[44] и полностью знал конечную цель борьбы. Рядовой нацист просто не мог спросить, почему в одной аудитории Гитлер говорит одно, а в другой противоположное.
Итак, у нацистов была не одна платформа, а множество.
Программу для крестьян составил Вальтер Дарре. Основной тезис Дарре заключался в том, что «крестьянство является жизненным источником нордической расы». Лесть Дарре по адресу «зажиточного крестьянина», облеченная в наукообразную форму, имела в годы кризиса успех. В программе Дарре — Гитлера (она была написана Дарре, а подписана Гитлером) крестьянам в случае прихода нацистов к власти обещались государственные кредиты, уменьшение налогов, высокие пошлины для импорта продовольствия. (Программа Дарре — Гитлера была обнародована в мае 1930 года).
Сговор Гитлера с промышленниками, о котором мы расскажем несколько ниже, не мешал его пропаганде среди рабочих, главным образом молодых, которые из-за кризиса так и остались безработными и не вступили ни в профсоюзы, ни в другие организации рабочего класса.
В этом смысле очень характерно, что единственное обращение нацистов по радио до их прихода к власти, рассчитанное на самую широкую аудиторию, было резко антикапиталистическим. Произнес его не Гитлер, и не Гиммлер, и не Геринг, которые были в это время заняты «большой игрой» — установлением контактов с промышленными магнатами Германии, а Грегор Штрассер, с которым Гитлер, как мы уже знаем, разругался в самый канун прихода к власти. Но средний немец, слушавший эту речь, не знал о сваре внутри НСДАП. Он знал совсем другое: Штрассер был вторым человеком в партии, И Штрассер произнес страстную речь «в защиту трудового люда Германии». 14 июля 1932 года, когда Гитлер уже почти договорился с крупнейшими промышленниками и банкирами Германии, Штрассер кричал по радио: «Народ протестует против экономической системы, которая мыслит лишь в категориях денежных купюр, прибылей, дивидендов и которая забыла думать о работе, о созидании. Интересна и значительна у нас в стране огромная антикапиталистическая тяга. Она является естественным протестом против разлагающегося общества и она требует от государства, чтобы оно отстояло свое право на жизнь и покончило с демонами золота капиталистической экономики, с материализмом и со всем образом мышления, основанным на статистике экспорта и на векселях Рейхсбанка. Народ добивается от государства, чтобы оно снова обеспечило людям честную оплату за честный труд…»
Наконец, нацисты не забывали и пивного завсегдатая — городскую мелкую буржуазию, доведенную в годы кризиса буквально до отчаяния и готовую на все.
Тогда же они пытались привлечь на свою сторону и часть интеллигенции, а именно те слои, которые не нашли себе места в веймарской Германии и в то же время были заражены шовинизмом и антикоммунизмом. И для интеллигенции у них существовала своя программа — ницшеанская программа «героев» и «толпы». Успехи нацистов среди интеллигенции не следует, впрочем, преувеличивать. Подавляющая часть ее, несмотря на лесть и посулы, относилась к фашистам сугубо отрицательно. Однако нашлись и такие, как, к примеру, братья Юнгер (один из которых — Эрнст Юнгер был в большой чести и в ФРГ); они немало помогли Гитлеру, проповедуя антигуманизм, войну и насилие. В какой-то степени произведения Э. Юнгера и служили программой, рассчитанной на деклассированные элементы интеллигенции тридцатых годов в Германии…
Нет сомнения, что тактика Гитлера, его умение приспосабливаться к различным слоям и прослойкам общества, его возведенная в абсолют беспринципность сыграли немалую роль в том, что миллионы людей голосовали за НСДАП. И это надо понять. Надо понять также, что об истинных намерениях немецких фашистов нельзя было судить по их речам и декларациям. Они действовали всегда, а особенно в те годы, когда боролись за избирательные бюллетени, по одному правилу: «Язык дан для того, чтобы скрывать мысли».[45]
Ложь и обман всегда были главным орудием нацистского руководства в борьбе за власть. Ложью было и его утверждение о том, что власть ему передало большинство избирателей. На самом деле нацистской партии никогда не удавалось получить большинства в рейхстаге Веймарской республики.
Заговор промышленников
Исследователь, занимающийся периодом, непосредственно предшествовавшим захвату власти Гитлером, неизбежно наталкивается на ряд «темных мест», на ряд загадок.
Первая загадка. Гинденбург отверг Гитлера как канцлера в те месяцы 1932 года, когда его партия достигла наивысших успехов и когда, казалось, она была в силах завоевать абсолютное большинство голосов. Тот же Гинденбург сделал его канцлером, когда нацисты потеряли два миллиона избирателей, когда, по свидетельству очевидцев, барометр общественного мнения предвещал этой партии «бурю», явное падение влияния на массы.
Вторая загадка. Все попытки склонить Гитлера к компромиссам, к занятию министерского или вице-канцлерского поста (не претендуя пока на пост канцлера), чтобы закрепить избирательные победы партии, наталкивались на решительный отпор. Гитлер тупо повторял: «Все или ничего!» Документы говорят, что многие лица даже в его ближайшем окружении (Г. Штрассер, Геббельс) впадали то в недоумение, то в отчаяние — они не понимали, что случилось с фюрером. На что рассчитывал Гитлер, видя явный спад своего движения?
Третья загадка. Предвыборная пропаганда, которую вел Гитлер, стоила гигантских средств. В дневниках Геббельса этого периода все время встречаются фразы: «Мы на исходе сил», «В кассе нет ни пфеннига». К 1933 году НСДАП, по одним сведениям, задолжала 10–12 миллионов марок, по другим — до 20 миллионов марок. Кто покрыл этот дефицит? Кто вообще субсидировал невиданную по размаху пропаганду нацистов в 1930, 1931 и 1932 годах?
Четвертая загадка не столь, может быть, существенная, но тоже наводящая на размышления. Почему Гитлер после захвата власти так по-разному обошелся со своими конкурентами на канцлерский пост: со Шлейхером и фон Папеном? Шлейхера убил через полгода после «воцарения», фон Папена держал при себе, давая ему важные и почетные посты.[46]
Разгадать все эти загадки — крупные и мелкие — можно только, анализируя ту большую закулисную игру, которую вел Гитлер в начале тридцатых годов. Игру, не имевшую никакого отношения ни к багровым предвыборным плакатам Геббельса, ни к речам Штрассера, громившего «идолов золота», ни к официальной хронике успехов и поражений нацистов. И здесь мы подошли к наиболее сложной и к наименее освещенной до сих пор главе в истории гитлеризма, к главе, которую мы озаглавили «Заговор промышленников».
Факт поддержки нацистов немецкими монополиями зафиксирован в десятках официальных документов. Широко известно о тесных связях верхушки нацистской партии и лично Гитлера с крупнейшими представителями промышленных кругов Германии. Теперь остается только показать, что именно сговор немецких монополистов, поддержанный немецкой военщиной и аграриями, привел Гитлера к власти 30 января 1933 года.
Это важно хотя бы потому, что, пожалуй, наиболее распространенной из всех легенд о Гитлере оказалась легенда о том, как он сел в канцлерское кресло. Согласно ей, Гитлер будто бы получил большинство избирательных бюллетеней, так сказать, всенародное признание, после чего «старый господин» Гинденбург вручил ему от имени народа пост рейхсканцлера.
В действительности все происходило совсем не так. Гинденбург был всего лишь выразителем целей могучих закулисных сил, связанных с финансовой олигархией и военщиной.
Американский обвинитель в Нюрнберге Тэйлор сказал 30 августа 1946 года: «Без совместной работы немецких промышленников и нацистской партии Гитлер и нацисты никогда не захватили бы власть в Германии и не упрочили бы ее…»
В заключении комиссии Килгора (Особый комитет сената США) говорилось:
«1. Неправда, что крупные немецкие промышленники только в последнюю минуту и под давлением примкнули к национал-социализму. Они были с самого начала его восторженными покровителями.
2. Поддержка со стороны крупных промышленников и банкиров сделала возможным для национал-социализма захватить власть».
Таков вывод из огромного множества документов. Он основан на протоколах Нюрнбергского процесса главных военных преступников, на протоколах специальных процессов промышленников в том же Нюрнберге, а также на огромном, частью уже опубликованном, частью еще не опубликованном архивном материале, состоящем главным образом из писем отдельных промышленников своим коллегам, Гинденбургу, начальнику его канцелярии Мейснеру и т. д.
Несмотря на это обилие документов, представители промышленного и финансового капитала до сих пор пытаются скрыть свое участие в преступлениях гитлеризма. Характерно, что в последние дни фашистской империи были уничтожены не архивы гестапо, не служебная переписка нацистских руководителей (к примеру, переписка Кальтенбруннера и Бормана) и даже не личные бумаги гитлеровцев, а приходные книги казначея НСДАП Ксавера Шварца, в которые изо дня в день заносились «пожертвования» немецких монополистов. Сам Шварц просидел в американской тюрьме с 1945 по 1947 год, но протоколы его допросов опубликованы не были.
Характерно также, что по вопросу об абсолютных суммах субсидий НСДАП нацисты давали крайне сбивчивые и неясные показания. Функ, например, говорил на Нюрнбергском процессе, что рейнско-вестфальская группа промышленников в 1931–1932 гг. дала Гитлеру около миллиона марок. Когда же Функа спросили, сколько всего промышленники дали Гитлеру, он ответил: «Не более нескольких миллионов». Тиссен в своей книге «Я платил Гитлеру» пишет, что «все суммы, которые тяжелая промышленность дала Гитлеру, исчисляются в два миллиона марок». При этом Тиссен утверждает, что только он один подарил Гитлеру миллион марок. Чтобы понять, насколько преуменьшены эти суммы, сошлемся на историка Хальгартена, подсчитавшего, что затраты нацистской партии на последнем этапе перед ее приходом к власти на пропаганду, на СА, на выборные кампании и т. д. составили от 70 до 90 миллионов марок.