По смятению девушки, по ее сбивчивым речам и ужасному состоянию ее матери граф догадался, что, видимо, в бедных этих стенах случилось нечто ужасное. Видя здесь прекрасную возможность для благотворительности, добродетели, столь ценимой его чувствительной душой, граф принялся умолять женщин успокоиться. Однако ему пришлось многократно повторить свою просьбу, прежде чем они смогли выполнить ее. Затем, заверив их в своем покровительстве, граф попросил женщин рассказать ему, что довело их до столь плачевного состояния. После очередного потока слез, пролитого вследствие столь неожиданного для них счастья, Аннета, упросив графа сесть, поведала ему историю страшных бед, обрушившихся на ее семью… мрачный рассказ, постоянно прерываемый стенаниями и слезами, кои девушка не могла сдержать.
— Мой отец, сударь, — беднейший и честнейший человек в округе; он занимается ремеслом дровосека, зовут его Кристоф Ален. Его бедная жена, кою видите вы перед собой, подарила ему всего лишь двоих детей: мальчика, которому сейчас девятнадцать лет, и меня, которой только что исполнилось шестнадцать. Несмотря на свою бедность, отец сделал все, чтобы дать нам хорошее воспитание. Более трех лет мы с братом провели в пансионе в Эгле, и оба умеем прекрасно писать и читать.
После первого причастия отец забрал нас домой, ибо у него больше не было возможности содержать нас. Бедный наш, любимый отец, равно как и мать наша, чтобы дать нам начатки образования, все это время питались только хлебом. Вернувшись, брат мой уже был достаточно силен, чтобы работать вместе с отцом; я помогала матери по хозяйству, и мы жили все лучше и лучше. Наконец-то, сударь, обстоятельства благоприятствовали нам, и казалось, что добросовестно исполняя долг свой, мы заслужим благословение Неба.
Но вот неделю назад с нами случилось самое ужасное несчастье, которое только может случиться с такими бедняками, как мы, у кого нет ни денег, ни влиятельных покровителей, ни защитников. Брат работал в двух лье отсюда; отец был совсем один, в трех лье от дома, в той части леса, которая ближе к Алансону, когда он заметил тело некоего человека, лежащего у подножия дерева… Он подошел с намерением помочь несчастному, если еще не поздно. Повернув тело, он смочил ему виски остатками вина, что было у него во фляге, и начал их растирать. Но тут вдруг галопом прискакали четверо жандармов, кинулись на отца, связали его и отвели в Руан, где бросили в темницу по обвинению в убийстве человека, которого тот, напротив, пытался вернуть к жизни.
Представьте себе наше волнение, сударь, когда мы увидели, что отец не вернулся в свой обычный час. Брат сразу же отправился на поиски; возвратился он только на следующий день и сообщил нам сию печальную новость.
Мы тотчас вручили ему ту малую толику денег, что была у нас в доме, и он помчался в Руан отнести сию помощь нашему бедному отцу. Через три дня брат написал нам, вчера мы получили это письмо… Вот, сударь, вот оно, это роковое письмо… — произнесла Аннета, заливаясь слезами. — Брат пишет, чтобы мы были осторожны, ибо в любой момент за нами могут прийти и увести в тюрьму, чтобы устроить очную ставку с отцом. Он утверждает, что, хотя отец наш и невиновен, нам ни за что не спасти его. Труп убитого еще не опознали, ведутся розыски, но по слухам известно, что это дворянин, живший неподалеку. Утверждают, что отец мой убил и обокрал его, а завидев приближающихся к нему жандармов, он выбросил деньги в кусты. Это предположение подтверждается тем, что в кармане убитого не нашли ни су…
Но, сударь, разве человек, убитый, быть может, еще накануне, не мог быть ограблен теми, кто убил его, или же теми, кто затем нашел труп его? О! Поверьте мне, сударь, мой несчастный отец не способен на такое, он скорее бы сам умер, нежели отнял жизнь у другого… И все-таки скоро мы его потеряем, и — Великий Боже! — какая страшная смерть ждет его!.. Теперь вы знаете все, сударь, все… Простите, что я не смогла скрыть свою скорбь, и помогите нам, если можете. Остаток наших дней мы проведем, моля Небо о продлении дней ваших… Вы знаете, сударь, что слезы обиженных смягчают Предвечного, порой он внимает их тихим мольбам, и — клянусь вам, сударь! — за вас будем мы возносить наши молитвы, за вас молить Господа, лишь за ваше благополучие взывать к нему.
Не без волнения слушал граф рассказ о сем происшествии, столь трагическом для этих достойных людей. Горя желанием быть им полезным, он поначалу спросил у них, на землях какого сеньора они проживали, ибо считал, что благоразумно было бы прежде всего заручиться его поддержкой.
— Увы, сударь! — вздохнула Аннета. — Земля эта принадлежит монахам, мы уже говорили с ними, но они сурово ответили, что ничем не могут нам помочь. Ах! Если бы дом наш стоял на два лье дальше, на землях господина графа де Дорси, мы были бы уверены, что найдем поддержку… Это самый справедливый сеньор во всей провинции… самый любезный… самый милосердный.
— А не знаете ли вы, Аннета, кого-нибудь, кто мог бы рассказать ему о вас?
— К сожалению, нет, сударь.
— Тогда я беру на себя этот труд; более того, я обещаю вам его покровительство… Даю вам слово от его имени, что он использует все свои возможности, чтобы помочь вам.
— О, сударь, как вы добры! — воскликнули несчастные женщины. — Как мы сможем отблагодарить вас за то, что вы для нас делаете?
— Забудьте об этом, как только дело будет сделано.
— Забыть, сударь? Ах, никогда! Память о благодеянии вашем угаснет только вместе с нами.
— Что ж, дети мои, — произнес граф, — итак, вы видите перед собой того самого человека, чьей поддержки вы так желали.
— Вы, сударь?.. Вы граф де Дорси?..
— Я самый, ваш друг, защитник и покровитель.
— О, матушка! Матушка, мы спасены! — воскликнула юная Аннета. — Мы спасены, матушка, ибо этот добрый сеньор обещает нам свою поддержку.
— Дети мои, — ответил граф, — уже поздно, мне еще предстоит долгий путь домой, я покидаю вас. Но, расставаясь, даю вам слово, что уже завтра вечером я буду в Руане и через несколько дней сообщу вам о предпринятых мною шагах… Более я вам ничего не обещаю заранее, но будьте уверены, что я сделаю все, что будет в моих силах. Вот пятнадцать луидоров, возьмите, Аннета, в эти трудные дни вам необходима поддержка; истратьте их на ваши домашние нужды, а я позабочусь о том, чтобы отец ваш и брат также ни в чем не нуждались.
— О, сударь, как вы добры!.. Матушка, могли ли мы надеяться?.. Боже праведный! Никогда еще душа ни единого смертного не источала столько доброты!.. Сударь, сударь, — продолжала Аннета, бросаясь на колени перед графом, — вы не человек, вы — само Божество, спустившееся на землю, чтобы утешить несчастных. Ах! Что можем мы для вас сделать?.. Приказывайте, сударь, приказывайте, позвольте нам стать вернейшими слугами вашими.
— Милая Аннета, я немедленно потребую от вас услугу, — сказал граф. — Я заблудился и не знаю, какая тропинка выведет меня к дому. Соблаговолите проводить меня одно-два лье, и тем самым вы рассчитаетесь за тот добрый поступок, которому ваша нежная и чувствительная душа придает больше значения, нежели он того заслуживает.
Легко представить себе, что Аннета мгновенно отозвалась на просьбу графа: она побежала вперед, вывела его на нужную дорогу и при этом не уставала возносить ему хвалу. Если она и останавливалась на секунду, то лишь затем, чтобы оросить слезами руки благодетеля, и граф, захваченный сладостными чувствами, дарованными нам очарованием быть любимым, испытывал поистине неземное наслаждение, чувствовал себя Божеством, спустившимся на землю.
О святое Милосердие! Если правда, что ты дитя Неба и повелитель рода человеческого, то как дозволяешь ты, чтобы приверженцы твои вознаграждены были лишь печалями и невзгодами, а хулители твои, кои беспрестанно тебя поносят, торжествовали, оскорбляя тебя на обломках алтарей твоих?
Пройдя около двух лье, граф наконец узнал местность.
— Уже поздно, милая, — сказал он Аннете. — Отсюда я сам найду дорогу. Возвращайтесь к себе, дитя мое, ваша матушка, должно быть, уже беспокоится. Поверьте, я сделаю все, что будет в моих силах. Так что передайте ей, что я обещаю вернуться из Руана только вместе с ее мужем.
Расставаясь с графом, Аннета залилась слезами; она готова была следовать за ним на край света… Она попросила дозволения припасть к ногам его…
— Нет, Аннета, напротив, разрешите мне поцеловать вас, — ответил граф, целомудренно заключив ее в объятия. — Идите, дитя мое, почитайте Бога, родителей и своего ближнего, оставайтесь честной девушкой, и благословение Неба всегда пребудет с вами…
Аннета сжала руки графа и зарыдала; слезы мешали ей выразить чувства, охватившие ее трепетную душу. Дорси, сам необычайно взволнованный, запечатлел на челе ее прощальный поцелуй, нежно отстранил девушку и удалился.
О современники мои, те, кто прочтет эти строки! Восчувствуйте, сколь сильна власть добродетели над душой чувствительной, и пусть пример сей, даже если вы не чувствуете себя в состоянии последовать ему, надолго вам запомнится: графу едва минуло тридцать два года… он находился в своих владениях… в глухом лесу… держал в объятиях очаровательную юную девушку, чья признательность отдавала ее в полное его распоряжение… Он пролил слезу о несчастьях сего многострадального создания и помышлял лишь о том, как бы помочь.
Граф возвратился в замок и стал готовиться к отъезду… Мрачное предчувствие… внутренний голос природы, коему человек обязан доверять… Одному из своих друзей, ожидавшему его, граф поведал свое приключение и признался, что никак не может избавиться от непонятного чувства, которое, казалось, уговаривало его вовсе не вмешиваться в это дело… Но наслаждение, испытываемое Дорси при совершении очередного благодеяния, не могло сравниться ни с какими иными удовольствиями, и он уехал.
Прибыв в Руан, граф посетил всех судей и заявил им, что в случае необходимости он выступит поручителем несчастного Кристофа, ибо уверен в его невиновности, настолько уверен, что готов поручиться собственной жизнью, лишь бы спасти этого несправедливо обвиненного человека. Он попросил разрешения увидеться с обвиняемым, расспросил его и был совершенно удовлетворен его ответами. Окончательно убедившись в том, что крестьянин был не способен на преступление, в котором его обвиняли, он заявил судьям, что открыто выступит в его защиту, а если, к несчастью, подзащитного его приговорят к смерти, то он подаст апелляцию в Верховный Суд, а также издаст памфлет и разошлет его по всей Франции, дабы устыдить неправедных судей, вынесших приговор человеку заведомо невиновному.