е по другую сторону, что было необходимо, а сидел рядом с шофером. В то время, как расстрел первой группы был произведен Фольпрехтом из его пистолета-пулемета, расстрел второй группы был теперь поручен Паалем мне. При этом Пааль имел в виду сохранить большую огневую мощь для охраны грузовика при этой более опасной группе. Таким образом, непосредственно возле машины стоял Пааль с русским автоматом через плечо, одетый в толстую шоферскую шубу; Фольпрехт тоже стоял непосредственно у машины, одетый в шинель, с пистолетом-пулеметом в руке. Шофер Шефер стоял на посту наверху, на краю могилы, в то время как я производил расстрел в могиле из моего пистолета 08. Перед спуском в яму я еще раз предупредил Пааля, чтобы он был более осторожен, и посоветовал ему снять шубу для большей подвижности. Я также посоветовал ему держать винтовку наизготове, так как мы здесь имеем дело не с евреями. Пааль никакого внимания не обратил на мое замечание и, наоборот, приказал, чтобы заключенных подводили к яме по одному, т. е. чтобы я и шофер вели сразу двоих к могиле. После того, как я расстрелял первых трех заключенных, я вдруг услышал наверху крик. Так как четвертый заключенный был как раз на очереди, я быстренько прихлопнул его и, взглянув затем наверх, увидел, что у машины происходит страшная суматоха. Я и до этого уже слышал выстрелы, а тут увидел, как пленные разбегались в разные стороны. Я не могу дать подробных данных о происшедшем, так как я находился на расстоянии около 40–50 метров. Я только могу сказать, что я увидел моих двух товарищей, лежавшими на земле, и что двое пленных стреляли в меня и шофера из добытого ими оружия.
Поняв, в чем дело, я выпустил оставшиеся у меня в магазине 4 патрона вслед заключенным, обстреливавшим нас, вставил новую обойму и вдруг заметил, что пуля ударила совсем рядом со мной. У меня появилось такое ощущение, будто бы в меня попали, но потом я понял, что ошибся; теперь я объясняю это нервным шоком. Во всяком случае, я расстрелял патроны второго магазина по беглецам, хотя не могу точно сказать, попал ли я в кого-нибудь из них. Только потом мы нашли у грузовика двух убитых заключенных.
Заключенные имели возможность очень быстро скрыться из виду, так как поблизости находились ходы сообщения и окопы стрелков огневых позиций тяжелых пулеметов. Шофер, который, так же как и я, расстрелял все свои патроны и, так же как и я, не был ранен, побежал вместе со мной к находившемуся поблизости перекрестку дорог, где мы остановили проезжавший грузовик ВВС. На нем мы поехали в стационарный лагерь, где я немедленно распорядился, чтобы 20–25 конвоиров лагеря немедленно направились под предводительством шофера к месту экзекуции для того, чтобы оттуда начать преследование беглецов. Я сам взял винтовку с 50–60 патронами и поехал на грузовике по другой дороге к тому месту, откуда пленные убежали. Однако наши розыски остались безрезультатными. Это я приписываю в первую очередь тому, что фельдфебель, командовавший отрядом розыска, действовал неумело и не следовал моим распоряжениям.
Еще раньше я попросил в стационарном лагере известить о происшедшем данное учреждение. По получении сообщения о происшедшем инциденте на место происшествия прибыли СС-гауптшарфюрер Венцель и СС-обершарфюрер Фрич. Мы вместе бросили двух заключенных в могилу и засыпали их землей. Положив двух наших убитых товарищей на грузовик, мы поехали обратно в отделение. Больше ничего показать не могу.
Примечание: Иоганн Шефер – шофер командира полиции безопасности и СД в Житомире описывает происшествие точно так же, как и СС-роттенфюрер Гессельбах.
Является по вызову шофер Иоганн Шефер, 8. IV—1908 года рождения, уроженец Амстердама, и, будучи призван говорить только правду и заслушав показания роттенфюрера Гессельбаха, дает следующие показания:
«Показания СС-роттенфюрера Гессельбаха по поводу тех событий, участником которых я был, правильны по всем пунктам.
Я присоединяюсь к ним и больше добавить ничего не могу».
Ф. 17. Оп. 125. Д. 250. Л. 175–182 об. Копия перевода с немецкого на русский язык.
г. Житомир 27 декабря 1942 г.
При инспектировании 23 декабря 1942 года Бердичевского отделения и подчиненного ему воспитательно-трудового лагеря СС-гауптштурмфюрер Калльбах установил, что в лагере, приблизительно с конца октября, находится довольно большое число расконвоированных военнопленных, нетрудоспособных вследствие полученных ими на войне ранений. Поскольку из следствия по делам о партизанах известно, что партизанские отряды в первую очередь стремятся к насильственному освобождению военнопленных, далее, поскольку содержание пленных в вышеназванном воспитательно-трудовом лагере не столь безопасно, как в стационарном лагере, существовала опасность, что партизаны во время своей более активной деятельности в рождественские праздники попытаются освободить этих военнопленных. Кроме того, благодаря своей нетрудоспособности военнопленные представляли также значительный балласт для лагеря. Исходя из этого, СС-гауптштурмфюрер Калльбах распорядился, чтобы 24 декабря была произведена экзекуция бывших военнопленных. Ни здесь в управлении, ни в отделении нельзя было установить, по каким именно причинам прежний командир принял этих калек-пленных и отослал их в воспитательно-трудовой лагерь. В данном случае не было никаких данных относительно коммунистической деятельности этих пленных за все время существования советской власти. По-видимому, военные власти предоставили в свое время этих военнопленных в распоряжение здешнего отделения для того, чтобы подвергнуть их особорежимному обращению, ибо они вследствие своего физического состояния не могли быть использованы ни на какой работе.
Итак, СС-гауптштурмфюрер Калльбах назначил экзекуцию на 24 декабря около 17 часов. Начальник Бердичевского отделения СС-штурмшарфюрер Кнопп сообщил по телефону, что при выполнении назначенной особорежимной операции оба работника отделения – СС-унтершарфюрер Пааль и СС-штурманн Фольпрехт – подверглись нападению заключенных и были убиты из их собственного оружия[102]. Я получил задание немедленно отправиться на легковой машине в сопровождении СС-шарфюрера Иергенса, члена СС Мейера и шофера в Бердичев для расследования всего случавшегося. Как показали допросы СС-штурмшарфюрера Кноппа, СС-роттенфюрера Гессельбаха и шофера Шефера, а также произведенное на следующее утро обследование места преступления, нападение на Пааля и Фольпрехта следует приписать их собственной вине. Они своим совершенно недопустимым легкомыслием и неосторожностью дали повод и возможность к нападению на них со стороны заключенных. Когда начальник отделения Кнопп хотел дать им в помощь СС-гауптшарфюрера Венцеля, они отказались, сказав, что они вчетвером достаточно сильны, чтобы справиться с особорежимной операцией в отношении этих калек и инвалидов.
Непонятным кажется также указанное Паалем распределение колонн заключенных для доставки их на место экзекуции. В то время как с 1-й колонной были отправлены для проведения особорежимной операции только 18 человек, и почти исключительно безногие, со следующей колонной Пааль распорядился отправить на место экзекуции 28 заключенных с относительно незначительными повреждениями. Местность и расположение рва для экзекуции также оказались, на мой взгляд, малопригодными для этой цели. Хотя место экзекуции не было видно с окружающих дорог, однако оно находилось у начала впадины, так что грузовую машину с заключенными нельзя было установить удобно. К тому же Пааль приказал шоферу настолько близко подъехать ко рву, что машина, стоя задом к могиле и находясь на возвышенности, давала заключенным возможность наблюдать все, что происходило при расстреле.
Совершенно непонятными кажутся легкомыслие и неосторожность, с которыми Пааль и Фольпрехт караулили находившихся в машине заключенных. Так, например, Пааль, одетый в толстую шинель, с русской самозарядной винтовкой на ремне, стоял непосредственно около дверцы машины, а Фольпрехт находился лишь в 1–1,5 метра, одетый так же, с пистолетом-пулеметом в руке, а не наизготове.
Следует заметить, что СС-роттенфюрер Гессельбах неоднократно критиковал распоряжения Пааля относительно распределения заключенных, а также и его неосторожное поведение при охране автомобиля. Однако Пааль не обращал никакого внимания на совершенно правильные и доброжелательные советы Гессельбаха, а только резко обрывал его. Точного представления о самом происшествии составить не удалось, так как оба подвергшиеся нападению убиты, а СС-роттенфюрер Гессельбах и шофер Шефер, стоявшие в яме, были свидетелями событий, происшедших у грузовика, только после того, как их внимание было привлечено криками и выстрелами.
Вероятно, дело произошло следующим образом: по предварительной договоренности несколько заключенных спрыгнули с грузовика на охранявших их обоих сотрудников СС – Пааля и Фольпрехта. Ввиду неожиданности и некоторой связанности движений сотрудников СС благодаря их толстым шинелям заключенным удалось одолеть их, тем более что сотрудники СС не могли защищаться от напавших своим огнестрельным оружием, потому что не держали его наизготове.
Согласно медицинскому освидетельствованию, Пааль был убит двумя выстрелами в живот, а Фольпрехт – выстрелом в грудь.
После этого заключенные открыли огонь из захваченного ими оружия по остальным двум сотрудникам СС, и только благодаря чистой случайности эти последние не были ранены и даже смогли при небольшом количестве имевшихся у них патронов убить еще двух бежавших заключенных. Таким образом, из 28 заключенных 4 было застрелено в могиле, 2 – при побеге, остальные 22 бежали. Немедленно принятые СС-роттенфюрером Гессельбахом меры для поимки беглецов при помощи команды находящегося поблизости стационарного лагеря были целесообразны, но безрезультатны. Все сбежавшие были немедленно объявлены в розыск начальником Бердичевского отделения, о чем были поставлены в известность все полицейские и армейские инстанции. Розыск, однако, будет затруднен тем, что имена бежавших неизвестны. Имеются лишь имена всех подлежавших особорежимному обращению, так что в розыск пришлось объявить и уже казненных и сбежавших.