«Города, деревни, усадьбы, а иногда и просто хижины были так разукрашены и замаскированы триумфальными арками, гирляндами цветов и наглядными архитектурными декорациями, что вид их обманывал, превращая их у нас на глазах в великолепные города, внезапно воздвигнутые дворцы, в сады, роскошно созданные…»
И хотя граф Сегюр говорил о реально существовавших деревнях, усадьбах и городах, правда роскошно украшенных, среди иностранных послов утвердилось мнение, что никаких деревень и городов не было. Этот миф и пошел гулять по свету. Дошел он и до наших времен. Не только дошел, ему стали уподобляться некоторые подчиненные, наводя марафет в городах и селах, ожидая приезда большого начальства, вплоть до покраски травы и выставленных макетов.
Великий норвежский драматург Генрик Ибсен красноречиво как-то высказался: «Пожалуйста, не употребляйте этого иностранного слова «идеал». Скажите просто, по-нашему: «ложь».
Мой любимый актер и писатель Василий Шукшин, говоря о кривде среди россиян, отмечал:
«Ложь, ложь, ложь… Ложь – во спасение, ложь – в искупление вины, ложь – достижение цели, ложь – карьера, благополучие, ордена, квартира…
Ложь! Вся Россия покрылась ложью как коростой».
Всегда ложь, вранье, неправда, лукавство больно ударяли по престижу страны и судьбе народа. Одна из форм его – нереализованные обещания. Взамен им на Руси показывали то, чего не было на самом деле.
Интересна в этом плане своей язвительностью книга французского аристократа и монархиста, писателя и путешественника маркиза Астольфа Луи Леонора де Кюстина – «Россия в 1839 году», которую он иногда называл из-за разных показух фасадной страной.
«Чем больше я узнаю Россию, – писал он, – тем больше понимаю, отчего император запрещает русским путешествовать и затрудняет иностранцам доступ в Россию. Российские порядки не выдержали бы и двадцати лет свободных отношений между Россией и Западной Европой. Не верьте хвастливым речам русских: они принимают богатство за элегантность, роскошь – за светскость, страх и благочиние – за основание общества.
По их понятиям, быть цивилизованным – значит быть покорным; они забывают, что дикари иной раз отличаются кротостью нрава, а солдаты – жестокостью; несмотря на все их старания казаться прекрасно воспитанными, несмотря на получаемое ими поверхностное образование и их раннюю и глубокую развращенность, несмотря на их превосходную практическую сметку, русские еще не могут считаться людьми цивилизованными. Это татары в военном строю – и не более…
Здесь народ и правительство едины; даже ради того, чтобы воскресить погибших, русские не отреклись бы от чудес, свершенных по воле их правителя, – чудес, свидетелями, соучастниками и жертвами которых они являются…
После нашествия монголов славяне, до того один из свободнейших народов мира, попали в рабство, сначала к завоевателям, а затем к своим собственным князьям…
Притворное смирение кажется мне величайшей гнусностью…
Я не упрекаю русских в том, что они таковы, каковы они есть, я осуждаю в них притязания казаться такими же, как мы… Видя все это, я говорю: эти люди разучились жить как дикари, но не научились жить как существа цивилизованные, и вспоминаю страшную фразу Вольтера или Дидро, забытую французами: «Русские сгнили, не успев созреть»…
Что же, выходит – россияне мало путешествуют, являются покорными людьми – рабами, нецивилизованными типами, уже давно сгнившими, не успев стать зрелой нацией.
Тот период жизни россиян резко отличается от советского, когда Красная Россия стала империей и сверхдержавой, и нынешнего, когда Российская Федерация заявила, что она правопреемница СССР.
Запад уже ворчит, что российские туристы заполонили злачные места на планете Земля. Россияне ни разу не покорялись массово. Именно Россия, и царская, и советская, выдала на-гора столько культурных шедевров в литературе, живописи, науке и технике, что никак нельзя согласится с дремучим адептом западничества Кюстином, что наша страна «сгнила, не успев созреть».
1612, 1812 и 1945 годы – тому свидетельства. В конце концов, Россия стала сверхдержавой, соревнуясь с США.
Как только мы не воруем и не врём – у нас все получается.
Показательна история борьбы Сталина с ворьем в верхних эшелонах власти. Так, 2 января 1940 года к Сталину на ужин в Семеновское приехали Микоян, Андреев, Каганович и Ворошилов с Надей Тузовой – бывшей сотрудницей Коминтерна, его секретаршей, довольно-таки смазливой бабенкой. Она тоже решила поздравить вождя с днем рождения. Сталин был в хорошем настроении. Он показал правительственную телеграмму от Гитлера, который накануне поздравил Сталина с 60-летием.
– Ах, до чего же внимательный человек, вы смотрите, ведь вспомнил, – заикаясь, скороговоркой пролопотал Молотов, приехавший раньше других гостей.
А потом пошли «карачки», когда подменялась служба Отечеству службе «Вашему Превосходительству», – верноподданнические тосты, о которых когда-то впервые высказался художник Серов, рисуя портрет царя Николая II. Он тогда отметил льстивое окружение царя и россиян, никак не освободившихся от векового заискивания перед сильными мира сего. Особенно старались в угодничестве Ворошилов и Микоян.
И тут Сталин не выдержал:
– Фу, вы, как псаломщики. За бутылку водки готовые продать все и вся. Даже отца родного и мать в придачу.
Наступила зловещая тишина, которая, как на фронте, в любую секунду могла взорваться открытием огня и оглушающими взрывами.
И стрельба началась:
– Вы все уже успели записаться в новые богатеи, в знатное сословие, стали настоящими вельможами. Каждый из вас превратился в барина, в боярина. Забыли, кем вы были, – скаламбурил хозяин. – Став наркомами, научились быстро воровать.
Эти слова бросили многих в жар. Учащенно забились сердца – грешки и грехи ведь имелись у каждого. Поэтому все притихли, понимая, что Сталин может погнать такую волну, что она превратится в цунами. И он, захмелевший от любимых двух вин, стоявших на столе, – хванчкара и чхавери, нахмурив брови и смежив свои желтоватые глаза, продолжил:
– Что вы съежились? Паучье племя испугалось возмездия? – Сталин резко повернул голову.
– Ворошилов, – а ну-ка скажи, сколько государственных денег ты списал на свою светлость за счет бюджета?
Клим Ефремович, точно провинившийся ученик, вскочил со стула и встал в позу «руки по швам».
Сталин обжег его холодно-колючим подозрительным взглядом, упиваясь единоличной властью. Он здесь был Хозяин в прямом и переносном смысле, Хозяин над домом и душами гостей. Хозяин Кремля и Большой страны.
– Иосиф Виссарионович! Дорогой товарищ Сталин. Мы верой и правдой служим Родине, – трясясь от страха быть вывернутым наизнанку прозорливым вождем, отвечал надтреснутым голосом нарком обороны: – Лишнего мы ничего не позволяем. Живем, как все трудящиеся нашей великой страны.
– Андреев, – неожиданно взревел, словно бык, раскрасневшийся от гнева и выпитого Сталин, – скажи нам, здесь сидящим, скажи сейчас, какую сумму истратил на личную персону на-ро-дный комиссар обороны, – слово «народный» он умышленно растянул по слогам, как гармошку-трехрядку на свадьбах.
Андрей Андреевич каким-то сиплым, неестественным, даже глуховатым голосом со страхом, но явно подготовленный заранее, произнес:
– Климент Ефремович Ворошилов ежемесячно безотчетно тратит на «семейные нужды» в среднем по 70 000 рублей.
– Сумма баснословная, – тихо, весь багровея, промолвил Сталин. – Когда-то нищий слесаришка из Луганска, а сегодня красный маршал преподнес секретарше Тузовой бриллиантовое ожерелье, оцененное специалистами-золотарями в двадцать тысяч рубликов. Ворошилов, – можно ли тебе после этого верить?! Отвечаю – нет! Мы попросим финансистов подсчитать все твои долги, которые ты должен немедленно погасить. Человек с заляпанной репутацией не имеет морального права оставаться на посту наркома обороны страны. Завтра утром сдашь дела Тимошенко!
– Есть! – согласился маршал, похожий на провинившегося школяра.
Создавалось впечатление, что это был мини-спектакль, написанный заранее, с артистами и аудиторией, режиссером и постановщиком которого был юбиляр…
Так только казалось. На самом деле все обстояло гораздо серьезнее, чем думали гуляки. Досталось тут многим гостям.
По указанию Сталина из депутатов Верховного Совета СССР была создана контрольная комиссия, в которую вошли Андреев, Поскребышев, Маленков, Шкирятов, Мехлис и Давыдова – любимая оперная певица вождя и не только любимая певица… Он ее и уважал, и любил!
Хмель быстро улетучивался от гневных речей Сталина. Унылые и без настроения после вечеринки «вожди» поплелись к своим прогревающимся машинам. Каждый думал о своих финансовых грехопадениях.
Комиссия работала почти месяц. Результат превзошел все ожидания. Выяснилось, что долг Ворошилова государству превысил семьсот тысяч рублей. Через неделю Андреев доложил Сталину, что Ворошилов рассчитался. Быстро наскреб красный маршал огромную по тем временам сумму и вернул ее в государственную казну, что спасло его от преждевременного увольнения, исключения из партии, а возможно, даже и гибели. Могли бы и расстрелять…
Комиссия нашла финансовые злоупотребления на большие суммы у Молотова, Кагановича, Калинина и других небожителей. Например, выяснилось, что «всенародный староста» беззастенчиво тратил на юных красоток-балерин десятки тысяч рублей. Из скромных «сбережений» ему пришлось внести в кассу 185 тысяч рублей.
После этого не только Клим Ворошилов лишился должности, но и Вячеслав Молотов был смещен с поста руководителя правительства. Сталин отобрал у него портфель председателя Совнаркома, совместив две должности: первого секретаря ЦК ВКП(б) и председателя Совета народных комиссаров. Пострадали и другие зарвавшиеся партийные и государственные бояре.
«Что это такое? Понимаешь – из грязи в князи, – рассуждал Сталин после прочтения очередного акта комиссии. – Вместо скромного прикроватного коврика на стенах не ковры, а дорогие гобелены, горы хрусталя, полотна маститых художников. Откуда это все? На какие деньги куплено? Наверное, из музеев и дворцов бывших вельмож натаскано. Незаметно они – так называемые народные слуги – сегодня превратились в вельмож. Стыд и срам – козлы, да и только…»