вых».
– Меня зовут Поул, генерал-майор сэр Чарльз Поул, – представился посетитель после того, как Пуаккар придвинул ему стул и тактично удалился.
– А пришли вы ко мне по поводу мистера Бонсора Тру, – сразу отреагировал Манфред и, когда его гость неловко заерзал, рассмеялся. – Нет, я не настолько умен, – мягко пояснил Манфред. – Просто по поводу мистера Тру ко мне обращались очень многие. И я даже думаю, что смогу предвосхитить вашу историю. Вы вкладывали деньги в один из его нефтяных концернов и потеряли весьма значительную сумму. Это ведь была нефть?
– Олово, – поправил его собеседник. – Компания «Интер-Найджиреан Тин». Так вы уже слышали о постигшем меня несчастье?
Манфред покачал головой.
– Я слышал о несчастье слишком многих людей, доверявших мистеру Тру. Сколько именно вы потеряли?
Пожилой мужчина сделал глубокий вдох.
– Двадцать пять тысяч фунтов, – признался он, – все, до последнего пенни, что у меня было. Я обращался в полицию, но они сказали – ничего не могут поделать. Оловянный рудник действительно существовал, и ни одно из писем, которые Тру присылал мне, не содержит неверного представления данных.
Манфред кивнул.
– Ваш случай типичный, генерал, – промолвил он. – Тру ни разу не оказывался в пределах досягаемости закона. Все его ложные заверения делаются за обеденным столом, когда рядом нет других свидетелей, и я предполагаю, в своих письмах к вам он подчеркивал спекулятивную природу ваших инвестиций и предупреждал, что вы вкладываете деньги отнюдь не в ценные бумаги с золотым обрезом[10].
– Это было за ужином, – сказал генерал. – У меня возникли некоторые сомнения на сей счет, и он пригласил меня отужинать с ним в ресторане гостиницы «Уолкли». Он заверил меня, что обнаружены колоссальные залежи олова, но отдавая должное партнерам, он не вправе называть точную сумму доходов, на которые рассчитывает компания, при этом пообещал мне, что мои деньги удвоятся за шесть месяцев. Мне столько не нужно, – продолжал старик, поднося дрожащую руку к губам, – однако, мистер Манфред, у меня есть дочь, прелестная молодая девушка, которую, по моему глубокому убеждению, ожидает блестящее будущее. Будь она мужчиной, то непременно стала бы стратегом. Я надеялся оставить ей внушительное приданое, но то, что произошло со мной, означает разорение – полное банкротство! Неужели ничего нельзя сделать, чтобы привлечь этого мошенника к ответственности?
Манфред немного помолчал, прежде чем ответить.
– Должен уведомить вас, генерал, о том, что вы двенадцатый, кто обращается к нам с подобной просьбой за последние три месяца. Мистер Тру очень надежно защищен законом и своими письмами, поэтому вывести его на чистую воду практически невозможно. В былые времена, – тут по его губам скользнула слабая улыбка, – мои друзья и я прибегли бы к самым крайним мерам, дабы схватить этого господина за руку, и у меня есть все основания полагать, что наши действия оказались бы весьма эффективными; но сейчас, – он пожал плечами, – мы несколько ограничены в средствах. Кто познакомил вас с этим джентльменом?
– Миссис Калфорд Крин. Я встретил эту особу на приеме у общего знакомого, и она пригласила меня отужинать с ней у нее в квартире в Гановер-Мэншенз.
Манфред вновь кивнул. Подобный поворот событий нисколько не удивил его.
– Боюсь, могу пообещать вам очень немногое, – сказал он. – Единственное, о чем я вас попрошу, – это поддерживать со мной связь. Где вы проживаете?
В настоящее время его гость жил в небольшом доме близ Труро. Манфред записал адрес и несколькими минутами позже наблюдал из окна, как усталый старик медленно направился вниз по Керзон-стрит.
В комнату вошел Пуаккар.
– Я не знаю, какое дело привело к нам этого джентльмена, – заявил он, – но у меня такое чувство, будто оно касается нашего друга Тру. Джордж, мы должны поймать его. Только сегодня утром за завтраком Леон сказал, что в Нью-Форест имеется глубокий пруд, где человек, надежно обмотанный цепями и другим грузом, может благополучно пролежать незамеченным добрую сотню лет. Лично я, правда, никогда особенно не жаловал утопление…
Джордж Манфред рассмеялся.
– Остерегайтесь преступать закон, мой добрый друг, – сказал он. – Обойдемся без крайностей, хотя человек, систематически грабящий новых бедняков, заслуживает кое-чего с кипящим свинцом внутри.
Не смог предложить изящного решения проблемы и Леон Гонсалес, когда друзья после обеда обратились к нему за консультацией.
– Самое любопытное заключается в том, что Тру не держит своих денег в этой стране. У него есть два счета в банке, но кредит по обоим превышен. Не удивлюсь, если он хранит наличность в каком-нибудь потаенном местечке, что значительно упростило бы дело… Я наблюдаю за ним вот уже почти год, и он ни разу не выезжал за границу, а его скромную квартирку в Вестминстере я обыскивал так часто, что даже с завязанными глазами найду ящик комода, где он хранит свои галстуки.
Все эти события имели место в минувшем году, и с тех пор на жулика, торгующего акциями, не поступало никаких новых жалоб. Наша троица ни на шаг не приблизилась к решению своей проблемы, как вдруг произошло весьма необычное исчезновение Маргарет Лейн.
Не сказать чтобы она представляла собой очень уж важную особу: по всем социальным стандартам была из тех, кого в любой день можно встретить прогуливающимися по Вест-Энду в Лондоне. Она служила горничной у достопочтенной миссис Калфорд Крин и однажды вечером вышла в аптеку, чтобы купить флакон нюхательных солей для своей госпожи, но обратно не вернулась.
Она была мила; возраст ее исчислялся девятнадцатью годами; друзей в Лондоне у нее не имелось, поскольку сама она – по ее словам – была сиротой; и, насколько известно, привязанности в общепринятом смысле этого слова у нее тоже отсутствовали. Но, как справедливо заметила полиция, крайне маловероятно, что хорошенькая горничная с бойко подвешенным язычком и очаровательными манерами, не говоря уже о ее внешнем совершенстве, могла прожить целый год в Лондоне и не обзавестись каким-нибудь поклонником.
Миссис Калфорд Крин, не удовлетворенная расследованием, проведенным полицией, призвала на помощь «Троих Благочестивых». И вот спустя неделю после исчезновения Маргарет Лейн один известный адвокат пересек начищенный танцпол клуба «Лейтер», дабы поприветствовать господина, сидевшего в одиночестве и отчуждении за очень маленьким столиком на самом краю площадки.
– Кого я вижу – мистер Гонсалес! – просиял он. – Вот уж где-где, а здесь я никак не ожидал вас встретить! В Лаймхауз – да, рыщущим на задворках преступного мира – да, но в клубе «Лейтер»… Право слово, я ошибался в оценке вашего характера.
Леон слабо улыбнулся, подлил себе рейнского в бокал на высокой ножке и, учтиво подняв его, сделал глоток.
– Любезный мистер Турлз, – сказал он, – это и есть мой преступный мир. Вон того упитанного джентльмена, что столь галантно беседует с дородной дамой, зовут Билл Сайкс. Да, он не вламывается в дома и не носит при себе кастет или дубинку, зато продает необеспеченные акции экономным и легковерным вдовушкам, отчего и растолстел на процентах с оборота. Когда-нибудь я арестую этого господина, чем разобью его каменное сердце.
Краснолицый Турлз понимающе рассмеялся, присаживаясь по другую сторону стола.
– Это будет нелегко. Мистер Бонсор Тру слишком богат, чтобы его можно было запросто свалить, каким бы подлецом он ни являлся на самом деле.
Леон начал заправлять сигарету в длинный янтарный мундштук. Казалось, он полностью поглощен этим занятием, которое проделывал с величайшим старанием.
– Пожалуй, мне не стоило произносить вслух такую страшную угрозу, – заметил он. – Тру – приятель вашей клиентки, не так ли?
– Миссис Крин? – Турлз, похоже, был искренне удивлен. – Я даже не подозревал о том, что они знакомы.
– Должно быть, я ошибся, – обронил Леон и сменил тему.
При этом он прекрасно знал, что никакой ошибки не допустил. Толстяк, занимающийся продажей акций, был единственным гостем миссис Крин в ту ночь, когда человечество лишилось Маргарет Лейн; однако самым любопытным в этом было то, что миссис Крин ни словом не обмолвилась о столь интересном факте своей биографии ни полиции, ни людям из «Треугольника».
Она проживала в скромной квартирке близ Гановер-Корт: довольно хорошенькая молодая вдова с жесткими чертами лица и холодными глазами; источником ее дохода, по всеобщему мнению, служило наследство, оставленное ей покойным супругом. Леон, будучи крайне любознательным, провел в высшей мере осторожное расследование, выявившее полное отсутствие супруга вообще, тем более покойного. Ему удалось узнать лишь, что она часто бывает за границей, причем иногда наведывается в такие богом забытые места, как, например, Румыния; в этих поездках ее неизменно сопровождала пропавшая Маргарет. Она буквально сорит деньгами, устраивает пышные приемы в Париже, Риме и даже однажды – в Брюсселе; с удовольствием возвращается после роскоши, обходящейся ей, по самым скромным подсчетам, в семьсот пятьдесят фунтов в неделю, в свою аскетичную обитель неподалеку от Гановер-Корт, аренда которой составляет те же семьсот пятьдесят фунтов, но уже в год, а счета за ведение домашнего хозяйства не превышают двадцати фунтов в неделю.
Леон еще некоторое время наблюдал за танцующими, после чего подозвал официанта и заплатил по счету. Адвокат вернулся к своим друзьям. Заметив мистера Бонсора Тру, являвшегося душой компании, он мысленно улыбнулся и подумал: стал бы так веселиться торговец акциями, если бы знал о том, что в правом внутреннем кармане пальто Леона Гонсалеса лежит копия свидетельства о браке, которую он сумел раздобыть сегодня утром?
Именно вдохновение привело Леона Гонсалеса в Сомерсет-Хаус.
Он взглянул на часы: несмотря на то, что время было позднее, Леон еще мог надеяться повидать миссис Крин. Авто поджидало его в парке на Веллингтон-Плейс, и десять минут спустя он остановился перед дверями многоквартирного дома Гановер-Мэншенз. Лифт доставил его на четвертый этаж. Он нажал кнопку звонка номера 109. В веерообразном окне над дверью мелькнул свет, и Леону отворила миссис Крин собственной персоной. Очевидно, она ожидала кого-то совсем другого, потому что на мгновение растерялась.