ТРОЯНОВА АЛЕКСАНДРА МЕФОДИЕВНА
26.6.25. г. р. (украинка)
В 1940 году я находилась под Доном на окопах, где вместе со своими подругами попала в окружение немцев. Я бежала тогда домой. Дома была мать и меньшая сестра. Пробыв дома, я узнала от матери, что всю молодежь немцы гоняют на работу, но я решила, нежели работать у немцев, лучше прятаться. В 1942 году немцы отступили, и в наше село зашли войска Красной Армии. Моя меньшая сестра при отходе наших войск также ушла с ними, а потом была послана в партизанский отряд, который находился в лесах Днепропетровска. Она часто заходила ночью домой и уходила снова на разведку в город. В первых числах мая месяца полиция узнала об этом, и доложили органам немецкого командования. Начались обыски, допросы, наконец, арестовали мать. Меня сильно избили розгами и отпустили домой. На следующий день я получила повестку о немедленной явке на биржу труда. В это день я не пошла, поскольку не на кого было бросить 4-летнего брата. Утром на следующий день полиция была уже у меня в доме. Меня снова избили и под автоматом повели на биржу труда. Больше домой я не возвратилась, в темных, с решетками вагонах нас угоняли в Германию. Душно и тесно было в наполненном до отказа вагоне, каждый хотел напиться, хотя каплю холодной воды, но воды не было, только по большим станциям давали по кружке черной несладкой немецкой кавы и по 300 гр. хлеба на день. Через 18 дней мы доехали до распределительного пункта, здесь также нас встретили такие же полицаи с палками. Пробыв 3 дня, меня взял хозяин на работу, где я работала в степи и дома. Поднималась всегда в 4 часа утра и ложилась в 11–12 часов ночи. Работа тяжелая, непосильная, вечные угрозы гестапо, вечные грубые оскорбления, побои отнимали здоровье и жизнь. Но пришло то жданное (т. е. ожидаемое. – Сост.) время, наша героическая Красная Армия освободила меня и других моих товарищей от проклятого фашистского террора. А теперь я еду домой на родину и даю слово работать в тылу честно и добросовестно и помогать Красной Армии для скорейшего разгрома этой подлой фашистской своры.
АНДОНЕВА АГАФИЯ ДАНИЛОВНА
1.14.26 г. р., из Ростовской обл. Чернышевского р-на совхоз отдел II (молдаванка)
Я молдаванка, проживала до 1940 года в Бессарабии, в конце 1940 года вместе с Красной Армией моя семья и я приехали в Россию, где и жили до 43 года, когда наша территория была оккупирована немцами, – для нас работы не было, а поэтому мы должны были ехать в Германию. Не приглашали нас по-человечески, а просто, как звери, бросались немецкие бандиты на девушек и под оружием сопровождали до биржи труда. До сих пор я еще не знаю, каким путем с окровавленной физиономией меня притащили на биржу труда. Подошли страшные немецкие вагоны, в которые в тот день же нас загнали, как животных, и состав отправился на страшный нам запад, от которого я так долго пряталась. В вагонах по 45 человек, не хватало места даже сесть как следует. Вагоны закрыты тяжелыми запорами. Первую неделю хлеба совершенно не давали, воды также не было. При остановках на больших станциях мы уже не просили кушать, а просили воды, но воды нигде достать нельзя было. Палачи немецкие ходили с нагайками и все кричали «шнель, шнель, лос, лос», что и можно было слышать только от них. Те, которые отставали от эшелона, были расстреляны сразу же на месте. Девушки падали, залитые кровью, а варвары смотрели и смеялись над ихней смертью. С каждым днем, с каждой ночью все меньше и меньше становилось людей в эшелоне. Через 3 недели мы доехали до города Шнайден-Мюль, здесь тотже режим, те же противные морды, те же нагайки нас встретили. Начался торг, через полчаса меня купил один хозяин и повез меня к себе в Белград. У него я работала в поле, а также исполняла всю домашнюю работу. Каждый день крик, на каждом месте подзатыльники. Как ненавидела я этого проклятого алкоголика, который беспрерывно пил, а потом заставлял меня работать втройне. Но вот пришел конец ихнему царству. Русские бойцы второй раз меня освободили: первый раз от румынских господ, а второй раз из германской каторги. Я молдаванка, но, пока будет биться сердце в моей груди, никогда не забуду родных русских братьев, которые возвратили меня снова к жизни. Сейчас еду на родину в Бессарабию и всем расскажу про эту «Славную Германию», как умирают в ней беспомощные люди, чтоб все слышали и знали и ненавидели немецких фашистов так, как ненавижу их я.
ЗАХАРОВ МАКСИМ ГЕРАСИМОВИЧ
из Орловской обл. Брянского р-на села Малово Полнеца
Слыша свою невыдержку под Москвой, ошалелые гитлеровские захватчики начали истреблять народ нашего города. Поскольку были массовые переходы в партизанские отряды, которые не давали жизни немцам, находившимся в нашем районе. Тысячи человек мирного населения были расстреляны, а остальных начали угонять в Германию. В эту группу попал и я со своей женой и дочерью.
Холодные дырявые немецкие вагоны наполнили нами до отказа. Воды, однако, трудно было достать, хотя часто шли дожди. Пить из луж не разрешали, а хорошей воды не давали. На 8 дней получили по полтора кг хлеба, а на больших станциях получали кипяток по пол-литра. Доехали до Бреслау, в распределительный пункт, где уже были тысячи русских, которые ожидали отправки на работы. Нам также пришлось побыть 3 дня, а потом нас, 170 человек, забрали и привезли в город Кримберг. Тройная колючая проволока, черные деревянные бараки, похожие на гробы мертвецов, крик полицаев, плач женщин – все сразу открыло нам жизнь лагеря. Вот распределили нас всех по баракам. Я был послан в мужской барак, а жену с дочерью вовсе отослали из лагеря к хозяину, который жил в 25 км от нашего лагеря. Вечером этого же дня нас всех записали, выдали пропуска, а утром на следующий день нас под конвоем погнали на работу. Пришли на посудную фабрику, начали мастера учить нас работать; сначала учили, рассказывая, а потом начали учить кулаками или нагайками. Так тянулась наша монотонная жизнь в лагере. Подъем был в 6 часов, с 7-ми часов приступали к работе и кончали в 7.30. Получали на день 300 гр. хлеба, 1 литр так называемой баланды, которая была сварена из гнилой брюквы вместе с песком, но она казалась нам такой вкусной, что как будто бы дома никогда никто не мог бы состряпать подобного блюда. По воскресеньям мы имели свободное время с 12 часов дня до 2 часов дня, но причем обязательно нужно было взять пропуск у коменданта лагеря. Выходить за ворота лагеря без букв ОСТ не разрешалось, замеченных без остов штрафовали, и этот человек лишался права выходить на прогулку в течение нескольких недель. Во время таких прогулок мы украдкой разговаривали с иностранцами, которые рассказывали нам известия о фронте. На фабрике мы видели, как убитые неудачей немцы собирались группами и тихо что-то разговаривали. Догадаться было нетрудно, мы уже знали, что наши недалеко. Через месяц немцы начали по одному убегать в Берлин. Наконец не осталось ни одного. Делать было нечего, сами остались хозяевами, и я бегом пустился к своей жене и дочери. Хозяина моей семьи уже не было, убежал, а моя жена уже сама хозяйничала в доме. Я здесь остался, а через 3 дня в наше село заехали передовые части Красной Армии. С радостью встретили русские люди, которые 3 дня назад были порабощены немецкими людоедами. А сегодня все собираются домой, на родину.
МОРОЗ МИХАИЛ ПАВЛОВИЧ
1925 г. р., из Киевской области Баршиевского р-на села Лукаши (украинец)
21 мая 1942 года был дан приказ германского верховного командования о «добровольном» выезде с родной украинской земли на работу в Германию. С первых дней были организованы конвои для сопровождения «добровольцев». И так 22 мая выезжали родные сыновья и дочери, расставаясь с родными семьями. Сколько слез протекло, никто не мог бы смерить. Каждый знал, что едем «добровольно», но возвратиться скоро не придется. Питание сказали брать только на 2-е суток, но мы были не настолько глупые – мы знали, что немцы кормить нас не будут. Ехали с 22.5 до 4.6.42 года. Приехали в большой лагерь, огражденный колючей проволокой. Кушали только германскую каву и 300 гр. хлеба на день. Вот пришел большой купец, и нас всех повели с лагеря на площадь, где купцы разглядывали товар. Ни одного человека он не взял, поскольку не сошелся ценами с нач. лагеря. Тогда нас привезли в город Штольно, покупателей также не было. На второй день нас перевезли в город Лямбург. Расположили нас на базарной площади и ждали купцов. Вот прохаживаются немецкие купцы и выбирают себе посильнее, попрочнее товар. Несколько человек, в том числе и меня, продали одному богатому помещику-землеробу. Сколько заплатил за каждого, не знаю, но за меня заплатил 5 марок и 20 пфеннигов. Приехали мы к нему автомашиной. Поместили нас в крестьянский амбар. Спали на соломе. В тот вечер внесли нам нечищеной картофели и по кружке кофе. Работы было по горло. За малейшее неподчинение били и замыкали в холодные подвалы. Я сам просидел сутки целые без пищи за то, что без разрешения помещика я поехал к своему товарищу. Сидел я и думал, что недолго будут эти звери так расправляться с нашим народом, что скоро придет время и мы встретим своих братьев и сестер, но говорить много нельзя было. Везде нас окружало гестапо. Но время шло, Германия слабела и слабела, и войска ее все время отступали, а наша Красная Армия все крепла и крепла и гнала беспощадно врага и все ближе и ближе подходила к границам Германии. Вот 10 марта 1945 года в наше село вошли ряды Красной Армии, которые и освободили нас из этой каторги. Сердечно благодарим нашей Красной Армии за наше освобождение и присоединяемся к рядам ее, обещаем помочь разбить как скорее фашистскую свору.
ОКИПСКАЯ МАРИЯ РОМАНОВНА
из Черниговской области Яблуновского р-на, село Рудовка (украинка)
В 1941 году при отступлении наших войск я также уходила с ними. Доехали мы машиной до села Варваровка, немецкие бомбардировщики нас начали бомбить. Наша машина потерпела катастрофу, и я была ранена в руку. Я начала пробираться домой и по пути встретила своего брата, который ушел из немецкого плена и также направлялся домой. Через м-ц к нам зашли немцы. Я скрывалась в то время в подвале, а мой брат вместе с четырьмя товарищами ушел в лес в партизаны. Он часто заходил ночью к нам в село и все время уводил по одному, по два человека с собой. Немцы, находившиеся в нашем селе, узнали об этом, что каждую ночь кто-нибудь исчезал. Однажды ночью к нам в избу ворвались пьяные солдаты, они начали шарить по комнате, в сундуках, в шкафах, иская партизанов. Но в эту ночь ничего не нашли, за нами начали следить немецкие патрули. Через 3 дня рано на рассвете брат и 4 его товарища зашли домой, а по их пятам уже шли немецкие сыщики, которые нанюхали свежий след. Как сумасшедшие, залетели к нам они во двор. Чувствуя опасность, мой брат быстро придумал и сказал мне: «Марийка, спаси нас, беги скорее им навстречу и заговори их, а мы уйдем через крышу». Я мгновенно вылетела навстречу гитлеровским собакам. Помогло то, что они были в дрезину пьяные и им сейчас было не до партизан, а душа их собачья требовала молодой девушки. Они начали со мной что-то разговаривать, смеяться, скаля свои желтые кривые зубы. Я также покорно им подражала, ибо я знала: в эти минуты решается судьба моего брата и его товарищей. Заметив, что все уже был сделано, моя мать, чтобы отвлечь их внимание от конюшни, пригласила нас всех в комнату. Но немцы не захотели идти в комнату, а пошли в указанное место, откуда только что исчезла ихняя добыча. Обнаружив тотчас отверстие в крыше, они, как ошалелые, заорали «Партизан, партизан вэк» и бросились с кулаками на меня. Избили меня до бессознания, ковырнув грязными сапогами, они побежали в дом, где начали бить, ломать все и всех подряд. А наутро полиция забирает меня и ведут в какой-то лагерь, где погрузили еще тысячу таких девушек, как и я, и повезли в Германию. В дороге получали 300 гр. хлеба на день и кружку кофе. Привезли нас до гор. Шлау. На большой площади нас сгрузили, и здесь началась торговля. Не знаю, сколько брали за каждую, но меня взял хозяин на 2 года и уплатил 20 марок. Работала с 4-х часов утра и до 12 часов ночи. Били каждый день. Пит