аходящиеся в ней люди. Подобного рода объяснения о «газовой машине» я получил также в сентябре 1942 г. в Риге от инженера-строителя Дегте и, кроме того, в мае 1942 г. от чиновника русского городского управления Майера, рассказавшего, что при помощи «газового автомобиля» уничтожалось мирное население г. Витебска. Об этих рассказах вышеуказанных лиц я вспомнил сейчас же, как только мне лейтенант Якобе сообщил, что в Харькове применяли «газовый автомобиль». Я попросил лейтенанта Якобе разрешить мне осмотреть эту машину. Лейтенант Якобе дал на это свое согласие, заявив, что как раз для этого есть подходящий момент, так как на следующий день в 6 часов утра будет происходить погрузка в этот «газовый автомобиль», и я могу явиться во двор тюрьмы и посмотреть. На следующий день я явился в условленное время во двор тюрьмы, где находился лейтенант Якобе, поздоровался с ним, после чего он показал мне стоящую во дворе машину. Это была самая обыкновенная военная машина, предназначенная для перевозок, только с герметически закрывающимся кузовом. Лейтенант Якобе открыл дверцы машины и показал мне. Внутри эта машина была обита железными листами, в полу машины имелись отверстия, через которые поступали выхлопные газы из мотора, при помощи которых и отравляли находящихся в ней людей. Вскоре после этого открылись двери тюрьмы и группами оттуда начали выводить арестованных. Среди них были женщины различных возрастов и старики, которые шли в сопровождении эсэсовцев. Особенно тяжелое впечатление произвел на меня вид этих людей: люди были исхудавшие, со всклокоченными волосами, со следами побоев на лице. Те из арестованных, которые не хотели идти, получали побои и пинки. Им дано было приказание направиться к машине и погрузиться в нее. Хочу добавить еще, что количество арестованных составляло примерно 60 человек. Когда началась погрузка в машину, часть арестованных пошла в машину, другая же часть не хотела входить и оказывала сопротивление, но насильно вталкивалась эсэсовцами пинками и ударами прикладов. Наблюдая это, я спросил лейтенанта Якобе, почему известно этим людям, что их ожидает в «газовой машине». Лейтенант Якобе ответил мне на это, что, собственно, людям не говорили о том, что их ожидает, но так как «газовая, машина» нашла уже широкое применение в Харькове, то многим, видимо, известно, что их ожидает в этой машине.
Прокурор. – Сколько раз вы наблюдали подобную погрузку в «газовую машину»?
Риц. – Я наблюдал это только единственный раз, о котором рассказываю.
Прокурор. – Присутствовали вы при массовых расстрелах советских граждан?
Риц. – Да, я принимал в этом участие.
Прокурор. – Расскажите об этом подробно.
Риц. – Ханебиттер мне сказал, что предстоит расстрел примерно 3000 человек, которые при занятии гор. Харькова советскими войсками приветствовали приход советской власти. Ханебиттер сказал мне, что я имею возможность присутствовать при этом расстреле.
Прокурор. – Вы сами напросились присутствовать при расстреле?
Риц. – Да, я сам просил майора Ханебиттер разрешить мне присутствовать при этой операции.
Прокурор. – Расскажите подробно об этом.
Риц. – 2 июня майор Ханебиттер, захватив меня, выехал с рядом офицеров в деревню, расположенную недалеко от г. Харькова, Надворки или Продворки, где должен был происходить расстрел. В пути мы обогнали три автомашины, нагруженные арестованными, в сопровождении эсэсовцев, которые также направлялись туда. Машина, на которой я ехал, обогнала машину с арестованными и прибыла на лесную поляну, где были подготовлены ямы. Эта поляна была оцеплена эсэсовцами. Вскоре после этого появились автомашины с арестованными. Ханебиттер сказал, что в этот день подлежит расстрелу до 300 человек. Арестованные были разделены на небольшие группы, которые поочередно расстреливались эсэсовцами из автоматов. Не хочу умалчивать и о своем участии в этой операции. Майор Ханебиттер сказал мне: «Покажите, на что вы способны», – и я, как военный человек, офицер, не отказался от этого, взял у одного из эсэсовцев автомат и дал очередь по арестованным.
Прокурор. – Среди расстреливаемых были женщины и дети?
Риц. – Да, я помню, что была женщина с ребенком. Женщина, пытаясь спасти ребенка, прикрыла его своим телом, но это не помогло, так как пули пронизали ее и ребенка.
Прокурор. – Сколько человек было в этот раз расстреляно в вашем присутствии?
Риц. – Мне майор Ханебиттер сказал, что в этот день должно было быть расстреляно до 300 человек.
Прокурор. – Не видели ли в ямах, в которых хоронили расстреливаемых людей, умерщвленных при помощи «газового автомобиля»?
Риц. – Да, когда мы, офицеры, потом осмотрели место расстрела, то лейтенант Якобе показал мне одну из ям, где из-под слегка присыпанной земли видны были очертания человеческих трупов. Якобе сказал, что вот, дескать, пассажиры вчерашней поездки на «газовом автомобиле».
Прокурор. – Вы занимались допросами арестованных мирных советских граждан?
Риц. – Да, я принимал участие в допросах советских граждан в городе Таганроге.
Прокурор. – Расскажите, как вы допрашивали советских граждан.
Риц. – Сначала я допрашивал арестованных согласно тем юридическим познаниям, которыми я обладал. Однако вскоре ко мне явился начальник зондеркоманды города Таганрога Эккер, который заявил, что так дальше дело не пойдет, что люди эти толстокожие и к ним надо применять другие меры. И тогда я начал избивать их на допросах.
Прокурор. – Побои были системой допроса советских граждан?
Риц. – Да, можно со всей определенностью сказать, что были системой. В городе Харькове, как я уже раньше показал, я имел возможность присутствовать при допросах и убедился, что все, начиная с начальника и кончая младшим чином зондеркоманды, избивали, причем сильно избивали на допросах. Так что, повторяю, это, безусловно, система.
Прокурор. – Вот вы, Риц, человек с высшим юридическим образованием, очевидно, считающий себя человеком культурным, как вы могли не только наблюдать эти избиения, но и принимать в них активное участие, расстреливать ни в чем не повинных людей, причем расстреливать не только по принуждению, но и по собственной воле?
Риц. – Я должен был выполнять приказ, так как если бы я приказа не выполнил, то меня представили бы к военно-полевому суду и наверняка приговорили бы к смертной казни.
Прокурор. – Это не совсем так, потому что вы сами изъявили желание участвовать при погрузке людей в «газовую машину» и вас туда никто специально не приглашал.
Риц. – Да, верно то, что я сам изъявил желание присутствовать при этом, но прошу учесть, что тогда я еще являлся новичком на Восточном фронте и хотел лично убедиться, действительно ли здесь, на Восточном фронте, применяется такая автомашина, о которой я слышал ранее. Поэтому я и изъявил желание лично присутствовать при погрузке в нее людей.
Прокурор. – Но в расстрелах невинных советских граждан вы ведь принимали непосредственное участие?
Риц. – Я уже показал ранее, что при расстрелах в Подворках майор Ханебиттер сказал: «Покажите, на что вы способны». Не желая оскандалиться, я взял у одного из эсэсовцев автомат и стал расстреливать.
Прокурор. – Следовательно, на этот мерзкий путь, на путь расстрелов ни в чем не повинных людей, вы стали по собственной воле, ибо вас к этому никто не понуждал?
Риц. – Да, я действительно в этом должен признаться.
Прокурор. – Вот вы, Риц, человек, обладающий некоторыми познаниями в области права, скажите – на Восточном фронте нормы международного права немецкой армией в какой-либо степени соблюдались или нет?
Риц. – Я должен сказать, что на Восточном фронте не могло быть и речи ни о международном, ни о каком-либо другом праве.
Прокурор. – Скажите, Риц, по чьему приказу все это происходило, почему эта система совершенного бесправия и зверской расправы с неповинными людьми утвердилась?
Риц. – Это бесправие имело свои глубокие причины, а именно – оно вызвано указаниями Гитлера и его сотрудников, указаниями, которые можно подробно проанализировать.
Прокурор. – Расскажите подробно и конкретно, кто же именно виноват во всем этом.
Риц. – Первым и основным виновником я считаю Гитлера, призывающего, во-первых, к водворению системы жестокости и, во-вторых, говорившего о превосходстве германо-арийской расы, которая призвана водворить порядок в Европе. Он также говорил о необходимости уничтожения малоценного русского народа. Далее я хочу указать на Гиммлера. Гиммлер неоднократно говорил, что нечего обращать внимание на параграфы, приговаривающие к смерти, а надо приговаривать согласно своему арийскому чувству. Это германо-арийское чувство в Германии надо было как-то прикрывать, а на Восточном фронте немецкие войска творили неприкрыто. Далее я хочу сказать о Розенберге, на чей счет следует записать пропаганду, восхваляющую превосходство германской расы. Эта пропаганда, которую проводил Розенберг и в отношении русских, как варваров, привела к такому поведению германских солдат. Таким образом, говоря о действительных глубоких причинах этих злодеяний, я счел нужным указать на эти три имени, с которыми, безусловно, связаны преступления немецких войск.
Председатель. – Подсудимый Риц, расскажите кратко свою биографию.
Риц. – Я родился в 1919 г. в городе Мариенвердер (Германия) в семье профессора. С 1925 г. я сначала три года посещал народную школу, а затем девять лет гуманитарный университет; который и окончил, сдав испытания. Затем семь месяцев я отбывал трудовую повинность, после чего поступил в Кёнигсбергский университет, где изучал право, а также занимался музыкой. С 1939 года я был призвал в германскую армию, но затем был отпущен в отпуск для того, чтобы в марте 1940 года сдать государственный экзамен. До октября 1940 года я числился в рядах армии, но затем был демобилизован в связи с болезнью желудка и занимался в первое время судебной деятельностью при оберпрезидиуме Восточной Пруссии в Кёнигсберге. С апреля 1941 года по май 1943 года я работал в качестве юриста в Познани. В конце мая 1943 года по так называемой тотальной мобилизации я был призван в германскую армию и направлен на Восточный фронт.