Глава 30
Как только сэр Ричард Ренлах закончил читать, сестра Росаура, сдавленно вскрикнув, вскочила. Я увидел, что и Селдом поднимается и на лице его написан тот же ужас, какой овладел мной. Но прежде, чем кто-либо успел направиться к двери, раздался голос Питерсена, резкий и властный:
– Просьба не расходиться! Вернитесь, пожалуйста, на свои места. Если девушка исполнила то, о чем написала в письме, мы уже ничем ей не поможем.
В руке у него появился мобильный телефон и, не сводя взгляда с сидевших за столом людей, инспектор дал указания направить бригаду «скорой помощи» и патрульную машину по адресу, где жила Кристин. Мы слышали, как отчаянно рыдает сестра Росаура.
– Мне следовало догадаться, – бормотала она, – следовало понять…
Питерсен не слишком сочувствовал ей.
– Вот вам-то как раз лучше выйти, подождите внизу, рядом с полицейским. Потом поедете со мной в участок давать показания. Вам еще предстоит объяснить, как получилось, что вы предоставили Кристин яд. Думаю, вам как медсестре отлично известно, чем грозит хищение токсичных веществ из больничных запасов.
– Я не трогала больничные запасы! – возмутилась Росаура, устремив на него пылающий взгляд. – Аконит растет у меня в огороде: мне тоже не раз приходилось травить крыс. Я и не подозревала, что Кристин просит яд для чего-то другого.
– Это мы еще выясним, – отрезал Питерсен, указывая ей на дверь.
Сестра Росаура вынула платок, чтобы вытереть слезы, встала с церемонным видом и попрощалась с нами легким наклоном головы. Инспектор подождал, пока дверь за ней закроется, и снова обратился к присутствующим:
– Даже если то, что девушка написала в письме, – правда, остается объяснить смерть Андерсона. Об этом Кристин ничего не сказала, но мы знаем, что она никоим образом не могла убить журналиста. Зайдя к ней на квартиру и попытавшись взять интервью, Андерсон вернулся в редакцию и работал на компьютере у себя в кабинете до шести часов вечера. Мы даже располагаем полным текстом статьи, которую он собирался опубликовать на следующий день. Но вы, профессор Селдом, чуть раньше выразили уверенность, что и мистер Хаас к этому непричастен. Хотя и не объяснили, почему мы должны отвергнуть эту версию.
– По данному поводу, – произнес Селдом, – в любом случае предстоит объясниться Ричарду.
Раздался ропот изумления, недоумения, и сэр Ричард Ренлах обвел своих коллег бесстрашным и жестким взглядом. Я вдруг понял, что скорее всего ему не впервые давать объяснения по поводу чьей-то смерти, и по тому, с каким высокомерием он воспринял слова Селдома, как горделиво выпрямил спину, стало очевидно, что одряхлевшее тело принадлежит человеку, привыкшему отдавать приказы и отвечать за последствия.
– Браво, Артур, – сказал он тоном, в котором звучало не раскаяние, а прямая угроза. – Нужно было предвидеть, что тебя не проведешь. Однако берегись: и тебя, как эту девушку, умничанье не доведет до добра. Ладно, я объяснюсь. Но только перед членами Братства, хотя придется смириться с тем, что и инспектор останется послушать. Речь пойдет о вопросах национальной безопасности, и мы будем вынуждены попросить твоего аргентинского аспиранта удалиться. То, что я сообщу, должно храниться в строжайшем секрете.
Разумеется, я сразу поднялся и вышел. Я хотел одного: поскорее добраться до дома Кристин. Когда я спустился по лестнице и увидел рядом с полицейским Росауру, всю в слезах, на меня вдруг со всей своей неумолимой, давящей силой обрушилась мысль, что уже слишком поздно для чего бы то ни было. И все-таки, гонимый отчаянием, я взобрался на холм. Взбежав на вершину, запыхавшийся, в изнеможении, я разглядел, что у дверей стоит машина «Скорой помощи», а у решетки толпятся соседи. Двое полицейских закрепляли желтую ленту поперек гравийной дорожки, ведущей в сад. Вдруг по толпе пролетел возбужденный ропот: дверь распахнулась, и я увидел, как с медлительностью, не предвещавшей ничего хорошего, санитары спускали вниз носилки с телом, полностью покрытым простыней. «Мертва, мертва», – повторяли все вокруг, словно некий щекочущий нервы пароль, с тем низменным, чуть ли не радостным возбуждением, какое вызывает чужая смерть.
Я отправился восвояси, оглушенный, без единой мысли в голове, до сих пор не веря, что все кончено. Когда я проходил мимо Крайст-Черч, полицейского на входе уже не было и привратник сообщил, что заседание Братства закончилось. Я направился в Институт математики со слабой надеждой застать Селдома в его кабинете, но он туда не возвращался. Мне вдруг пришел в голову вопрос: сказал ли кто-нибудь матери Кристин о смерти дочери, и я решил написать Селдому на электронную почту, чтобы уточнить это. В своем почтовом ящике я с изумлением увидел, что он сам отправил мне письмо несколько минут назад. Селдом тоже заходил в институт в надежде встретить меня. Ему нужно сообщить мне нечто срочное, он будет ждать меня в пабе «Орел и дитя» по меньшей мере час.
В пабе я не сразу заметил его в беловатых клубах табачного дыма. Я обошел стойку и направился во второй зал. Селдом сидел за маленьким столиком в глубине, держа в руках большой бокал для виски, уже пустой. Он подал мне знак и поднялся, несколько нетвердо, подзывая бармена, чтобы тот налил ему еще. Я уселся и взглянул на него искоса: его лицо избороздили резкие морщины глубокой скорби. Прежде я не видел Селдома таким: потерпевшим полное поражение.
– Пожалуйста, не смотрите на меня так, – попросил он. – К несчастью, в моем возрасте даже напиться не получается. Виски лишь отупляет меня, все происходит как будто в замедленном темпе. В голове туман. Но забыть не удается. Вы отдаете себе отчет в том, что Кристин сейчас мертва? Мертва. Вы отдаете себе отчет в том, что мы ни в коем случае не должны были вызывать полицию? Что из-за полицейского поста в больнице Хинч и Андерсон тоже мертвы? Вы отдаете себе отчет в том, что снова, снова… Простите, – вздохнул он, будто с трудом приходя в себя. – Я не хочу, чтобы и вы терзались, потому что вся вина на мне. Виной всему проклятие, всюду следующее за мной. Наверное, это мне бы пристало задуматься о самоубийстве. – Селдом отхлебнул еще виски и снова устремил на меня взгляд. – Я только хотел вам сказать, что вы должны уехать, покинуть Англию как можно скорее. Я уже потерял ученицу, не желал бы потерять и вас. Я бы посоветовал вам уже сейчас собирать чемодан. Денег на билет я вам одолжу, если это необходимо. Пожалуйста, поверьте мне: вы в опасности.
Я не сразу осознал всю серьезность того, что Селдом мне пытался сказать.
– Это как-то связано с тем, что вам сообщил сэр Ричард Ренлах?
Селдом мрачно кивнул.
– Могу я по крайней мере узнать, в чем дело? Вы что-то уловили в его словах?
Селдом снова кивнул, и глаза его сверкнули от еле сдерживаемой ярости.
– Я, как и все, пообещал молчать. Но вам расскажу, если буду уверен в вашем немедленном отъезде.
Я заверил его, что уеду. Селдом одним глотком осушил бокал и потер глаза тыльной стороной ладони, словно пытаясь пробудиться, стряхнуть с себя кошмарный сон.
– Ричард нам рассказал, что, когда открыли ящики Хинча и нашли фотографии обнаженных девочек, органы внутренней безопасности были этим весьма обеспокоены. В двойной бухгалтерии Хинча, что и Андерсон обнаружил, фигурировали имена людей, вращавшихся, вероятно, в очень высоких сферах. В общем, Ричард получил от своих бывших сотрудников указание воспрепятствовать тому, чтобы этот список попал в газеты. Когда мы встретили его в пабе вместе с инспектором и он узнал, что Андерсон уже раздобыл этот список и на следующий день собирается опубликовать все, что ему известно, Ричард срочно вызвал двоих, которые работали с ним в прошлом и пользовались его полным доверием, и поручил им «убедить» журналиста придержать материал. Ричард клялся нам, что дал своим людям инструкции даже пальцем его не трогать. Но эти двое – ровесники Ричарда, и Андерсон совершил ошибку, увидев в них пару хлипких, трясущихся старикашек. Стал, наверное, над ними насмехаться, заявил, что и их визит опишет в статье, для колорита. Вы же знали Андерсона, его юмор не до каждого доходил… Люди Ричарда разозлились, началась драка, и эти двое закололи Андерсона. Ричард боялся, что смерть репортера усугубит положение и участие органов внутренних дел выйдет наружу. Он отправился посмотреть на труп. Лицо и голова Андерсона оставались невредимы. Тогда Ричарду пришло в голову, что гибель репортера можно представить как очередное звено в цепочке смертей, новый элемент серии, и приписать ее неизвестному злодею, тому, кто рассылает фотографии обнаженных девочек. Он велел своим людям вложить в рот Андерсону одну из фотографий Кэрролла, которыми журналист намеревался «украсить» свою статью, отрезать ему голову, а тело со следами ударов спрятать так, чтобы его никогда не нашли. Так Ричард преобразовал преступление в новую смерть из «Алисы»: «Off with his head»[39]. В конце концов, сказал он нам, это ему как будто бы приказала наша собственная Червонная Королева. Одновременно Ричард приготовил для прессы альтернативную версию о ячейке сербских шпионов. Голова, плывущая по реке, легко, как ему казалось, ассоциировалась с известиями о диких зверствах и расчлененных телах, какие поступали с войны на Балканах, тем более что Соединенное Королевство недавно грозило вступить в эту войну. Он признался, что, проводя тайную операцию деликатного свойства, спецслужбы всегда стараются сделать так, чтобы наружу просочились две истории: одна – для прессы и телевидения, а другая, более замысловатая, на которую тонко намекают, – для приверженцев теории заговоров и для тех, кто считает себя проницательнее прочих. Сочиняются две истории, две версии для того, чтобы третья, истинная, осталась навсегда сокрыта. Поведав нам все это, Ричард, естественно, воззвал к патриотизму: чтобы Бог хранил королеву, сказал он, мы, мужчины и женщины, должны тоже вносить свой вклад. В данном случае вклад, который потребуется от нас, минимален, а вознаграждение велико: он добьется, чт