Прокурор. – В каком же возрасте были дети?
Буланов. – Дети были в возрасте от 6 до 12 лет.
Прокурор. – Вы, Буланов, видели «газовую машину», в которой люди умерщвлялись окисью углерода?
Буланов. – В январе 1942 года к нам в гараж из Германии прибыла такая автомашина. Немцы эту машину называли.
Прокурор. – А ремонтировать вам ее приходилось?
Буланов. – Приходилось мне также ее ремонтировать и производить чистку. При производстве чистки машины я видел внутри кузова, когда выметал, детские шапочки, башмачки, очевидно, спавшие с умерщвленных детей.
Прокурор. – Расскажите подробно, что из себя представляла эта машина, устройство ее, как она выглядит, как умерщвлялись люди в этой машине.
Буланов. – Эта машина представляет из себя двухосный, огромных размеров автомобиль тоннажем примерно 5–7 тонн. Окрашена она в серую краску. На ней поставлен шестицилиндровый мотор. Кузов этой машины имеет двухстворчатую дверь, герметически закрывающуюся. Герметичность достигалась, очевидно, при помощи каучуковой прокладки, которая была на дверцах.
Прокурор. – Это прокладка дверей?
Буланов. – Да, прокладка дверей. Внутри кузов обит оцинкованным железом, внизу кузова находится деревянная решетка.
Прокурор. – То есть эта решетка представляет из себя пол?
Буланов. – Да, как бы пол, на который становятся ногами арестованные. Внизу машины находится выхлопная труба мотора, от которой через специальный шланг в кузов проходит отработанный газ. Когда люди погружаются в автомобиль, он закрывается, включается мотор и идет до места выгрузки. В этот период люди умерщвляются.
Прокурор. – Вы много раз наблюдали, как грузили людей в «газовую машину»?
Буланов. – Мне приходилось наблюдать погрузку несколько раз, а выгрузку приходилось наблюдать 20 с лишним раз.
Прокурор. – Кто из немцев обслуживал эту машину?
Буланов. – Шофером на этой машине был немец, лет 35–36, вид у него был болезненный. Фамилии его я не знаю.
Прокурор. – А по чьему приказанию эта машина использовалась, знаете?
Буланов. – По приказанию шефа гестапо.
Прокурор. – Как фамилия?
Буланов. – Фамилии шефа я хорошо не помню, как будто Ханебиттер.
Прокурор. – Какое участие вы принимали в погрузке в эту машину?
Буланов. – Мое участие выражалось в том, что я возил полицейских на место выгрузки.
Прокурор. – Сколько раз?
Буланов. – Мне приходилось возить больше 20 раз за период с января по июнь 1942 года.
Прокурор. – Сколько же, таким образом, на ваших глазах, при вашем участии было умерщвлено людей этой машиной?
Буланов. – Когда я привозил полицейских на место выгрузки, мы выгружали трупы в бараки Харьковского тракторного завода, после чего гестаповцы зажигали эти бараки. Когда мы вновь приезжали на место, то бараки были уже сожжены. Таким образом, мне приходилось сваливать трупы в два барака. Но до этого там были уже трупы. Точно определить я не могу, но приблизительно на моих глазах были сожжено до 600 трупов, а то и больше.
Прокурор. – Бараки эти сжигались на ваших глазах?
Буланов. – Я видел только, как их обливали какой-то жидкостью, но когда зажигали бараки, мне не приходилось видеть.
Прокурор. – Приходилось видеть вам, как грузили в эти «душегубки» детей, грудных младенцев?
Буланов. – Неоднократно. Два или три раза приходилось видеть, как гестаповцы погружают женщин с детьми в «душегубки».
Прокурор. – Какое же вознаграждение от немцев вы получили за свою предательскую деятельность?
Буланов. – От немцев я получал содержание 90 марок, или 900 рублей, также получал паек, солдатский. Кроме того, вещи от расстрелянных советских граждан, которые оставались, когда немцы отбирали себе лучшие, а прочее давали нам. (В зале шум.)
Прокурор. Что же, лучшие вещи немцы отправляли в Германию?
Буланов. – Хорошие вещи немцы отправляли в Германию.
Прокурор. – У меня вопросов нет.
Председатель. – Объявляется перерыв до 18 часов.
Вечернее заседание суда 16 декабря 1943 г.
Председатель. – Судебное заседание Военного Трибунала продолжается. Подсудимый Буланов, вам приходилось ремонтировать «душегубку»?
Буланов. – Да, мне приходилось ремонтировать «душегубку».
Председатель. – Вы показывали, что принимали участие в расстреле 60 детей.
Буланов. – Да, я рассказывал об этом.
Председатель. – Вы этих детей привозили к месту расстрела?
Буланов. – Да.
Председатель. – Из машины детей выводили вы?
Буланов. – Да, я, а также и другие гестаповцы.
Председатель. – Вы показывали, что за свою работу получали деньги и вещи расстрелянных. Какие вещи вы получили за свою работу?
Буланов. – Получил пальто для жены и себя, а также получил два костюма и обувь.
Председатель. – Подсудимый Буланов, из ваших показаний следует, что вы изменили Родине, продались немцам за 90 марок, принимали активное участие в систематических расстрелах и уничтожении ни в чем не повинных советских людей. Признаете вы себя виновным в этом?
Буланов. – Да, признаю.
Председатель. – У защиты имеются вопросы к подсудимому?
Защитник Белов. – В процессе следствия вы рассказывали все честно и искренно, как здесь, на суде?
Буланов. – Нет, когда меня арестовали, я, боясь, что в прифронтовой полосе со мной могут поступить жестоко, скрыл свою работу в гестапо, когда же меня перевели в лагерь, я решил рассказать всю правду.
Белов. – Скажите, подсудимый Буланов, известно ли вам, успела ли эвакуироваться «зондеркоманда», в которой вы служили?
Буланов. – «Зондеркоманда», в которой я служил, успела эвакуироваться.
Белов. – У меня больше нет вопросов.
Председатель. – У подсудимых есть вопросы к Буланову?
Подсудимые через переводчика Иванову, переводившую им весь допрос Буланова, ответили, что вопросов не имеют.
На этом допрос обвиняемых заканчивается. Председательствующий генерал-майор юстиции т. Мясников объявляет, что суд переходит к допросу свидетелей.
Первым допрашивается свидетель Хейниш. Допрос его ведется через переводчика Копылова.
Председатель. – Ваш год рождения?
Хейниш. – Я родился 8 ноября 1901 года в городе Нойштадт.
Председатель. – Из какой семьи происходите?
Хейниш. – Из семьи торговца.
Председатель. – Ваш военный чин?
Хейниш. – Я имею чин оберштурмбаннфюрера. В прошлом являлся заместителем начальника штаба Гесса, а в последнее время был окружным комиссаром в гор. Мелитополе. Мой чин соответствует чину генерал-майора.
Председатель предупреждает свидетеля Хейниш, что он должен давать Военному Трибуналу правдивые показания. За дачу ложных показаний он будет отвечать по закону.
Председатель. – Свидетель Хейниш, к вам имеет вопросы военный прокурор.
Прокурор. – Скажите, свидетель, вы член национал-социалистской партии?
Хейниш. – Да.
Прокурор. – С какого года?
Хейниш. – С 1923 года.
Прокурор. – Вы занимались активной партийной работой?
Хейниш. – Да.
Прокурор. – Какую партийную работу вы выполняли?
Хейниш. – Я был организатором и руководителем отряда СД в городах Бремен, Франкфурт-на-Майне и политическим руководителем штаба Гесса до 1941 года.
Прокурор. – Какие вы имеете награды?
Хейниш. – Я имею следующие награды: бронзовую, серебряную и золотую медали национал-социалистской партии и почетный знак национал-социалистской партии, как член партии с 1923 года.
Прокурор. – Что вы делали и чем занимались, будучи в Мелитополе комиссаром?
Хейниш. – В мою задачу входило руководство управлением хозяйства и эксплуатацией вверенной мне области. Я должен был выкачивать сельскохозяйственные продукты для обеспечения армии и германского тыла.
Прокурор. – Что же, жители охотно сдавали вам продукты?
Хейниш. – Население неохотно сдавало продукты, саботировало сдачу их, а часть населения вообще не была в состоянии сдавать требуемую норму сельскохозяйственных продуктов.
Прокурор. – Что же вы делали с людьми, которые не сдавали продукты?
Хейниш. – Те лица, которые сопротивлялись и не сдавали нужные продукты, были арестованы гестапо и СД и ликвидированы.
Прокурор. – Что значит ликвидированы?
Хейниш. – Ликвидировать – значит уничтожить, расстрелять.
Прокурор. – Следовательно, вы занимались грабежом, а гестапо – убийствами.
Хейниш. – Так точно.
Прокурор. – Сколько людей было уничтожено в вашу бытность в Мелитополе?
Хейниш. – За время с 1 сентября 1942 года по 14 сентября 1943 года в Мелитопольской области было уничтожено 3–4 тысячи человек.
Прокурор. – Известно ли вам, что в Мелитополе после изгнания немцев было обнаружено 14 000 трупов? Не преуменьшаете ли вы цифру?
Хейниш. – Это расхождение объясняется тем, что еще в 1941–1942 гг. при оккупации Мелитополя органы гестапо и СД уничтожили многих советских граждан.
Прокурор. – Сколько таких больших операций было проведено в вашу бытность в Мелитополе?
Хейниш. – За время моей работы в Мелитополе было примерно 3–4 массовые операции, в частности, в декабре 1942 года было арестовано 1200 человек сразу.
Прокурор. – Это что, в ночь под Рождество?
Хейниш. – Да.
Прокурор. – За что же были арестованы эти люди?
Хейниш. – За саботаж и антигерманские настроения.