Я не видел, как эти изверги убивали ударом сапога в живот.
Я не видел, как эти фашистские палачи убивали заключенных ударом палки по затылку.
Я не видел, что эти волки подвешивали заключенных за связанные назад руки.
Я не видел, как эти вандалы кидали живых людей в печи крематориев.
Я не видел, как эти изуверы – немецкие дикари отнимали грудных детей у матерей от груди и на глазах убивали о стенку.
Я не видел (и не дай бог видеть), как фашистские людоеды отбирали маленьких детей у матерей и на глазах разрывали, брали рукой за одну ножку, на другую становились ногой и таким образом разрывали ребенка.
Я всего этого не видел – но это было! Зато я видел: разрушенные, ограбленные и сожженные наши города и села.
Я видел полные колодцы убитых детей (Сталинская обл., 1943 г.).
Я видел тысячи трупов солдат разных возрастов.
Я видел ходячие скелеты, обтянутые кожей людей.
Я видел повешенных на телеграфных столбах и деревьях советских мирных граждан.
Я видел то, что видели миллионы людей: голод, холод, всякие лишения и на каждом шагу смерть и смерть, и все это по вине этих горе-завоевателей, этих мракобесов, этих дикарей, в жилах которых течет «голубая» кровь.
Я видел десятки тысяч сирот, матерей и вдов, которые и по сей день оплакивают своих родных и близких, погибших во время войны, в слезах которых можно было бы утопить всех нацистских преступников.
Я видел печи крематория «Майданека» и горы пепла от сожженных трупов людей.
Я видел концлагерь около города Фюстенберга, со всеми его «достопримечательностями»: 4-метровой стеной, несколько рядов колючей проволоки под током высокого напряжения, сторожевыми вышками, дотами и дзотами, а в середине, как символ лагеря, крематорий. Я именно там видел около дверок печей крематория обгоревшие, но не успевшие полностью сгореть конечности человека.
Я видел там склад, в котором сложены штабелями до самого потолка бумажные мешки, в которых находился пепел от сожженных трупов.
Я именно там видел под навесом огромные яруса носильных вещей, всяких видов и размеров, бывших в употреблении, а рядом горы (да, да, именно горы) разной мужской, женской и детской обуви.
Я там видел полные подвалы (канцелярии концлагеря) документов, принадлежащих уничтоженным в этом лагере гражданам.
Я там видел кругом лагеря десятки громадных могил, где похоронены тысячи узников, которых не успели сжечь.
НЕТ меры и нет края возмущению, кровь стынет в жилах при одном только воспоминании, какие только зверства творили эти павшие до уровня диких зверей гитлеровские бандиты…
Советский народ никогда не руководствовался чувством мести в отношении Германского[92] народа, мы сочувствуем и активно помогаем всем тем немцам (и другим народам), которые желают с нами жить в мире…
Ф. М-98. Оп. 3. Д. 12. Л. 82–86. Подлинник.
Раздел IОфициальные документы свидетельствуют
Командование армии Штаб армии 10.10.1941
Секретно!
СОДЕРЖАНИЕ: О поведении войск в восточном пространстве
Относительно поведения войск по отношению к большевистской системе существует весьма часто еще неясное представление.
Существеннейшей целью похода против еврейско-большевистской системы является полнейшее разрушение аппарата господства и выкорчевывание азиатского влияния в европейском культурном кругу.
Исходя из этого, перед войсками возникают задачи, которые выходят за пределы традиционного одностороннего солдатского духа. Солдат в восточном пространстве – это не только боец по правилам военного искусства, но носитель неумолимой народной идеи и мститель за все зверства, которые были причинены немецкой и родственной ей народности.
Поэтому каждый солдат должен обладать полным пониманием необходимости жестокого, но справедливого возмездия по отношению к еврейскому подчеловечеству. Его задачей является подавлять в зародыше всякие восстания в тылу немецкой армии, которые, как показывает опыт, всегда разжигаются евреями. Все еще отсутствует понимание серьезного значения борьбы с противником в тылу. Все еще продолжают брать в плен коварных жестоких партизан[94] и выродившихся баб, все еще продолжают обращаться с убийцами из-за угла, одетыми в полувоенную, иную и полугражданскую форму, и бродягами, как с порядочными солдатами, и отводят их в лагеря для военнопленных. Да, пленные русские офицеры рассказывают с усмешкой, что советские агенты[95] шляются безнаказанно по улицам и часто едят на немецких полевых кухнях. Такое поведение часто можно объяснить лишь полным отсутствием мысли, но это значит, что для начальника наступило время пробудить понимание значения современной борьбы.
Питание местных жителей и военнопленных, не находящихся на службе в германской армии, на полевых кухнях является такой же плохо пошитой человечностью, как и раздаривание папирос и хлеба. То, в чем родина, испытывая большие лишения, отказывает себе, то, что руководство с величайшими трудностями доставляет на фронт, не должно раздариваться солдатом врагу, даже в том случае, если это происходит из трофеев. Трофеи – это необходимая часть нашего снабжения.
При своем отступлении советы часто поджигают здания. Войска лишь постольку заинтересованы в работах по тушению, поскольку должны быть сохранены необходимые для размещения войск помещения. Во всем остальном уничтожение символов былого большевистского владычества, даже в виде зданий, входит в задачи истребительной войны. Ни исторические, ни художественные соображения не играют при этом в восточном пространстве никакой роли. В отношении сохранения важных военных сырьевых материалов и промышленных предприятий руководством даны необходимые указания. Полное разоружение населения в тылу сражающихся войск является первостепенной задачей при учете длинных чувствительных коммуникаций[96]. Где можно, следует сохранять и оберегать трофейное оружие и боеприпасы. Если обстоятельства этого не позволяют, следует приводить оружие и боеприпасы в негодность. В случае обнаружения в тылу армии действий отдельных партизан следует прибегать к драконовским мерам. Эти меры следует распространить на все мужское население, которое было в состоянии воспрепятствовать нападениям или заявить о них, безучастность многочисленных якобы антисоветских элементов, вытекающая из выжидательной позиции, должна уступить место четкой решимости активно сотрудничать в борьбе с большевизмом. Кто от этого отказывается, пусть не пеняет, если его будут рассматривать (и) с ним будут обращаться как с причастным к советской системе. Ужас перед немецкими контрмероприятиями должен быть сильнее, чем угрозы шатающихся большевистских последышей.
Будучи далеко от всякого политического обсуждения будущего, каждый солдат обязан выполнить следующие две задачи:
1. Полное уничтожение большевистского лжеучения советского государства и его армии.
2. Безжалостное уничтожение чужого коварства и жестокости и тем самым обеспечение жизни германской армии в России.
Лишь таким путем мы справимся с нашей исторической задачей освободить от азиатско-еврейской опасности раз и навсегда немецкий народ.
Подпись: [97].
При этом прилагается одобренный фюрером приказ командования одной из армий о поведении войск в восточном пространстве и в расположении корпуса обстоятельства в общем таковы, что солдаты должны быть воспитаны в духе большей твердости.
Снова указываю на следующие пункты:
1. Каждый кусок хлеба, отданный гражданскому населению, недостает на родине.
2. Следует стрелять в любое гражданское лицо, так же и женщин и детей, кто хочет перейти через кольцо блокады вокруг Ленинграда. Чем меньше едоков в Ленинграде, тем длительнее там сопротивление, и каждый беглец способен к шпионажу и партизанщине. Все это стоит жизни немецких солдат.
3. Немецкие автомашины не служат для перевозки русского населения/также повозки/.
Ф. 17. Оп. 125. Д. 166. Л. 12–13 об.
Копия с копии перевода с немецкого на русский язык.
г. Бердичев 24 декабря 1942 г.
По вопросу инцидента, происшедшего сегодня при проведении особорежимной операции.
Основание: нет.
При проведении назначенной на сегодняшний день особорежимной операции были убиты два сотрудника управления после того, как у них было отнято лицами, подлежавшими этой особорежимной операции, оружие – 1 пистолет-пулемет и одна русская самозарядная винтовка. Я не задавал никаких вопросов о происшедшем для того, чтобы не повлиять на показания свидетелей. Я установил из разговоров, что оба сотрудника – СС-унтершарфюрер Пааль и СС-штурман Фольпрехт – не соблюли необходимых мер предосторожности. Перед отправкой назначенных для проведения операции сотрудников управления я указал им на необходимость соблюдения особой осторожности.