Сережа помотал перед ее носом тремя тугими конвертами, в которых угадывались фотографии.
— Ага, смотрю. — Мила осторожно улыбнулась.
— Никакой почты! Входишь в подъезд, суешь конверт в нужный ящик и сваливаешь. Поняла?
— Поняла.
— А чего глаза тогда такие тупые? — Он с раздражением щелкнул ей конвертами по носу.
— Я не поняла, как я попаду в подъезд? Там же кодовый замок, Сережа! И чего я-то?! А ты…
— Моя задача сложнее, дура! Мне придется почтой рассылку делать. Тут проще засветиться, поняла?!
Нет, она не поняла. Как можно засветиться на почте, отдавая надежно запечатанный конверт в руки оператору? Она поставила штемпель, бросила конверт в ящик и тут же про него забыла. К ней никто не придет с разборками! Никто! Никто не спросит, а вы помните того человека, который отсылал это? Помните? Назовите мне его приметы! За вознаграждение!
Никто не придет на почту с подобными вопросами и предложениями, потому что в конверте компромат на адресата. Страшный компромат! И человек, получивший по почте этот конверт, сразу постарается его спрятать. Сжечь, уничтожить!
Именно поэтому ее муж Сережа ничем не рискует. А вот она…
Войти в подъезд, ладно, она еще как-нибудь сможет. Люди выходят, заходят, она поймает мгновение и проскользнет. А вот дальше!
У почтовых ящиков постоянно кто-нибудь крутится. Жильцы, уборщики, пацаны с куревом. Что она не знает, что ли! В их подъезде именно так. Почему в другом по-другому?!
— Сережа, а может, я тоже почтой пошлю? — жалобным просящим голосом спросила Мила.
— Нет, — твердо стоял на своем муж. — В подъезд. В почтовый ящик. И не вздумай ослушаться, курица! И не бойся ничего. Этот человек в это время на работе. Тебя никто не засечет.
Она долго ходила мимо дома, в четвертый подъезд которого ей надо было попасть. Ей все казалось, что во дворе много народу. Мамочки с колясками. Собачников насчитала пятерых. Потом, когда они все ушли, во дворе появился дворник. И принялся шаркать пластиковой метлой по чистому мокрому асфальту. Проторчал он во дворе сорок минут. И Мила не рискнула. В кино дворники всегда самые важные свидетели.
Совершенно пустым двор оказался без четверти пять. Времени было предостаточно для того, чтобы войти в подъезд, сунуть конверт в почтовый ящик и благополучно исчезнуть до того, как человек вернется с работы.
Она медленным шагом приблизилась к подъездной двери, нагнулась и тут же принялась судорожно искать что-то в сумке. На самом деле ничего она не искала. Она изображала поиски. Будто ключ потеряла или что-нибудь еще. И голова наклонена на случай возможных скрытых камер. Ей повезло уже через пару минут. Дверь подъезда открылась, и оттуда прямо на нее вывалилась группа подростков. Человек семь, не меньше! Гомонили, смеялись и совсем не обратили внимания на тетечку, которая проскользнула, пользуясь случаем, в подъезд.
Мила мысленно перекрестилась. Дождалась замочного щелчка за своей спиной. Глубоко подышала, поморгала, привыкая к полумраку подъезда. И только потом пошла вперед.
Почтовые ящики обнаружились на стене за шахтой лифта. Лестница слева от лифта. Ящики справа. Тоже хорошо. Ее не мог заметить тот, кто поднимался или спускался в лифте или по лестнице.
Мила повеселела. Сунула руку в сумку, достала конверт. Нашла ящик с нужным номером и с трудом протиснула в узкую щель толстый конверт, в котором было — она точно знала — с десяток снимков.
Конверт с мягким стуком упал внутрь ящика. Узкая щель ящика закрылась. Мила улыбнулась. Повернулась, чтобы уйти, и едва не упала в обморок. Прямо на нее шел мужчина.
Нет, он не на нее шел, конечно. Он просто шел к почтовым ящикам, за почтой. И на нее он не смотрел даже, сосредоточенно писал сообщение в телефоне. Верхняя одежда подкладкой наружу зажата под мышкой. Но она со страху чуть не упала. Бочком-бочком мимо него. Бегом к двери, на улицу и там, не оглядываясь, к автобусной остановке. Сережа не велел машину брать. Сказал, что это привлечет лишнее внимание. А на женщину на остановке никто не посмотрит.
Но простояв полчаса и не дождавшись автобуса, Мила пришла к другому выводу. Ей стало вдруг казаться, что на нее смотрят все, все, все!
Женщина в теплом пальто синего цвета, державшая девочку лет пяти за ручку. Влюбленная парочка с рюкзачками за спиной. Пожилой мужчина со старым портфелем. Все они смотрели на нее и, кажется, качали головами с осуждением. И думали о ней плохо.
Мошенница! Шантажистка! Гадина!
Мила еле сдержалась, чтобы не поймать такси. Уже к тротуарной бровке подошла, не в силах больше ждать провалившегося куда-то автобуса. Но руку так и не подняла. Струсила.
Таксисты в фильмах тоже первые свидетели. У них профессиональная память, цепкий взгляд. Они своих клиентов не забывают.
Нельзя на такси. Надо ждать автобуса.
Она повыше задрала воротник стеганого пальто болотного цвета. Уткнулась носом в воротник. Она не любила это пальто. Оно было старым и немодным уже. Сережа снова настоял. Сказал, что красивая одежда привлечет внимание. А в старом пальто на нее никто не посмотрит. Но ей все равно казалось, что на нее все смотрят. И качают головами с осуждением. Кроме разве того мужчины в яркой куртке, который пристроился с газетой за остановкой. Стоит, привалившись спиной к металлической стенке остановки, и ни до кого ему нет дела. И до нее тоже.
Автобус подошел. Она впорхнула внутрь. Сразу прошла на заднюю площадку, попутно оплатила проезд, повернулась к салону спиной и простояла так всю дорогу. И, конечно, не видела, и видеть не могла, что за ней следом в автобус вошел тот самый мужчина в яркой куртке с газетой в руках. И глаз с ее спины не сводил всю дорогу. И вышел следом за ней на ее остановке.
Мила этого не видела. Она и предположить не могла, что за ней кто-то следит. Она давно успокоилась. Дело сделано! И даже позволила себе немного помечтать. Позволила себе мысленно разложить по кучкам вырученные от шантажа деньги.
Денег выходило много! И кучек денежных на определенные нужды тоже. Они с Сережей домечтались до собственного бунгало на дальнем островке. До крохотного такого бизнеса там же, что не позволил бы им там бедствовать.
— Хватит прозябать в этой холодной, снежной стране, — улыбался он вчера ей за ужином. — Хочу вечного лета, малыш. Пальмы. Белый песок. Океан. На завтрак устрицы. М-мм… Рай! Ты хочешь вечного рая, малыш?
Мила хотела всего, чего хотел он! Ее душа нежно дрожала от восторга. От того, что жизнь ее складывается даже лучше, чем в кино. В кино непременно случалось нечто, что мешало главным героям быть счастливыми. У них с Сережей так не случалось. У них все шло как по маслу!
— Милый, я дома, — громко крикнула Мила, входя в квартиру. — Ты здесь?
— Да.
В коридоре появился Сережа. Высокий, крепкий, загорелый. Он с прошлой недели повадился посещать солярий. И кожа уже заметно потемнела. В белых трикотажных шортах, босиком, в обтягивающей майке. Он показался Миле таким желанным, таким раскрепощенным и удачливым, что внутри все снова сладко запело.
Она, наверное, никогда его не разлюбит! Она будет вечно его любить!
— Как все прошло, детка?
Сережа присел перед ней на колени и принялся стаскивать с нее сапоги. Ну? Разве не киношная история?
— Все прошло отлично, милый, — произнесла Мила и рассмеялась, Сережа пощекотал ее под коленкой.
— Тебя кто-нибудь видел?
— Нет. Никто.
Она решила не рассказывать ему про мужчину с мобильником в руках. Тот писал сообщение и на нее даже не взглянул. А ей хватило мгновения, чтобы выскользнуть из тесного пространства и выйти из подъезда. Не надо ему рассказывать. Станет приставать, тревожиться. И продолжение встречи, которую ей устроил Сережа, может не случиться. А ей хотелось продолжения, очень!
Он стащил с нее старое стеганое пальто, повесил на вешалку. Подхватил жену на руки и понес прямиком в спальню. А там все произошло так, как в кино! Судорожное дыхание, безупречные ласки мужа, ее непрекращающиеся стоны. Господи, кто-нибудь еще так же счастлив, как она, или нет?..
— Ты прямо так загорел. — Она провела потной ладошкой по его бедру после того, как все свершилось. — Как будто уже на острове живешь.
— Скоро, малышка. Уже очень скоро мы там с тобой будем, — лениво пробормотал Сережа, полуприкрыв глаза. Его всегда тянуло в сон после секса. — Я даже уже на сайте зарегистрировался, где подобную недвижимость предлагают.
— Ух ты!
— И даже заказал нам с тобой два билета на конец марта.
— Правда?! — Она ахнула и села на кровати голая, потная, растрепанная. — Скоро все закончится?!
— Угу, — он широко зевнул и сонно улыбнулся. — Апрель эта страна уже проведет без нас, поверь. Ты подремли, детка. Минут двадцать для восстановления сил нам не помешают.
Она прилегла рядом. Пристроила голову на его плече и почти сразу провалилась в сон. Глубокий, темный, без сновидений и тревог. И даже звонка в дверь не услышала. Сережа услышал. Заворочался, заворчал. И не хотел поначалу идти открывать.
— Нет нас, идиоты! — громким шепотом крикнул он в сторону дверного проема.
Мила молчала. Она балансировала между сном и явью. Ей вообще казалось, что звонок этот ей приснился. Но потом голове сделалось неудобно. Это Сережа встал, стряхнув ее голову на подушку. Значит, все же кто-то пришел. Кто? Может, кто-то из полиции? Они обещали, что еще зададут несколько вопросов.
Мила заворочалась, повыше натягивая одеяло, прислушалась. Никакого разговора не услышала. Стук какой-то. Вернее, два стука. Но это, наверное, Сережа открывал и закрывал дверь. Видимо, кто-то ошибся. Такое случалось.
Ну да, ну да. Вон он уже возвращается. Его шаги. Только странно тяжелые. Он же босиком уходил, а тут словно в ботинках возвращается.
Господи! Она так устала, что ей мерещится бог знает что! Какие ботинки?!
Она крепче сомкнула глаза. Ровно задышала. А когда его шаги стихли возле кровати с ее стороны, она спросила: