– Если вы столкнетесь с неприятностями, я был бы рад вашему звонку. – Он протянул женщине свою визитную карточку, на которую она даже не взглянула. – А если вы задаетесь вопросом, чем вызван мой интерес, то я всего лишь хочу сообщить вам, что около года назад мой очень близкий друг непременно погиб бы от рук банды Фуре, застигшей его врасплох на Монмартре, однако вы весьма кстати пришли ему на помощь.
Теперь уже, вздрогнув от изумления, она скользнула взглядом по визитке и переменилась в лице.
– Вот как! – промолвила, явно испытывая неловкость. – Я и подумать не могла, что вы один из них… «Четверых Благочестивых». При одной лишь мысли о вас, джентльмены, у меня кровь стынет в жилах! Леон как-там-его… итальянец, кажется…
– Гонсалес, – договорил за нее Манфред, и она кивнула.
– Точно!
Теперь дама смотрела на него уже с явным интересом.
– Честное слово, с жемчугами не будет никаких проблем. Что до вашего приятеля, то это он спас меня. Он бы не стал вмешиваться в бандитские разборки, но специально вышел из кабаре помочь мне.
– Где вы остановитесь в Лондоне?
Она назвала ему адрес, и в эту минуту к ним подошел таможенник, так что разговор прервался сам собой. Больше Манфред ее не видел – в закрытом экипаже, на котором он ехал в Лондон, ее не было.
По правде говоря, Манфред не горел желанием встретиться с ней вновь. Любопытство и стремление оказать поддержку той, что в свое время очень посодействовала Гонсалесу – в тот момент его славный друг провел блестящую операцию по разоблачению сети фальшивомонетчиков в Лионе, – вот что подтолкнуло его к этому мимолетному разговору.
Манфред не сочувствовал преступникам и не презирал их. Он знал: Мэй – международная мошенница, причем крупного масштаба, и его вполне устраивала мысль, что за ней надежно присмотрит английская полиция.
Но уже по пути в Лондон он пожалел о том, что не расспросил ее хорошенько насчет Гэрри, хотя они, скорее всего, даже не встречались.
Джордж Манфред, по всеобщему мнению, главное действующее лицо и вдохновитель организации, известной под именем «Четверо Благочестивых», за свою жизнь удалил из организма общества двадцать три социальные язвы.
Война даровала ему с коллегами помилование за все правонарушения, известные и предполагаемые. Но в обмен на прощение власти взяли с него клятву блюсти дух и букву закона, которой он не только свято придерживался сам, но и требовал этого от своих компаньонов. И лишь однажды Джордж пожалел о том, что заключил подобное соглашение, это случилось именно тогда, когда в его поле зрения оказался Гэрри Лексфилд.
Гэрри жил по другую сторону закона. Ему было около тридцати лет, он был высоким, с честным, открытым лицом и довольно привлекательной внешностью. Женщины считали его обаятельным, хотя обходился он с ними безжалостно; милые, приятные люди приглашали его в свои дома – он даже дорос до совета директоров одной хорошо известной компании из Вест-Энда.
Первое столкновение Манфреда с Гэрри произошло из-за совершеннейшего пустяка. Мистер Лексфилд оказался вовлеченным в жаркий спор на углу Керзон-стрит, где у него была квартира. Возвращаясь как-то поздним вечером домой, Джордж приметил мужчину и женщину, которые разговаривали между собой, причем мужчина яростно жестикулировал и почти кричал, а женщина испуганно возражала ему. Он прошел мимо, думая о том, что это одна из тех ссор, в которые здравомыслящему человеку лучше не вмешиваться, как вдруг услышал звук удара и слабый вскрик. Обернувшись, он увидел, что женщина согнулась и вцепилась обеими руками в ограждение. Быстро вернувшись назад, Джордж спросил:
– Вы ударили женщину?
– Не твое собачье дело…
Манфред сбил его с ног и перекинул через ограждение в воду. А когда оглянулся, понял, что женщина исчезла.
– Я ведь мог убить его, – покаянно сообщил Джордж, но раскаяние Манфреда показалось чрезмерным даже Леону Гонсалесу.
– Но вы же этого не сделали… Что все-таки произошло?
– Когда я увидел, как он поднимается на ноги, и понял, что ничего не сломал ему, то бросился бежать, – признался Манфред. – Пожалуй, мне все-таки надо сдерживать подобные порывы. Наверное, приближающаяся старость помутила мой рассудок.
Если Пуаккар считался знатоком грязного мира организованной преступности, то Манфред слыл живой энциклопедией относительно того, что касалось аферистов и мошенников высшей пробы. Но по какой-то причине он не знал мистера Лексфилда. Наведя справки, Леон просветил своего друга на его счет.
– Лексфилда вышвырнули вон из Индии и Австралии. В Новой Зеландии он всего лишь «объявлен в розыск», если вздумает туда вернуться. Он специализируется на двоеженстве в семьях, которые слишком влиятельны, чтобы позволить себе оказаться замешанными в скандале. Лондонским аферистам известен только по слухам. У него есть настоящая жена, последовавшая за ним в Лондон, и, скорее всего, именно она стала причиной его появления здесь.
Мистер Гэрри Лексфилд сорвал королевский куш, ему сопутствовала удача, поскольку совершенно незаметно и под чужим именем он взошел на борт «Монровии» в Сиднее. Он обладал обаянием и привлекательностью, которые на три четверти обеспечивают успех любого жулика. И уж, во всяком случае, именно обаяние помогло ему выманить три тысячи фунтов из карманов двух состоятельных австралийских землевладельцев, кроме того, привлекло к нему дочь одного из них, как оказалось впоследствии, выдававшего себя за другого. Внешность обманчива.
На сушу Гэрри сошел уже помолвленным: к счастью для всех заинтересованных лиц, его будущая супруга слегла в день прибытия с прозаическим приступом аппендицита. Однако прежде чем она покинула частную лечебницу, он выяснил, что грубовато-добродушный богатый скотовод, ее отец, не только не является миллионером, но и пребывает в крайне стесненных финансовых обстоятельствах.
Между тем удача по-прежнему сопутствовала Лексфилду: визит в Монте-Карло принес ему очередное маленькое состояние, которое, впрочем, он не выиграл за карточным столом. Здесь он встретил и обольстил Эльзу Монарти, воспитанницу католической женской школы при монастыре, однако, она и сама была не прочь соблазниться. Сестра, единственная ее родственница, отправила девушку в Сан-Ремо – по случайному совпадению, та тоже поправляла здоровье после недуга. И, оказавшись за пределами благочестивого заведения, она встретила симпатичного мистера Лексфилда – которого тогда звали совсем не так – в огромном вестибюле ночного клуба. Ей нужен был входной билет, поэтому галантный Гэрри со всей душой пришел ей на помощь. Она рассказала ему о своей сестре, управляющей и совладелице крупной дамской швейной мастерской на Рю де ля Пэ. Ответив доверием на доверие, Гэрри поведал ей о своих богатых и титулованных родителях, вслед за чем описал собственную жизнь, тоже выглядевшую волшебной.
Когда он вернулся в Лондон один, то обнаружил, что его весьма назойливо и некстати преследует особа, которая единственная в мире имела право носить его фамилию – Джексон, – упрямая, пусть и привлекательная женщина, не питавшая к нему особой привязанности, но горевшая желанием ради двух его брошенных на произвол судьбы детей вернуть хотя бы часть состояния, благополучно промотанного им.
Причем свое упрямство она продемонстрировала ему в тот момент, как он, если бы не свойственная ему мелочность натуры, уже готов был заплатить ей деньги, лишь бы только избавиться от нее.
Это случилось через неделю после шокирующего случая, когда Лексфилд понял, что его бесцеремонно швырнули через довольно-таки высокое ограждение прямо на благословенное мелководье, и он все еще хромал, в то время как Леон Гонсалес, приступивший к расследованию дела Гэрри, принес домой полное описание множества его злодеяний.
– Если бы я знал об этом заранее, то зашвырнул бы его на глубину, – с сожалением высказался Манфред. – Однако странность заключается в том, что, стоило мне поднять его в воздух – такой фокус вам по-прежнему недоступен, Леон, – как я вдруг ощутил заразную тлетворность этого типа. Нам придется приглядывать за мистером Гэрри Лексфилдом, и отнюдь не из дружеского расположения. Где он остановился?
– У него роскошные апартаменты на Джермин-стрит, – ответил Леон. – Прежде чем вы заявите, что в этом районе не может быть роскошных апартаментов, я хотел бы заметить – они лишь кажутся таковыми. Этот джентльмен настолько меня заинтриговал, что я завернул в Ярд и поболтал с Медоузом. Тому известно о нем все, но вот уликами, такими, чтобы предъявить их суду, он не располагает. У этого малого куча денег – у него счета в Лондонском и «Южном» банках, а сегодня днем он приобрел себе авто.
Манфред задумчиво кивнул.
– Очень нехороший человек, – сказал он. – Есть ли возможность разыскать его супругу? Полагаю, та несчастная леди, которая была с ним…
– Она проживает на Литтл-Тичфилд-стрит и называет себя миссис Джексон, так что, скорее всего, нашего друга зовут именно так. Во всяком случае, Медоуз в этом уверен.
Мистер Гэрри Лексфилд был слишком умным человеком, чтобы не понимать, что находится под наблюдением; между тем совершаемые им проступки практически исключали возможность изобличения. Его приятные манеры и авто, плюс тщательно подстроенный инцидент с собственным яликом на одном из верхних притоков Темзы обеспечили Лексфилду вступление и почетное членство в одном очень эксклюзивном речном клубе; а отсюда уже оставался всего шаг до гостиных тех домов, которые при иных обстоятельствах были бы ему недоступны.
Он выгодно провел месяц, познакомив двух состоятельных биржевых маклеров с австралийским покером, в котором ему решительно не везло на протяжении пяти вечеров подряд, так что он проиграл шестьсот фунтов своим гостям, и они чувствовали вину перед ним. Но, как оказалось, в извинениях решительно не было нужды: на шестой и седьмой дни, сколь бы невероятным это ни представлялось, Лексфилд положил себе в карман бóльшую часть из пяти тысяч фунтов и оставил своих хозяев под впечатлением, будто крайне сожалеет о том, что поспособствовал их проигрышу.