ть, что здесь идет сражение стрелковых частей.
Прокурор. – Свидетель, вы в помещение лагеря заходили?
Янчи. – Да, я заходил в помещение лагеря, но лишь тогда, когда после всех этих расстрелов и смертей лагерь настолько опустел, что в него можно было зайти.
Прокурор. – Расскажите подробно, что вы видели в помещении лагеря, когда заходили.
Янчи. – Вид, который представлял собою лагерь после того, как туда можно было зайти, был ужасен. Площадка перед фабричным зданием была превращена в целое море грязи, которая местами доходила до полуметра, и в этой грязи были погребены сотни трупов военнопленных и трупов гражданских лиц. Так, можно было видеть в одном месте высовывающуюся руку, в другом – ногу, в третьем – голову. Особенно сплошным было скопление трупов около стен фабричного здания. Там лежали трупы расстрелянных, около лагерных стен находились также умирающие, сидя или стоя в каком-нибудь из углов лагеря, где они искали убежище от холода. На площадке перед фабричным зданием было большое количество канав, в которых собрались грязь и дождевая вода, и там лежали трупы, посиневшие и вздувшиеся от воды. Некоторые из этих канав использовались военнопленными как отхожие места. Там также было большое количество трупов. Я никогда ранее не представлял себе, что человек перед смертью может быть настолько истощенным. Они были настолько истощены, что их трупы представляли собой обтянутый кожей скелет. Головы представляли собой настоящие черепа. В здании была та же картина, оконных проемов в этом здании не было. Крыша этого здания была наполовину сломана, был сильный сквозняк.
Прокурор. – Расскажите, хоронили трупы умерших и расстрелянных военнопленных?
Янчи. – Трупы стали хоронить лишь тогда, когда в лагере почти все умерли, всюду лежали горы трупов, на одном лишь чердаке их было более 500–600. Тем же, которые еще могли двигаться, были даны в руки обрывки телефонного провода, который прикреплялся петлей за шею, руку или ногу умершего или убитого, и таким образом тащили через весь лагерь к заранее вырытым ямам, куда их сбрасывали и засыпали землей. Особенно ужасным было, что военнопленные, которые хоронили трупы, знали, что через пару дней они сами будут сброшены в эти ямы.
Прокурор. – Расскажите, свидетель, какое положение было в лагерях в Борисове, Касторном и Миллерове?
Янчи. – В этих лагерях было положение такое же, как и в Вязьме.
Прокурор. – Расскажите, свидетель, были ли в лагере собаки?
Янчи. – Да, были. Официально собаки находились в лагере для охраны лагеря, но фактически они использовались для натравливания на военнопленных, а также на гражданское население, которое скапливалось возле лагеря, чтобы узнать о судьбе своих близких.
Прокурор. – Кто-нибудь из инспекторских лиц посещал лагерь?
Янчи. – Да, и очень часто.
Прокурор. – И что же, после этого режим лагеря улучшался?
Янчи. – Нет, положение не изменялось.
Прокурор. – Следовательно, об этих ужасах, которые творились в лагерях, знало высшее командование?
Янчи. – Да, высшее командование, безусловно, было осведомлено о положении в лагерях, так как в тот же лагерь, в Евдакове, прибыл полковник Рит, который заявил, что прибыл прямо от Адольфа Гитлера. Верховное командование не только было осведомлено о порядках, царивших в лагерях, но и само их организовывало. Эти лагеря были, по существу, не лагерями для военнопленных, а лагерями, где истреблялись военнопленные и гражданское население Советского Союза.
Прокурор. – Скажите, свидетель, кто является непосредственным виновником гибели советских военнопленных и гражданских лиц в 231-м лагере?
Янчи. – Непосредственными виновниками гибели заключенных в 231-м лагере являются в первую очередь комендант лагеря 231, работавший с начала советско-германской войны до декабря 1941 года, майор Фонст, затем сменивший его подполковник Гутшмидт, офицер контрразведки, доктор Гжеван, лагерный врач доктор Рабензонфнер и адъютант, он же заместитель коменданта лагеря, лейтенант Кирнс. Это основные виновники.
Прокурор. – Вы жили в гор. Харькове?
Янчи. – Да, я был в Харькове.
Прокурор. – Расскажите, что вам известно о военнопленных и гражданских лицах, находившихся в лагере 364, который был расположен на Холодной Горе?
Янчи. – В лагере на Холодной Горе в гор. Харькове я жил всего четыре дня. Я приехал туда, чтобы взять оттуда заключенных на работу. То, что я там видел, нисколько не отличается от того, что было в лагере 231. Кроме того, мне об этом лагере много рассказывал офицер Хельгеман.
Прокурор. – В этом лагере на Холодной Горе также содержались лица из гражданского населения?
Янчи. – Да, я сам видел гражданских лиц в этом лагере.
Прокурор. – Расскажите подробно об этом лагере.
Янчи. – Этот лагерь был размещен в здании бывшей тюрьмы. В помещение я не входил, но был во дворе лагеря. Там также лежали трупы умерших и умирающие, которым никто не оказывал помощи. Все они были истощены, оборваны, многие из них не имели обуви. Охранные посты ударами палок гнали этих заключенных на работу. За эти 4 дня, которые я был в лагере, пришел приказ об отправке пешим порядком в Полтаву. Этапирование проходило так же, как из Вязьмы в Смоленск. Люди были так истощены, что большинство из них до места назначения не дошло. Через несколько дней мне довелось ехать в автомашине в Коломак, и я увидел, что дорога была усеяна трупами пленных и лиц из гражданского населения. Среди них были женщины и дети. Несколько сот военнопленных оставались в лагере на Холодной Горе. Они были уже настолько истощены, что не могли стоять. Как я позднее слышал от солдат, которые оставались там, в лагере, незадолго до прихода советских войск военнопленные, оставшиеся в лагере, были расстреляны.
Следующим допрашивается свидетель Бойко.
Председатель. – Пригласите в зал судебного заседания свидетеля Бойко.
(В зал судебного заседания входит свидетель Бойко.)
Председатель. – Ваша фамилия?
(Обвиняемым вначале переводят вопрос на немецкий язык переводчик Стеснова, затем переводчик Иванова.)
Свидетель. – Бойко.
Председатель. – Имя и отчество?
Бойко. – Иван Семенович.
Председатель. – Год рождения?
Бойко. – 1900-й.
Прокурор. – Расскажите, как вы попали на службу к немцам?
Бойко. – В октябре 1941 года в г. Киеве я пошел работать шофером, а также переводчиком в карательный отряд при гестапо.
Прокурор. – Потом вы вместе с командой переехали в Харьков?
Бойко. – Через некоторое время отряд переехал из Киева в Харьков, куда мы приехали 16 ноября 1941 года.
Прокурор. – Расскажите, как переселялись по приказу германского командования граждане города Харькова из городских квартир в бараки. Вы знаете об этом?
Бойко. – Через некоторое время был приказ начальника СД о выселении жителей города Харькова за город, в бараки, находящиеся вблизи Харьковского тракторного завода.
Прокурор. – Расскажите, как вывозили из больницы города Волчанска больных людей и уничтожали их.
Бойко. – 12 июня 1942 г. был получен приказ о выделении 15 человек. В это число попал и я, и мне надо было выехать в город Волчанск. По приезде в Волчанск для размещения прибывших была избрана больница. Больница была переполнена, но Гельмрих дал приказ очистить больницу от людей и вывезти их оттуда. После этого стали выполнять приказ. Немецкие солдаты, войдя в больницу, приказали всем больным одеваться якобы для переезда в Харьков. Все начали одеваться, но ввиду того, что был отдан приказ не надевать на себя одежду, некоторые из них поняли, в чем дело, и здесь началась паника. Их гнали, они не хотели выходить. Больные рвались к дверям, но здесь кругом стояли гестаповцы и выходить не разрешали. В тех, которые пытались уйти, стреляли, и в результате этого много было ранено и убито. Затем началась погрузка в машину с применением палок и оружия.
Прокурор. – Сколько человек было уничтожено таким путем?
Бойко. – В первый раз они вывезли 50 человек, а потом остальных. Всего было уничтожено 90 человек, около 80 больных, а остальные – обслуживающий персонал больницы.
Прокурор. – Расскажите, что вам известно об уничтожении советских граждан – жителей города Воронежа, высланных по приказу фон Радецкого?
Бойко. – После того, как наш отряд закончил работу в Волчанске, мы выехали оттуда в город Воронеж. Когда мы проезжали Белгород, «газенваген» остался в Белгороде. Через Курск мы приехали в Воронеж.
Прокурор. – По дороге вы никого не арестовали?
Бойко. – По дороге из Волчанска в Курск, а затем в Воронеж все время происходили аресты и расстрелы. По приезде в Воронеж фон Радецкий издал приказ, чтобы все жители, оставшиеся в городе, покинули его, а тот, кто останется в городе, будет расстрелян или повешен. Приказано было идти по направлению к местечку Хохол. Запуганные жители с детьми из города направились к местечку Хохол. Часть жителей была оставлена на месте, а других направили в другую сторону для проверки документов.
Прокурор. – Сколько человек тогда уничтожили?
Бойко. – Около 2000 человек.
Прокурор. – Расскажите, как производилось уничтожение.
Бойко. – Прибывших пешком в местечко Хохол заключенных я и другие шоферы повезли по направлению к селу Матреновка. По прибытии на место мы получили приказ разгрузить машину. Среди приехавших на машинах началась паника. Тех, кто пытался бежать, немедленно расстреливали. Я помню, как одна женщина, плача, кричала: «Зачем вы нас убиваете, не убивайте». Помню, как одна девочка умоляла гестаповца не расстреливать ее мать. Она просила: «Дяденька, не убивайте мою маму». Но гестаповец расстрелял сначала мать, а потом и девочку.