто устанавливала серию. Но какую именно серию? На первый взгляд подтверждалось предположение, что целью является открыть, вернее, обличить, с еще большей силой, отношения Кэрролла с девочками. Если первую фотографию можно было счесть художественной и выступать в ее защиту, как выступали сегодня, то второй снимок шестилетней девочки с обнаженным лобком был гораздо более недвусмысленным и компрометирующим. Да и избранный способ, отравление, был более явным: места для сомнений не оставалось, скрыть попытку убийства уже было невозможно. В этом смысле смерть Хинча должна была положить конец любым недомолвкам, и можно было вообразить, как убийца потирает руки, думая, что вот сейчас и злодеяние, и фотография появятся во всех средствах массовой информации. Однако этого опять же не произошло. Обыскивая письменный стол Хинча, полиция обнаружила, что он занимался распространением фотографий голых девочек. Эти снимки могли тоже задумываться как «художественные», вот только моделями служили современные дети. Фотографии были выполнены в том же стиле, с той же композицией, с той же претензией на невинность, даже, не исключено, тем же старинным фотоаппаратом, и их никак нельзя было отличить от фотографий Кэрролла, словно в насмешку над всеми нами: почему раньше было можно, а сегодня нельзя? Вероятно, Хинч распространял их среди тайной группы представителей высшего общества, чьи имена значились в зашифрованном списке. И тут полиции пришлось прибегнуть к высшим инстанциям. Все мы как-то запамятовали общеизвестный факт, что почетным президентом Братства на самом деле является принц. На наших заседаниях он никогда не присутствовал, и мы не упоминаем его имя, разве что используем как тяжелую артиллерию, когда нужно выбить какую-нибудь публикацию в издании зарубежного университета. Но очевидно, что после обнаружения педофильской сети и тесной связи Хинча с нашим Братством его смерть могла обернуться для королевского дома скандалом с непредсказуемыми последствиями. Таким образом, чтобы выиграть время для расследования, факт отравления был скрыт, вернее, первое сообщение, в котором объявлялось, что Хинч скончался от болезни, не было опровергнуто. И, разумеется, не была показана вторая фотография. Но серия-то все же установилась. Два нападения, две фотографии. Только вот что это за серия, что мы должны взять за основу? При ближайшем рассмотрении эти два злодеяния сильно отличались друг от друга. Даже сам инспектор, по его словам, вначале склонялся к тому, что первое нападение совершил мужчина, а отраву в конфеты подсыпала женщина. Были то разные люди? Или пара сообщников? Питерсен поведал нам, что был использован яд аконитин, и это вроде бы открывало перед нами еще один путь. Услышав название яда, я вспомнил далекое прошлое, когда подростком зачитывался детективными романами. Я сверился со справочником и нашел любопытное совпадение, о каком уже упомянул Ричард: действие аконитина, ощущение того, что тело увеличивается, напоминает действие пирожка, который съела Алиса. Значит, основой должны послужить смерти, описанные в книге об Алисе? Перед нами преступления Алисы, и мы должны заглянуть в Страну чудес, чтобы выяснить, какая участь уготована каждому из нас в дальнейшем? Открывалась и третья возможность: разве не должны были мы обратить внимание на последовательность жертв? На Кристин напали, когда она собиралась обнародовать неизвестный факт, касающийся дневников Кэрролла. Хинча убили после того, как он объявил о публикации дневников. А вдруг эта серия – чья-то повторяющаяся, отчаянная попытка убрать посланца прежде, чем он доставит послание? Я склонялся к данной версии, а потому, узнав, что Андерсон собирается опубликовать статью в «Оксфорд таймс», сразу обеспокоился его судьбой. Однако случилось нечто еще более странное: я сам обнаружил фотографию в своем почтовом ящике. И, не успев еще осмыслить этот факт, переварить это впечатление, узнал, что каждый из присутствующих, каждый член Братства, даже принц! – получил свою фотографию. Эта лавина снимков перекрыла все возможные пути. Мы помним, что логическая серия 2, 4, 8, 16 может быть продолжена числом 32. Но знаем также, после Лагранжа и Витгенштейна, что с такой же вероятностью она может быть продолжена числом 31 или любым другим числом, какое поставят перед нами[35]. Но мы никоим образом не можем ожидать, чтобы серия была продолжена сразу всеми числами. Это, разумеется, не могло не поколебать мои прежние умозаключения. И заставило задаться вопросом: имеем ли мы дело с сумасбродом или с хитрецом? Или перед нами акт отчаяния? Может, наш соотечественник Х, как его тут называли, решил стереть с лица земли нас всех сразу? Например, подложить бомбу под наш чайный столик? Это имело бы какой-то смысл, если бы можно было вообразить такого Х, дважды обманутого в своих ожиданиях и готовящего некий великий финал, который никто и ничто уже не в силах будет утаить. Но в это я не до конца поверил, правда, не верил и в то, что Леонард Хинч на досуге занимался изготовлением педофильских фотографий. Во всем этом деле главная проблема для меня заключалась в том, что мне никак не удавалось увидеть в ком бы то ни было из нашего кружка подозреваемого, способного причинить зло такого масштаба, задумать и осуществить нечто подобное. И все-таки Кристин несомненно сбили машиной с намерением убить ее, а Хинч лежит на кладбище. Однако вернемся к лавине фотографий. Нет ли этому иного объяснения? Не может ли так случиться, что столь безудержная рассылка фотографий – ход кого-то другого, кто так или иначе противостоит убийце, способ перейти ему дорогу, предотвратить следующее преступление? Кого-то, кто заранее пометил всех и каждого фотографией, так чтобы этот знак стал избыточным, бесполезным при совершении очередного злодейства? Вероятно, следующее преступление, даже если и получит огласку, окажется отделенным от серии, связанной с фотографиями. По-моему, было разумно обдумать эту гипотезу. Кто мог противостоять убийце? Очевидно, тот, кто знал о фотографиях. Однако сведения о них хранились в секрете, мало кому из нас они были доступны. Себя я, разумеется, исключил, и вряд ли это мог быть мой юный аргентинский друг. Таким образом, остались две кандидатуры: Ричард и сам инспектор. У обоих были одни и те же причины постараться предотвратить новое преступление. Но в набор фотографий, разосланных нам, вкралась ошибка, поддельный снимок, доставшийся мне. Небольшая оплошность, небрежность, которую допустил человек, слишком поспешно вырезавший фотографии из книги Генри и не удосужившийся прочитать сопутствующие объяснения. Подобной ошибки Ричард допустить не мог. Так что я неизбежно пришел к определенному выводу, и, простите, инспектор, кроме тех двух снимков, что я держу в руках, все остальные на этом столе – пантомима, блеф, который вы затеяли, наверное, из лучших побуждений, но он чуть было не увел меня в сторону от правды.
Питерсен выдержал взгляд Селдома.
– Все так, – кивнул он, – в высших правительственных кругах мне предъявили ультиматум: я должен был раскрыть это дело до того, как оно будет предано гласности. И я прибег к такому трюку: спустил собак и направил их во все стороны, чтобы откуда-то выскочил заяц. Только вот первым попавшимся зайцем стал я сам. И это даже не сработало, не предотвратило убийство Андерсона. Да, я дважды потерпел поражение. Но, может, вы не только разоблачили меня, но и пришли к какому-то иному выводу, – заключил он с вежливостью, от которой веяло холодом. – И, если я увел вас в сторону от правды, вы наверняка нашли обратный путь: остается выслушать вас.
Глава 28 (продолжение)
Селдом ладонью смел со стола все фотографии, разосланные Питерсеном; таким же решительным жестом он стирал с доски сложные, развернутые решения, которые в итоге оказывались неверными.
– Все, что я могу рассказать, – начал он, – пока лишь предположение, то, что мы, математики, называем рабочей гипотезой. Однако даже с таким допущением она объясняет произошедшие события. Позвольте вернуться к двум первым фотографиям, единственным, имеющим значение. Вспомним, что я так и не сумел прийти к определенному выводу относительно того, что лежит в основе установленной серии. Я склонялся к идее посланника, которого дважды перехватывают по пути. Но послание, которое не должно было дойти по назначению, тоже, как мы видели, менялось: была ли то фраза из документа Кристин? Или публикация дневников Кэрролла? Или тайна фотографий Хинча? Каждая из возможностей сама по себе представлялась вероятной, но мне не удавалось придать им всем окончательный смысл, вполне убедительный. Я застрял на этой точке, когда однажды на одном из своих семинаров заговорил об антропологе Куайне и об ускользающем значении слова