Замечу, что и правительство Чемберлена (в котором из 21 министра 11 были аристократами), и фракция консерваторов в парламенте (где 181 депутат в общей сложности занимал 775 директорских постов)[71]состояли в основном из единомышленников премьера. А ведь это были, в лучшем смысле слова, хозяева Англии…
Подобным образом в то время думало большинство в Великобритании, не только ее политический класс. Даже спустя более двадцати лет после начала войны генерал-майор Джон Фуллер, автор первого в мире танкового прорыва, впоследствии военный историк и теоретик, убежденно писал: «Не могло быть никакого сомнения, что в 1939 году лучшей политикой для Великобритании было остаться в стороне от войны, предоставив Германии и СССР возможность ослаблять друг друга»[72]. А порой политический мейнстрим формулировался гораздо жестче: «Только объединившись, Англия и Германия могут бросить вызов врагу. Англосакство оживлялось как концепция расовой и этической солидарности. Зло находилось на Востоке. Англия и Германия вместе могли воздвигнуть защитную линию»[73].
На волне подобных настроений в довоенной Англии были созданы и вели активную, в том числе пропагандистскую, деятельность организации, названия которых говорят сами за себя: Общество англо-германского содружества, Англо-германское товарищество. Они получали немалую финансовую поддержку от ведущих банков и крупных промышленных концернов Британии. Деловые круги были в этом прямо заинтересованы, поскольку к концу 1930-х годов англо-германские экономические отношения развивались весьма интенсивно: в июле 1938 года было подписано англо-германское платежное соглашение, расширявшее возможности торговли, а в конце года дошло и до обсуждения главного – создания англо-германского экономического союза. Первая задача которого состояла в полюбовном разрешении основного, если не единственного, противоречия между Англией и Германией: в перераспределении колоний и новом разделе мировых рынков, удовлетворявшем обе стороны[74].
Наконец, в качестве верхушки прогерманского (скажем прямо, прогитлеровского) айсберга английской политики можно рассматривать так называемую группу Линк («Звено»), насчитывавшую около тысячи членов, принадлежавших в основном к высшим лондонским кругам. Туда входило немало депутатов из консервативной партии. Некоторые участники были связаны с немецким посольством в Лондоне, многие были членами вышеупомянутого Англо-германского товарищества. По словам немецкого поверенного, общество Линк «посвятило себя полностью защите немецких интересов»[75], будучи тесно связано с работниками гитлеровского посольства в Лондоне[76].
Итак, своей политикой «умиротворения» Чемберлен полностью соответствовал интересам Великобритании, как их понимали в равной мере и политический истеблишмент страны, и ее народ, что, вообще-то, редко совпадает. Не случайно с именем Чемберлена связана также британская политика «невмешательства» в Испании, позволившая Германии и Италии помочь Франко покончить с коммунистами у себя на родине, несмотря на действие красных (советских в том числе)«интербригад». Чемберлен и его многочисленные единомышленники «вверху» и «внизу» понимали: коммунистический пожар, угрожавший человечеству, надо остановить любой ценой.
Более того, чтобы урегулировать разногласия с Муссолини, Чемберлен был готов признать захват Италией Абиссинии, а Гитлеру был готов предложить уступки в вопросе о колониях, более всего напрягавшем германо-британские отношения (идея, находившая широкую поддержку у политического класса Англии[77]). Таким образом, сомневаться в искренности и выверенности позиции Чемберлена оснований нет.
1938 год: Чемберлен – миротворец, Черчилль – отщепенец
Тем временем Гитлер планомерно осуществлял свою заветную мечту по объединению всех немцев в едином рейхе. Один народ – одна страна. Весной 1938 года он воссоединил Германию с Австрией. К осени он был готов воссоединить с Германией Судетскую область Чехословакии, более чем на 60 % населенную немцами.
Чемберлен, конечно же, тоже, как и Черчилль, был знаком с главной книгой-исповедью Гитлера, но из ее прочтения сделал совсем другие выводы. Он увидел свой долг в том, чтобы помочь Гитлеру усилиться максимально перед броском на Восток, на цитадель мирового коммунизма – на Советский Союз. Чемберлен верил Гитлеру в том, что этот бросок неотвратим. Он стал вторым, после Галифакса, высокопоставленным британским политиком, посетившим Гитлера в его горной резиденции – Берхтесгадене. Об этом визите имеется «отчет Шмидта», из которого следует, что в беседе Гитлер всячески упирал на то, как много сделал он для дела мира, для англо-германского сближения, но при этом был совершенно откровенен в своих планах в отношении Чехословакии и демонстрировал решимость идти до конца. А Чемберлен дал понять, что лично он ничего не имеет против, но должен заручиться согласием кабинета.
Напомню, что раздел Чехословакии отвечал интересам не только Германии: в нем с энтузиазмом приняли участие и Словакия, и Венгрия, и Польша (две первые страны станут союзницами гитлеровской Германии в войне, последняя, отвергшая союз, – жертвой). И никто из народов мира не хотел и не собирался проливать кровь за интересы чехов, англичане в том числе.
Более того, наиболее дальновидные и начитанные из английских политиков понимали, что Германия сделала лишь первый шаг того «дранг нах Остен», который был твердо обещан всем читателям и почитателям Гитлера в главной книге его жизни. Теперь как Польша, так и Советская Россия должны были встать на очередь в планах германских агрессоров, и европейцам оставалось только ждать, сложа ручки, когда «две гадины», оказавшись лицом к лицу без всякого буфера, наконец начнут «жрать друг друга». Неудивительно, что такие солидные, респектабельные газеты, как «Таймc», «Обсервер», «Дейли экспресс», «Дейли мейл» и др., ежедневно писали о целесообразности и безальтернативности политики «умиротворения», поддерживали курс на сотрудничество с гитлеровской Германией.
Поэтому, когда по возвращении в Лондон вечером 16 сентября Чемберлен провел совещание кабинета, то кабинет, заслушав его самого и специально вызванного из Праги посла лорда Ренсимена (он выступил за передачу Судетской области Германии даже без плебисцита и вообще горячо отстаивал интересы Германии), принял решение согласиться с требованиями Гитлера. Это было коллективное мнение правительства, решение не отдельной личности, Чемберлена, а государства Великобритании.
Через два дня в Лондон прибыли премьер Франции Даладье[78]и министр иностранных дел Жорж Бонне. Совместное решение было простым и рациональным: все территории, население которых более чем на 50 процентов состояло из немцев, отходили к Германии «для поддержания мира и охраны жизненных интересов Чехословакии». Чехов, конечно, не спросили о том даже для приличия: 19 сентября английский и французский послы в Праге вручили свои совместные предложения (по сути дела, ультиматум) чешскому правительству. Судьба этой страны была полюбовно решена правительствами «старших» стран. Правительство Чехословакии капитулировало.
В Мюнхене все прошло как нельзя лучше, гладко, без эксцессов. И после Мюнхена, кстати, тоже: ни один инцидент не омрачил вступления немецких войск в Судеты. Генерал Рейхенау доложил: «Мой фюрер, сегодня армия приносит величайшую жертву, на которую могут пойти солдаты перед своим командующим: они вступают на вражескую территорию без единого выстрела». Это – сильное свидетельство в пользу правильного понимания ситуации и правильного решения со стороны Даладье и Чемберлена.
Но Чемберлен сумел пойти намного дальше. Улучив минуту во время ожидания, пока эксперты готовили окончательный текст тройственного соглашения, он предложил Гитлеру встретиться один на один, без французского или какого-либо иного партнера. Гитлер мгновенно дал согласие и принял Чемберлена в своей мюнхенской квартире утром 30 сентября в присутствии лишь одного переводчика. У Чемберлена был заранее готов проект декларации, который он и предложил Гитлеру:
«Мы, фюрер и канцлер Германии и английский премьер-министр, продолжили сегодня нашу беседу и единодушно пришли к убеждению, что вопрос англо-германских отношений имеет первостепенное значение для обеих стран и для Европы.
Мы рассматриваем подписанное вчера вечером соглашение и англо-германское морское соглашение как символ желания наших обоих народов никогда не вести войну друг против друга.
Мы полны решимости рассматривать и другие вопросы, касающиеся наших обеих стран, при помощи консультаций и стремиться в дальнейшем устранять какие бы то ни было поводы к разногласиям, чтобы таким образом содействовать обеспечению мира в Европе».
Как понимает читатель, данный проект полностью отражал давнишнюю заветную мечту Адольфа Гитлера, не раз ей публично присягавшего. Он немедленно подписал предложенный документ, ничего не добавив и не возразив.
Это был апофеоз англо-германских отношений того периода, когда народы еще не был ввергнуты в чудовищную бойню, – и это был апофеоз мира.
Чемберлен торжествовал, это был его звездный час. Вернувшись в английский аэропорт Хестон и едва только выйдя из самолета, он показал совместную декларацию толпе видных деятелей и других лиц, собравшихся приветствовать его, и заявил: «Я привез мир нашему поколению!». Прибыв в свою резиденцию, он, стоя в открытом окне перед морем народа, вновь сказал: «Из Германии на Даунинг-стрит привезен почетный мир. Я верю, что это будет мир для нашего времени».