Подробностей оказалось не очень много. Молодой человек по имени Игорь с фамилией Малышко пришел на фирму к Сячину еще до Сизова. Особым трудолюбием не отличался, все больше болтал и пил кофе.
— Но так нормальный в принципе парень. — Богдан пожал плечами. — Утверждал, что мы с ним давно знакомы, но я помню его смутно. Можно даже сказать, что вообще не помню.
— Он был знаком с Марией Стрельцовой? — спросил Минин, не дав Волкову вставить слово.
А тот явно собирался о чем-то спросить Сизова.
— Конечно! Она работала в нашем отделе.
— У них случались встречи помимо работы?
— Если да, то мне об этом ничего известно не было.
— То есть…
Минин аккуратно отложил лист бумаги, исписанный вдоль и поперек, в сторону. Он давно уже пристроился за столом в гостиной и давно уже строчил без устали.
— Может, они и встречались, я не знаю. Я никогда не видел их вместе.
— Но и вас с ней не видели вместе тоже, — поднял вверх указательный палец Волков. — Так?
— Так. — Он виновато покосился на Ирину. — За исключением того случая, в гипермаркете, где она устроила дикую сцену в кафе. Она никогда не упоминала о встречах с Малышко. Никогда об этом не рассказывала.
— Но и о вас она не рассказывала никому, — тут же задумчиво отозвался Волков.
— Наверное. Не знаю. — Богдан недовольно поморщился. — Понимаете, мне однажды показалось, что у нее еще кто-то есть. Она намекала на что-то, я не вслушивался. А потом нашел вещи другого мужчины в ванной. И еще как-то раз едва с ним не столкнулся. Но не узнал.
— Что за вещи? — пыхнула бог знает какой по счету сигаретой Вероника.
— Запонки на полке под зеркалом. Золотые запонки с нефритом.
— О-о-о! Богатым, видимо, был твой соперник, зятек! — Вероника глупо захихикала. — Что же это за баба такая, что вокруг нее столько мужиков крутилось? Какими секретами обольщения владела? Ирка, нам бы с тобой у нее уроки брать. Да подохла, жалко, рано.
— Прекрати! — попытался крикнуть из своего угла Сячин, но голос был будто не его, голос был слабым и странно дребезжащим.
— Молчу, молчу, молчу, дорогой, — пропела все так же дурашливо Вероника.
— И прекрати уже курить! В гостиной дышать нечем, — упрекнул он ее все таким же неестественно слабым голосом. — О людях бы подумала.
— Люди о нас не подумали, завалившись сюда такой толпой, — фыркнула она, но сигарету послушно затушила в переполненной пепельнице и помахала около своего лица рукой. — Теперь уж не до церемоний и вежливости, так ведь, муженек?
Минин снова пододвинул к себе лист бумаги и снова принялся что-то записывать. Иванов с полуулыбкой наблюдал за Вероникой. Ему нравилась эта холеная блондиночка. Даже с растрепанными волосами. Даже в нелепом, огромном по размеру домашнем костюме. Ему на нее было приятно смотреть. И еще приятнее выдумывать всякие мимолетные истории про себя и про нее. Вот дочка ее Иванову не нравилась. Его не притягивали жгучие брюнетки с большой грудью. И властность в ней папина просматривалась. А вот Вероника! Красивая загадочная женщина. Утонченная, изящная, страстная.
Все как-то разом замолчали. И вдруг Волков снова прицепился к Сизову, странно назвав того по имени:
— Богдан, вот вы сказали, что Малышко утверждает, будто вы давно знакомы, а вы его не помните. Что он имел в виду?
— В каком смысле?
— Знакомство с какого времени он имел в виду?
— Со школы. — Богдан выпятил нижнюю губу, пожал плечами. — Утверждает, что мы с ним учились в одной школе, но я его не помню. Мы же ровесники и будто учились в параллельных классах. Не помню, и все.
— А в какой школе вы учились, Богдан?
— Ой, ну вот при чем тут школа?! — вдруг взвился Сячин, удивив всех внезапно окрепшим голосом. — Вы еще про ясли вспомните!
Волков улыбнулся ненавистной многим улыбкой и приложил палец к губам, призывая Сячина к молчанию. Тот послушно заткнулся. Руки с подлокотников кресла убрал и сунул под мышки. Волков без конца таращился на его трясущиеся пальцы, это нервировало.
— Так в какой школе вы вместе якобы учились?
— В тридцать восьмой, — ответила за всех Ирина. — И я там училась.
— Это мы знаем, — мягко улыбнулся ей Волков.
И неожиданно полез в карман за мобильником. Быстро нашел нужный номер и позвонил какому-то капитану. И попросил о странном, на взгляд того же Иванова и Минина, одолжении:
— Посмотри списки учащихся, капитан. Есть ли там Богдан Сизов и Игорь Малышко? Все. Жду. У тебя пять минут. Что? Информация о машине появилась? Отлично! Молодец, капитан! И мою просьбу не забудь.
Волков убрал телефон в карман и глянул на Иванова с Мининым.
— Мне кажется, что пришла пора переговорить с этим Малышко. Как считаете?
Иванов лично считал, что Волкову лучше было бы заткнуться и не пытаться умничать тут при всех. Особенно при Веронике, которая насторожилась, застыла у окна. И уже долгие пять минут находилась без движения. И Иванов уже долгих пять минут с удовольствием наблюдал ее великолепный профиль.
А вот Минин неожиданно согласно кивнул. Вышел из гостиной и с кем-то долго говорил по мобильному телефону, отдавал какие-то распоряжения. Вернулся, снова кивнул Волкову. Опять сел за стол. Пододвинул к себе лист бумаги и замер с карандашом в руках. Будто собирался писать под диктовку. Под диктовку Волкова. Бред!
Иванов вдруг завелся:
— Александр Иванович…
Он хмуро оглядел коллегу, стоявшего посреди гостиной со странным выражением лица. Такое выражение он называл: «и было ему прозрение». О чем, интересно, догадался этот умник? Физиономия довольная. Без конца смотрит в угол, где застыл Сячин. Сячин чего его так волнует? Тот вообще лицо постороннее. Если бы Сизов не был женихом его дочери, а Мария Стрельцова не работала у него, то они и в доме его вряд ли бы оказались. И…
Так, стоп!
А не до хрена ли пересечений, а? И не с этой ли стати Волков потащил их именно сюда и затеял весь этот странный разговор-перекличку именно в доме Сячина? Не повез Сизова Богдана в отдел, а принялся разглагольствовать именно здесь.
Что? До чего додумался этот седоволосый угрюмый майор? Что за прозрение его осенило?
Школа… Школа, школа, школа… Что-то такое недавно проходило по сводкам, нет? Или он что-то путает?
— Александр Иванович, не хотите внести ясность? — еле справившись с раздражением, как можно вежливее обратился Иванов к Волкову.
— Минуту терпения, господа. Минуту, может чуть больше, — проговорил он и так и не стронулся с места, будто прирос подошвами ботинок к десятой от входа паркетной доске.
Иванов специально считал. Десятая доска. Может, это фишка такая? Может, на десятой паркетине Волкову всегда перло?! Бред какой-то!
Звонок на мобильный поступил Волкову через десять минут. Через десять! Они устали все. И даже Вероника устала курить и демонстрировать всем свой безупречный профиль. Вышла из гостиной и распорядилась насчет кофе. И слава богу! Это хоть как-то разрядило обстановку. Домработница внесла поднос с чашками и огромным серебряным кофейником. Все с удовольствием схватились за кофейные чашки. Все, кроме Сячина. Тот продолжал сидеть каменным изваянием. На предложение домработницы ответил слабым отрицательным кивком.
— Прекрасный кофе, — похвалил Волков, ни к кому конкретно не обращаясь, возвращая чашку на поднос.
Быстро вышел из гостиной, пробыл где-то минуты три-четыре, не больше. Вернулся, и тут же ему позвонили.
Он все больше слушал и кивал. Кивал и слушал. И еще мерзко со значением улыбался. И чем больше он улыбался, тем противнее он становился Иванову. Умнее всех, да? И ладно! Они тоже не дураки. Иванов уже успел все продумать, пока любовался Вероникой. Малышко арестуют, тот сознается во всех убийствах сразу и…
— Итак, господа, приступим, — громко хлопнул в ладоши Волков, заставив Сячина вздрогнуть. — Попрошу всех занять свои места, поскольку история длинная.
Сказочник, твою мать! Иванов даже зубами скрипнул в немом бешенстве, занимая стул за столом рядом с Вероникой. Молодые тоже пересели с дивана за стол. Минин там уже сидел. А вот Сячин остался в своем убежище — в углу, в кресле. Волков сел во главе стола на хозяйское место. А как же еще-то! Он же тут главный! Не приведи господи, станет сейчас нести какую-нибудь ахинею про предпосылки к преступлению. Он просто встанет и уйдет тогда.
Волков не стал говорить ничего лишнего. Начал сразу и по делу.
— Некоторое время назад, — Волков назвал точную дату, — в своей квартире, в ванной умерла пожилая женщина — Угарова Вера Степановна. Тихо умерла. Захлебнулась. Правда, перед этим для чего-то наглоталась снотворного. Будто нарочно хотела уснуть в ванне, полной воды, и захлебнуться.
— И что вас так смутило? — вдруг подал голос из своего угла Сячин. — Обычная история. Либо суицид, либо несчастный случай. Что вам не дает покоя, майор? Ищете проблему там, где ее нет?
— Да все вроде бы так, Иван Николаевич, — кивнул согласно Волков, изображая искусственное изумление. — Только вот женщина та обладала прекрасным здоровьем, каждое утро бегала на стадионе. Снотворного никогда не принимала, поскольку спала как убитая и без него. И тут вдруг…
— Все когда-нибудь случается в первый раз, — буркнул Сячин едва слышно.
— Ну да, ну да. Мы тоже так подумали. И хотели было уже закрыть дело за отсутствием состава преступления, да племянница покойной внесла смуту в наши стройные мысли. Убили, говорит, тетку-то мою. Разберитесь!
— За что? — поднял голову Богдан Сизов. — А за что ее могли убить? Старый одинокий человек… Я ведь что-то такое припоминаю. Игорь рассказывал про Веру Степановну. Что она померла, говорил.
— Игорь? Странно… — Волков загадочно улыбнулся.
— Что же тут странного? — не унимался Сизов. — Эту тетю мало кто забыть сможет. Она такое творила в школе, когда мы учились! Могла и в туалет наш мальчишеский зайти. И с сигаретами нас гоняла. И подслушивала, и стучала директору. Бр-рр… Ее не забудешь! — И снова повтори