Итак, в апреле 1940 года британские фашисты фактически заявили, что готовы к решающему прыжку. Но…
«В первых числах мая Чемберлен подал в отставку, а 10 мая был сформирован кабинет министров во главе с Уинстоном Черчиллем. В условиях, когда началась настоящая война с нацистской Германией, правящие круги Британии больше не нуждались в демонстрации благожелательного отношения к фашистской организации у себя в стране, и правительство сочло необходимым изменить свою позицию в отношении к БСФ. 23 и 24 мая 1940 года было арестовано более 30 высших руководителей Союза фашистов, среди них О. Мосли, А. Р. Томсон, Ф. Хоукинс, И. Дж. Кларк и другие. Мосли был помещен в тюрьму Брикстон, где вскоре после ареста был подвергнут многочасовому допросу… Комиссия, которая допрашивала Освальда Мосли, не смогла предъявить ему конкретных обвинений. Офицеры МИ-5, анализировавшие деятельность Союза фашистов, не обнаружили фактов того, что члены БСФ нарушали закон. Тем не менее в июне и июле 1940 г., когда все более очевидной становилась угроза вторжения нацистских войск на Британские острова, представители Хоум Оффис и контрразведки арестовали еще около 750 активных членов и сторонников БСФ, а 10 июля Союз фашистов был поставлен вне закона. Так был положен конец существованию самой крупной в межвоенный период фашистской организации в Британии, ставшей заметным явлением в общественно-политической жизни страны в 30-е годы» (444–445).
Всего, насколько я знаю, на основании закона от 1 сентября 1939 года было временно интернировано порядка 9 тысяч британских фашистов. Евреи в Англии, да и во всем мире, вздохнули спокойно: англо-еврейская война окончилась их полной победой и разгромом врага. И они знали, кого за это благодарить.
Итак, первое, что сделал Черчилль как премьер-министр, – он отрезал пути к миру и при этом победил фашизм в отдельно взятой Англии. Не Гитлера, конечно, не Германию (заметим, аресты произведены буквально накануне разгрома англичан при Дюнкерке), а своих же соплеменников, только настроенных иначе, нежели он сам. Это беспрецедентно.
Интернирование, изоляция потенциального врага применялась и в других странах. Вот несколько примеров. «С началом войны, – пишет М. Гилберт, – в сентябре 1939 года в Великобритании были арестованы и интернированы десятки тысяч «враждебных иностранцев». Некоторые из них являлись германскими нацистами, проживавшими тогда в Великобритании, другие же были просто германскими гражданами, оказавшимися в Великобритании в момент объявления войны… Эти меры были обусловлены страхом перед возможной высадкой немецкого парашютного десанта и перед пятой колонной, способной поддержать вторжение немцев за линией фронта, который и выразился в требовании немедленной изоляции всех «враждебных иностранцев» (222). Точно так же были интернированы в США ни много ни мало 120 тысяч проживавших или оказавшихся там не вовремя японцев с Западного побережья. Точно так же были Сталиным выселены в Казахстан и Сибирь поволжские немцы. И все это понятно и объяснимо.
Но Черчилль в Англии, повторю, применил беспрецедентную меру, вполне «по-сталински» арестовав и заключив в тюрьмы и лагеря помимо «враждебных иностранцев» – своих же сограждан, таких же природных англичан, как и он сам. Англичан! Только на основании их идейного несоответствия его целям и задачам.
Надо отдать должное британской демократии: этих людей не уничтожили, не превратили в лагерную пыль, не отправили на урановые рудники и т. п. «Еще в ходе войны в начале 1941 года, когда угроза вторжения нацистов на Британские острова миновала, значительная часть арестованных членов БСФ была выпущена на свободу, а в ноябре 1943 года из-за ухудшившегося здоровья из тюрьмы был освобожден Мосли, который вскоре после 1945 года вернулся к активной политической деятельности» (452).
Но факт остается фактом: ведя свою войну, Черчилль не остановился перед военно-полицейской массовой репрессией части собственного народа, своих же англичан, которые могли помешать его планам по противодействию Гитлеру и спасению евреев. Он всегда был верен себе и своему выбору.
Выше я подробно рассказал, во что обошлась Великобритании та война, которой Черчилль так упорно и страстно добивался. Поэтому сейчас я буду лаконичен и лишь резюмирую сказанное ранее.
В своей «тронной речи», вступая в должность премьер-министра, Черчилль произнес ставшие знаменитыми слова: «Я не могу предложить вам ничего, кроме крови, тяжелого труда, слез и пота».
Поистине, он сдержал слово. Британцы не получили ничего, кроме обещанного им.
Бросившись на защиту евреев, Черчилль самым худшим образом подставил Англию и англичан. Возможно, до конца 1930-х годов евреи принесли Англии и лично семье Черчиллей немало благ, чем вызвали у него стремление как-то их отблагодарить. Но он «отблагодарил» их тем, в частности, что столкнул Англию и весь мир – в величайшую в истории бойню. И тем самым с лихвой перекрыл полученное Англией благо. Традиционно причисляемая официальной историографией к странам-победителям, Англия оказалась по факту в стане побежденных.
Главный результат: благодаря Черчиллю Великобритания вновь превратилась в Англию. Она сегодня все еще проедает остатки своего колониального наследия. Но скоро ее саму съедят выходцы из бывших колоний. Уже один тот факт, что принцессу Диану – английскую великосветскую аристократку, особу королевского дома и символ Британии – имел и вертел как хотел араб Аль-Файед, о многом говорит: это знамение времени! А недавнее избрание мэром Лондона мусульманина-пакистанца Садик Хана ставит логическую точку в тысячелетней истории столицы английского народа.
Словно оправдываясь за совершенное, Черчилль всегда упирал на то, что «евреи-сионисты всего мира и палестинские евреи были целиком и полностью на нашей стороне в войне с Германией» (313). Интересно: а на чьей стороне должны были быть евреи в той войне с немцами?! Это ведь была во всех смыслах их война. И это Англия была на их стороне, а не они на ее, ради них-то она и в войну влезла, и проиграла эту войну ради них! Черчилль, как обычно, все выворачивает наизнанку, ставит с ног на голову. Превратная логика лжеца и демагога!..
Черчилль против своих, свои против Черчилля
Черчиллю было не привыкать упорно противодействовать любому давлению на него со стороны оппонентов, будь то парламентское большинство, коллеги-однопартийцы или собственный чиновничий или военный аппарат. Он никогда ни с кем не считался и выражал это иногда вполне недвусмысленно. Так, однажды он изрек весьма характерную сентенцию: «Из каждых пятидесяти офицеров, вернувшихся с Ближнего Востока, – заявил он во время выступления в Комитете начальников штабов, – только один благожелательно говорит о евреях. Однако это лишь убеждает меня в том, что я прав» (255).
Казалось бы, офицеры, вернувшиеся с Ближнего Востока, не понаслышке знали о положении вещей там, судили трезво, со знанием дела. Но… Вся рота, как говорится, шагает не в ногу, один я молодец!.. Какая непрошибаемая наглость! Это не самоуверенность, а именно наглость самого скверного пошиба, выпестованная вседозволенностью. Ведь нашему политику все всегда сходило с рук.
Между тем Гилберт признается с обезоруживающей откровенностью: «За период нахождения Черчилля в должности премьер-министра в период войны его симпатии по отношению к сионистам и их чаяниям практически ни в одном пункте не разделялись большинством его кабинета» (237). Сам Черчилль также это отлично сознавал и, не стесняясь, не раз признавал, что его друзья и коллеги по партии консерваторов «не согласны со взглядами, которые я высказывал по отношению к делу сионистов»[142] (323).
К этому, собственно, и добавить-то нечего. Черчилль творил проеврейскую политику Великобритании, постоянно насилуя волю и разум собственно английской политической элиты, английского политического класса. Шел не только против своей партии, но и против своей страны, по сути дела. И это любимец нации? Это британский политик?!
Я хотел бы проиллюстрировать свое недоумение самыми выразительными примерами противостояния Черчилля с английской администрацией, в том числе из его собственной партии и собственного аппарата, поскольку эти примеры наиболее вопиющи. Возьму только тот период, когда он возглавлял кабинет в качестве премьер-министра.
Как мы помним, едва ли не центральной проблемой, возникшей с момента вторжения немцев в Польшу, стала проблема иммиграции в Палестину евреев, бежавших от преследований нацизма. Черчилль был сторонником максимальной квоты, но большинство его коллег стояло на другой позиции, не желая осложнять отношения с арабским миром и создавать на Ближнем Востоке взрывоопасную ситуацию. Они опирались в этом вопросе на «Белую книгу», но не ту, что издал Черчилль в 1922 году, в бытность министром по делам колоний, а ту, диаметрально противоположную по смыслу, что выпустило правительство в 1939 году, против которой дружно выступили сионисты и Черчилль[143].
В ходе парламентского обсуждения 23 мая 1939 года Черчилль из кожи вон лез, чтобы убедить депутатов дезавуировать эту правительственную «Белую книгу». Свою речь он накануне согласовал с Хаимом Вейцманом, пригласив того на ланч к себе домой, в свою собственную квартиру, где Вейцман признал, что «архитектура речи совершенна». Назавтра в парламенте Черчилль, конечно же, кричал о «предательстве Декларации Бальфура» и договорился даже до того, что «это – конец видения, надежды, мечты» (200). О ком это он? Это что, англичане имели видения, надежды и мечты по поводу массового вселения евреев в Палестину? Конечно нет! Англичанам и без того хватало о чем помечтать – притом на своей земле и о своих проблемах. Как характерен этот полемический перехлест! Каким вызовом родному английскому народу он звучит!
Позиция Черчилля, наконец, открыто разошлась с позицией английского правительства. «Но «Белая книга» 1939 года не была ни отозвана, ни изменена в результате речи Черчилля. Правительство опиралось на самое значительное большинство в парламенте за всю политическую историю Великобритании, и в ходе голосования 268 депутатов высказались в поддержку политики правительства и лишь 179 против» (204).