– Ну, знаете, так вопрос ставить нельзя. Тем более я был тогда в этом деле совершеннейший профан. Однако я бы все же хотел узнать истинную причину вашего визита.
Капитану пришлось открыться. Весть об убийстве Станислава Аскольдовича произвела на хозяина тягостное впечатление.
– Вы говорите, убийца еще не найден? – спросил он.
– Увы… Вы сказали, что имеете кое–какие сведения, не вошедшие в статью. Не могли бы вы меня ознакомить с этими материалами?
Заместитель главного редактора газеты некоторое время молчал, что–то обдумывая.
– Ладно, – решительно поднялся он. – Покажу вам видеозапись нашей беседы. Правда, она сделана статично, в автоматическом режиме, так что не обессудьте за качество записи. И еще: учтите, что вы первый, кто будет ее смотреть. Раньше я был связан словом, данным Зерцалову, что никому и никогда ее не покажу…
– Почему?
– Сами поймете.
Когда на экране видеомагнитофона возник Зерцалов, Виктор Павлович поймал себя на мысли: хоть мы привыкли к кино и другим техническим штучкам, в сущности, не мистика ли увидеть живого человека, двигающегося, разговаривающего, когда он уже мертв…
Что удивило капитана – Станислава Аскольдовича нельзя было назвать красавцем. Почему же тогда он так безотказно действовал на женщин?
С первых же слов Зерцалова Жур насторожился. Станислав Аскольдович сообщал с экрана знакомую Виктору Павловичу по статье историю. Но в его рассказе была одна очень существенная деталь: космическое путешествие он проделал с девушкой. Ее звали Таня.
– Вот поэтому Зерцалов и запретил мне показывать видеозапись, – объяснил Чипайтис. – Сами понимаете, жена, сын, общественное мнение…
Последнее сообщение экранного Зерцалова настраивало на серьезные раздумья. Якобы вернулся он на Землю без Тани. Она, по словам Станислава Аскольдовича, осталась у инопланетян. Что же касается Зерцалова, то он возвратился на Землю с особой миссией.
– Какой? – поинтересовался Жур.
– Когда я задал именно этот вопрос Зерцалову и он попытался ответить, камера тут же отключилась, перестала записывать. Сам Станислав Аскольдович открывал рот, но, увы, я не услышал ни одного его слова.
– И больше вы с ним ни о чем не говорили?
– Нет, наша беседа продолжалась, но уже на другие темы и потому видеозапись не велась.
– Интересно, это интервью теперь наверное можно показать по телевидению? И не только по советскому. Иностранцы наверняка заинтересуются, – сказал Виктор Павлович, все еще находясь под впечатлением видеозаписи.
Вергилиус Юозасович не стал комментировать.
Вышел Жур от Чипайтиса, что говорится, мозги набекрень. Все перемешалось в голове, где реальность, а где мистика, Виктор Павлович разобраться был не в состоянии.
Выглянуло скупое солнце. Жур присел на скамейку в скверике. Рядом возились на площадке дети. Они казались ему ангелами без плоти и страстей.
Капитан попытался разобраться в том, что он узнал о Зерцалове в Новобалтийске.
«Допустим, космический контакт был, – предположил Виктор Павлович. – Уж если Чипайтис верит… Солидный человек, зам. главного редактора партийной газеты… Какую можно было бы выдвинуть версию? Что убийство – дело рук пришельцев? Чтобы Зсрцалов не выдал каких–то их тайн?… Они же забрали голову, потому что информация записана в мозгу Зерцалова…»
Он тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения.
«Какой бред! – сказал сам себе оперуполномоченный. – Не приведи Господь рассказать о моей «версии» Гранской и начальству. Определенно решат, что у меня сдвиг по фазе, и тогда…» Жур вспомнил рассказ бывшей жены Зерцалова о психушках…
Он поднялся и пошел к остановке такси. На ней стояло три человека. Пока очередь дошла до него, капитан пришел к выводу: побоку всякую мистику и чушь. Кстати, не мешало бы разобраться, кто такая Таня и действительно ли она у инопланетян?
Психиатрическая больница, в которой работала Галина Семеновна Петелина, пользовавшая Зерцалова, находилась за городской чертой. Место не самое удачное: растительности почти никакой, рядом песчаный карьер и небольшой грязный заводик с чадящей трубой. Виктор Павлович отпустил такси и пошел к высокому забору, окружавшему территорию психушки. Просто так на нее не попадешь, нужно позвонить в дверь проходной, откроется маленькое окошко, через которое осведомятся, кто вы такой, зачем и почему. Пропустили Жура с неохотой, в главный корпус сопровождал здоровенный санитар. Проходя по больничному двору, Жур отметил про себя, что это заведение здорово смахивало на зону в колонии. Сходство, причем, не в пользу больницы, завершало одеяние пациентов – латаные, застиранные халаты, невообразимая обувь на ногах. Больные большей частью бродили поодиночке. Одни угрюмо, сосредоточенно, другие наоборот – с выражением застывшего блаженства на лице.
– Пока свободою горим, пока сердца для чести живы… – вдохновенно декламировал молодой парень, идя им навстречу с широко раскинутыми руками. – Мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы… – загородил он путь.
– Ступай, ступай, – добродушно сказал санитар.
Больной радостно пошел прочь, продолжая читать стихи.
– Вообразил себя Пушкиным, – пояснил работник больницы. – А другой требует срочно послать его на Байконур. Боится пропустить свой полет на Луну.
Жур вспомнил, что одно время ходили слухи, якобы Гагарин жив. И подумал, не появляются ли подобные слухи из–за вот таких чокнутых.
Однако не все так мирно и благодушно было в больнице. В углу двора вдруг поднялся шум, вопль. Крепкий молодец в белом халате и шапочке дубасил несчастного мужичонку. У больного из носа текла кровь… Жур не вмешивался, ибо в чужой монастырь не суются со своим уставом…
Сопровождавший капитана санитар поскорее провел его в корпус к главврачу. Тот встретил незваного гостя настороженно и все допытывался, для чего ему нужна Петелина. Жур пояснил, что нужно поговорить о ее бывшем пациенте. Имя Зерцалова он благоразумно не упомянул.
– Учтите, – предупредил капитана главврач, – мнение Петелиной это всего лишь ее мнение, не более… Если что серьезное, запросите нас официально – ответим.
Галина Семеновна сидела в убогой ординаторской, что–то записывала в толстый журнал. Виктор Павлович поразился – откуда здесь, в мрачном пристанище, такой светлый, чистый человек. Что лицо, что голос, что манеры. Когда Петелина поднялась, чтобы поздороваться, Жур не удержался и поцеловал ей руку. Вышло это вполне естественно, хотя и не по уставу.
– Впервые вижу такого галантного сотрудника милиции, – смутилась врач.
– Вы знаете, у вас здесь так неприглядно и дико, честное слово, хуже, чем в колонии. И вдруг – вы…
Он не выдержал и рассказал о безобразной сцене мордобоя, учиненной санитаром. Петелина аж изменилась в лице.
– Что, случай из ряда вон? – спросил капитан.
– Если бы, – переживала психиатр. – Иной раз просто руки опускаются. Нет сил бороться против наших порядков, рутины.
– А куда смотрит главврач? На дверях его кабинета написано: «член–корр»… При такой весовой категории многое можно сделать.
– В том–то и дело, что его интересуют не больные, а только как бы поскорее пробиться в действительные члены Академии наук… Впрочем, если бы даже он очень захотел, мало что изменилось бы. Сами знаете, в каком кризисе наша медицина. А уж о психиатрии и говорить стыдно. Позор на весь мир! – Она спохватилась: – Что вы стоите, присаживайтесь. Выкладывайте, что у вас ко мне…
– Хочу поговорить о Зерцалове.
– Станиславе Аскольдовиче? – радостно встрепенулась Петелина.
– Да, бывшем больном.
– Не все, кто поступал к нам, были больными. – Лицо Галины Семеновны стало мрачным.
– С каким диагнозом он поступил?
– Вялотекущая шизофрения. – Петелина со вздохом закрыла журнал перед собой. – Иезуитское изобретение нашей карающей психиатрии. С таким диагнозом можно было бы упечь в больницу кого угодно. А вернее, любого неугодного.
– А выписали его с каким диагнозом?
– С этим же. Он до сих пор на учете.
– Выходит, есть?… – Виктор Павлович покрутил пальцем у виска.
– Я считаю, Станислав Аскольдович психически абсолютно здоров, – твердо произнесла врач. – О чем мною записано особое мнение. Но, к сожалению, один голос не перекроет хор.
– Зерцалов пытался обжаловать? Теперь ведь вышел закон…
– По–моему, – перебила его Петелина, – Станиславу Аскольдовичу абсолютно все равно, что другие о нем подумают. Он знает себе истинную цену.
– Пятно все–таки…
– Кто–кто, а вы, сотрудники милиции, должны знать, что за такое пятно некоторые предлагают огромные взятки, – усмехнулась Галина Семеновна. – До ста тысяч долларов, я уж не говорю о деревяшках. – Видя недоумение на лице капитана, она пояснила: – Загодя обзаводятся спасительным диагнозом на случай, если попадутся вам в руки…
– А–а, – понял Жур. – Вы говорите о дельцах, махинаторах.
– Вот именно, которых сейчас развелось…
Виктор Павлович вспомнил о Бабухине, о враче, который штамповал липовые истории болезни для освобождения от армии. Дорожка, оказывается, проторенная.
Хотя у капитана сразу возникло доверие к Петелиной, все–таки где–то в глубине души оставалось сомнение: объективна ли она к Зерцалову? Тоже женщина, и довольно молодая, чуть больше тридцати. Не поддалась ли зерцаловским чарам?
– Галина Семеновна, вот я знаю, что Станислав Аскольдович и шагу не делал, прежде чем не свериться со своим гороскопом. Доходило просто до абсурда, мании…
– Ну и что? – пожала плечами врач. – К вашему сведению, президент Рейган тоже слушался своего астролога. Даже расписание вылетов президентского самолета составляли с учетом расположения планет. По вашему мнению, Рейгана надо считать идиотом?
– Ну хорошо, – продолжал оперуполномоченный, – Зерцалов прямо называл себя колдуном. В наше–то время! Разве это нормально?
– А поэт Велимир Хлебников говорил, что он председатель земного шара, – улыбнулась Петелина. – Понимаете, поведение, мышление писателя, артиста, ученого обязательно должно быть неординарным. Я подчеркиваю: обязательно!