военнослужащие, попавшие в плен к немцам в разное время с различных фронтов.
13 января 1944 года Красная Армия освободила от немецко-фашистского гнета г. Славута. В это время в лагере оставалось свыше 600 чел. больных и раненых советских офицеров и солдат, которые были вызволены из фашистского плена войсками 60-й армии, где начальником политотдела тов. Исаев.
Освобожденные из фашистского плена больные и раненые военнослужащие немедленно были эвакуированы в ППГ 5205 и ИГ 2197.
Находившиеся в лагере советские офицеры и солдаты были доведены до такой степени истощения, что 7 человек из них умерли на пути при эвакуации в советские госпитали.
В первые же дни при поступлении в госпитали из числа прибывших из Славутского лагеря умерли 47 человек.
Судебно-медицинским и патологоанатомическим исследованием трупов умерших установлено, что подавляющее большинство умерло от крайнего истощения и голодания и развившихся на этой почве болезней – острого туберкулеза легких, крупозного воспаления и др.
Все поступившие из Славутского лагеря бывшие военнопленные советские офицеры и солдаты в количестве 525 человек были освидетельствованы специальной судебно-медицинской экспертизой, коей установлено, что все указанные военнослужащие страдают болезнями, явившимися результатом пребывания их в фашистском плену. Подавляющее большинство страдают алиментарной дистрофией, активным туберкулезом легких, крайним истощением, желудочно-кишечными болезнями и дистрофическим поносом. У всех поступивших раненых обнаружены в ранах осложнения, остомиелит и отсутствие склонности к заживлению вследствие резкого ослабления организма от систематического голодания.
Многочисленными свидетельскими показаниями освобожденных из Славутского лагеря советских военнослужащих, а также отдельных граждан г. Славута устанавливаются кошмарные условия содержания советских офицеров и солдат, попавших в плен к немцам, созданные с целью умышленного планомерного умерщвления советских военнопленных.
Питание военнопленных заключалось в ежедневной выдаче 250 грамм хлеба, изготовленного со значительной примесью древесных опилок. Кроме того, выдавалось около 2-х литров так называемой баланды – супа, изготовленного из гнилого нечищеного и зачастую немытого картофеля, шелухи от круп и других овощей.
Немецкая администрация лагеря не скрывала от военнопленных, что при выпечке хлеба примешивается 15–20 % древесных опилок. Фактически опилок было значительно больше.
При осмотре территории лагеря 8 февраля 1944 г. в одном из складов обнаружено оставленные немцами около 15 тонн муки с 65-процентной примесью древесных опилок, что установлено лабораторным анализом.
В заключении медицинской экспертизы о влиянии такого хлеба на человеческий организм указывается, что
«…питание этим хлебом вызывает:
1) Алиментарную дистрофию отечной и кахектической формы.
2) Пеллагру и пеллагроидные состояния (поносы, изменение психики – депрессия, кожные изменения) вследствие недостатка витамина «В».
3) Развитие диспепсических расстройств и воспалительных изменений кишечника вследствие раздражения желудочно-кишечного тракта большой массой древесных опилок и других механических примесей».
Показаниями всех военнопленных устанавливается, что выдаваемый суп – «баланда» изготовляется из гнилого, грязного, нечищеного картофеля и овощей. Туда же добавлялась шелуха от круп, иногда тухлая крупа. Как правило, в «баланде» обнаруживали крысиный помет и всякий мусор.
Содержавшиеся в лагере советские военнослужащие постоянно были голодны, истощены до крайней степени и доходили до отчаяния. Люди поедали крыс и всякие отбросы из мусорной ямы.
Некоторые доходили до того, что набрасывались на проезжающую по двору повозку с картофелем, несмотря на то, что это сопряжено было с большим риском для жизни и, во всяком случае, сопровождалось зверским избиением военнопленного.
Допрошенный по этому поводу бывший военнопленный майор Алексашенко показывает:
«…Пища, которая нам выдавалась, заключалась в 250–300 грамм хлеба, почти наполовину смешанного с древесными опилками. Кроме этого, нам выдавалась т. н. баланда – это суп из нечищеного картофеля, шелухи от гречневой крупы и гнилых овощей. Запах, который издавала эта “баланда”, как от помойной ямы. Но, несмотря на ужасную пищу, люди были настолько голодны, что набрасывались на эту “баланду” и поедали ее, не разжевывая, проглатывали ее. В этой “баланде” я лично неоднократно находил крысиный помет и несколько раз находил там толченое стекло».
Освобожденный из плена лейтенант Панкин показывает:
«…Мне приходитесь лично видеть, как пленные, доведенные голодом до психоза, ели крыс. В апреле 1943 года около уборных 4-го блока в яме группа военнопленных на костре в котелках варила крыс. Тут же в не доваренном виде это поедалось».
И далее:
«…Были такие смельчаки, которые пытались украсть пару картофелин с воза, но за это расплачивались избиением, натравливанием на них собак и т. п. Таких смельчаков называли у нас пикировщиками».
Военнопленные размещались на 2- и 3-этажных нарах, чрезвычайно скученно, вплотную, один к другому. В помещениях размещалось людей в 3–4 раза больше нормального.
Вши и клопы кишели на нарах, одежде и перевязках военнопленных. При встряхивании одежды вши обильно падали на землю.
В помещениях стояла невыносимая вонь от разложения и фекальных масс. Инфекционные больные находились вместе с другими больными. Подстилки на нарах никакой не было, и люди лежали на грязных нарах полураздетые, а зачастую совершенно голые.
Санитарной обработки не было. Из-за отсутствия воды военнопленные не умывались.
Бывший военнопленный военврач 3-го ранга Иноземцев по этому поводу показывает:
«…В одной палате размещалось до 300 человек. Такое размещение было в так называемом лазарете. Подстилки никакой не было. Не было и соломы. Некоторые лежали совершенно голыми. Инфекционные больные часто перемешивались с ранеными. Вшивость среди больных повальная, и заболевания сыпным тифом все время увеличивались. Санитарной обработки в лагере не было. Больные даже не умывались из-за отсутствия воды. Можно видеть было больных, которые, пользуясь проходящим дождем, умываются в лужах».
Указанное положение подтверждается также рядом других свидетелей (Липскарев, Чигрин и другие).
Созданные немцами условия в лагере способствовали распространению различных заболеваний среди военнопленных, особенно эпидемических.
Свирепствовали сыпной тиф, туберкулез, дизентерия, накожные заболевания и всякие другие болезни.
Заболевшие сыпным тифом подолгу скрывали свою болезнь, боясь попасть в первый блок, откуда почти никто не возвращался.
Свидетель Ианкин показывает по этому поводу:
«…Бытовые условия военнопленных способствовали распространению болезней среди них и невозможности излечения. Больные разными болезнями лежали рядом, вплотную, прижавшись друг к другу. Здесь же были и тифозные и туберкулезные, дизентерийные и здоровые. Тиф свирепствовал. Заболевшие тифом стремились остаться у себя и скрывали свою болезнь, боясь попасть в первой блок, откуда одна дорога – на кладбище».
Медицинская помощь военнопленным не оказывалась. Медобслуживание в лагере осуществлялось военнопленными советскими врачами, но медикаментов немцы не отпускали или выдавали в мизерном количестве. На 1000 больных выдавалось иногда 15–20 таблеток аспирина.
Перевязочным материалом не снабжались. Перевязки ран производились крайне редко. Раны были чрезвычайно запущены, с осложнениями, без какой-либо наклонности к заживлению. Кроме того, бытовые условия способствовали распространению болезней и невозможности их излечению.
Всеми материалами дела, многочисленными свидетельскими показаниями, собранными документами полностью подтверждается, что кошмарный режим, бытовые условия, недопустимое антисанитарное состояние в лагере – это система, умышленно созданная немецкими оккупационными властями с целью уничтожения попавших в плен к немцам советских офицеров и солдат.
Созданных немцами условий существования в лагере человеческий организм не мог выдержать более 2–3 месяцев.
Среди военнопленных в лагере была колоссальная смертность, доходившая до 300 человек в сутки. Трупы умерших складывались во дворе второго блока и в подвале.
Помещений для мертвецкой не хватало, и трупы складывались штабелями во дворе лагеря.
Ежедневно в каждый блок, в отделение наведывался шеф блока – немецкий солдат и спрашивал у врача, сколько умерло за сутки. Цифра 10–15 его не удовлетворяла, но, узнав, что за сутки в отделении умерли 30–35 человек, этот немец с удовлетворением говорил «гут».
Среди военнопленных 1-й и 2-й блоки назывались блоками смерти. В первом блоке находились инфекционные, а во 2-м поносные больные. Из попавших в эти блоки редко кто выживал.
Это был последний этап, неизбежная судьба каждого военнопленного, находившегося в Славутском лагере.
Смертность в 1-м и 2-м блоках была настолько велика, что не успевали выносить трупы из помещения и выбрасывали их вниз из окон верхних этажей.
Круглые сутки вывозились трупы на кладбище – за 1-й блок, в заранее заготовленные ямы, куда складывались по 300–400 трупов в одну яму.
В дальнейшем, в середине 1943 года немцы в целях маскировки своих злодеяний переделали огромные насыпи на могилах в мелкие холмики. В некоторых местах на территории лагеря имеются массовые могилы, насыпи которых немцы в 1943 г. уничтожили, и с целью маскировки на этом месте посажены растения.
По показаниям многих свидетелей, за период существования лагеря в нем погибло свыше 130 тыс. человек.
Об этом свидетельствуют показания свидетелей Алексашенко, Панкина, Иноземцева и многих других.
Бывший военнопленный военврач 2-го ранга Новиков показывает, что из прибывших с ним в Славутский лагерь в июне 1943 г. 50 человек остались в живых только 2–3 человека. Все остальные погибли в лагере от голода, истощений и болезней.