Хозяин взял торбу, заглянул внутрь.
— Ничего, что мы так наскоком? — спросил Добродеев. Дурацкое замечание, если подумать.
— А… да, проходите, — Коломиец махнул рукой. Это были его первые слова. Добродееву показалось, что он пьян. Синяк под глазом проявился и смотрелся убедительнее.
Монах уселся на диван, выставив ногу. Добродеев поместился в кресло напротив.
— Садитесь, Алексей Юрьевич, — пригласил Монах. — Рядом с господином Добродеевым, чтобы я вас видел.
Коломиец опустился в кресло. Был он по-прежнему растерян и, видимо, не понимал, кто они такие и что им нужно.
— Я знал Верочку, — повторил Добродеев задушевно. — Тонны кофе выпили вместе, бесконечный треп про искусство, литературу… До сих пор помню. Алеша, можно стаканчики? Сейчас помянем. Вы не поверите, как услышал… уже весь город знает! Сразу позвонил Олегу, говорю, пошли, поддержим Алешу и, может, почувствуешь чего. — Он пошевелил пальцами в воздухе: — Олег у нас очень чувствительный.
— Да… стаканчики, сейчас. — Коломиец поднялся и вышел.
— Ты как-то очень на него напираешь, совсем запугал… — прошипел Добродеев.
— Такова задумка. Пусть раскроется.
Коломиец вернулся с посудой. Расставил стаканы и блюдечко с нарезанным лимоном. Добродеев споро отвинтил крышку и разлил коньяк.
— Царствие небесное!
Они выпили.
— В нашем городе становится опасно жить, на каждом шагу грабители! Куда мы идем? — приступил к делу Добродеев. — Бедная Верочка!
— Что взяли? — деловито спросил Монах. — Что-нибудь ценное?
— Ничего не взяли, — сказал Коломиец. — Думали, мы богатые… а у нас ничего! Несколько украшений…
— Деньги? Золото?
— Говорю же, Верочкины украшения, а деньги остались… У нас было немного, в серванте. Они считают, она его спугнула…
«Они» — видимо, майор Мельник с бригадой.
— У всех что-нибудь да есть, — веско заявил Монах. — Антиквариат?
Коломиец помотал головой и пробормотал:
— Какой еще антиквариат?
— Бабкины бриллиантовые серьги? Старинное жемчужное колье? Картины? — продолжал давить Монах. — Есть?
— Откуда? — Коломиец, казалось, испугался. — О чем вы?
— Может, иконы?
Коломиец оторопело уставился на Монаха:
— Мы неверующие!
— Что тогда? Зачем он приходил? Хоть какие-то мысли?
Коломиец пожал плечами, повторил:
— Может, думал, мы богатые…
Добродеев снова разлил. Они выпили. Потом еще раз, и еще. Коломиец заплакал, скривившись. Монах и Добродеев переглянулись.
— Можно посмотреть, где это случилось? — Монах поднялся, опираясь на костыль. — Куда идти?
— В спальне, по коридору налево. — Коломиец тоже встал. — Я провожу.
— Сидите, я сам! — приказал Монах, и он послушно сел.
Монах стучал гипсовой ногой где-то вдалеке. И вдруг наступила томительная тишина.
— Что он там делает? — занервничал Коломиец.
— Не мешайте, он хочет увидеть убийцу, — сказал Добродеев.
— Что значит: увидеть убийцу?
— Он же ясновидящий.
— Я в эти вещи не верю!
— И совершенно напрасно. Олег очень сильный экстрасенс, даже с полицией работает. Да, да, с ними тоже. А вы… Вам нельзя оставаться одному, Алеша. У вас есть близкие друзья?
— Есть… как у всех. Никого не хочу видеть. Почему он… Что он там делает? — Коломиец рванулся было с кресла, но Добродеев жестом остановил его:
— Не нужно ему мешать, Алексей! Он медитирует.
Коломиец почти упал назад.
Наконец они услышали стук Монаховой ноги в коридоре, и экстрасенс боком протиснулся в дверь. Доковылял до дивана, тяжело опустился. Сидел молча, с закрытыми глазами. Потом стал раскачиваться из стороны в сторону и загудел низко и монотонно.
Коломиец ошалело взглянул на Добродеева. Тот приложил палец к губам. Прошла томительная минута, другая, третья…
Монах вдруг открыл глаза и сказал утробным басом:
— Тут плохая аура. Она все еще здесь. Она не уходила.
— Кто? — Коломиец побледнел.
— Она!
Добродеев кашлянул.
— Душа убийцы.
В комнате повисло тягостное молчание. Коломиец побледнел еще больше и, казалось, собирался потерять сознание.
— Я устал, — заявил Монах. — Я хочу уйти. Лео, подними меня!
Хозяин с видимым облегчением пошел их проводить. Монах вдруг остановился и сказал:
— Лео, сделай фотку, я с ней ночью поработаю. Сними нас с Алексеем.
Добродеев проворно выхватил айфон — сказалась репортерская выучка — и щелкнул несколько раз. Коломиец отшатнулся, забормотав что-то вроде: зачем, что вы… что вам…
— Он зарядит фотку, — сказал Добродеев. — И вы сразу успокоитесь. Поверьте, вам сразу станет легче.
…Они слышали, как он гремел замками, запирая за ними дверь.
— Ты его заикой сделал, — сказал Добродеев. — Ну что? Никаких озарений?
— Появилась пара мыслишек, Леша. Буду думать.
— А на кой черт тебе его фотка?
— Покажу в «Колоколе». Хочу проверить его алиби.
— Куда теперь? Домой?
— Я же сказал, в «Колокол».
— Прямо сейчас? Уверен, майор уже был там.
— Хочешь, позвони ему и спроси. Он с удовольствием доложится.
— Ладно, пошли, — передумал Добродеев.
Некоторое время они шагали молча. Шагали! Сильно сказано. Едва тащились. Добродееву казалось, что сопящий от усилий Монах непременно упадет, и он примеривался, как подхватить его в случае чего.
— У него есть алиби, — сказал он вдруг. — Иначе майор бы задержал его.
— Знаю, — отозвался Монах.
— Так какого черта мы туда тащимся?
— Леша, у меня после того, что я видел в трубу, после рассказа коллеги об их семейной жизни и после визита к вдовцу создалось… э-э-э… определенное мнение о нем. Хочу закрепить, поговорив с теми, кто его знает лично.
— Ты думаешь, он убийца?
— Не знаю. Не похож вроде. Слаб, суетен, легко пугается.
— Ничего не понимаю! — воскликнул Добродеев. — Так куда мы в таком случае… На хрен?
— Успокойся, Лео, она подождет. Час, полтора, и ты свободен.
— Кто подождет? — спросил Добродеев после паузы. — О чем ты?
— Леша, я стар, я устал, да и двигаться стал я с трудом… как поется в одной старой песне про гнома. Но серые клетки пока бегают. Так что не надо нас дурить. Твоя супруга у мамы, тебе вчера поздно вечером звонила женщина, явно не жена, судя по твоим стонам, голову даю на отсечение, вы договорились встретиться. Уже девять, ты не проявляешь признаков нетерпения и не бьешь копытом. Так, слегка мандражируешь. Из чего я заключаю, что встреча должна произойти сегодня по-любэ… Кстати, ты ночуешь у меня?
Добродеев промолчал.
— Так я и думал. У вас вся ночь впереди и торопиться тебе особо некуда.
— Ты не так все понял, — пробормотал Добродеев. — Не понимаю, о чем ты.
— Ага, полный дурак. Кажется, пришли. Здесь.
Перед ними висели в воздухе лиловые неоновые колокольчики. Они толкнули тяжелую дверь и вошли, с ходу попав во влажную, пропитанную запахом пива и человеческих испарений атмосферу невзыскательного питейного заведения. Сели на табуреты за стойкой. Бармен, безусый юнец, взглянул вопросительно.
— Два темных, — сказал Добродеев.
— Работаете по сменам, юноша? — спросил Монах.
— Постоянно, с семи вечера до двух утра. В понедельник выходной. А что?
— Разрешите наш спор в таком случае. Леша, покажи фотку. Этот тип часто у вас бывает?
Добродеев протянул ему айфон. Бармен взял, присмотрелся и сказал:
— Почти каждый день, ходит как на работу. — В его голосе прозвучало неодобрение. — А что?
— Это мой зять. Сестра уверена, что у него любовница. А он клянется, что ходит только сюда. Я ему верю.
— Да он не по бабам, сразу видно. И пить не умеет.
— В смысле? Вроде умеет.
— Ага, умеет! С двух стаканов пива не нажираются, чтоб до драки. Второй, здоровый лось, ему прилично врезал. Вчера. Леня выбросил их за дверь, так он еще и упирался, урод. Мужики потом сказали, он сам напросился.
— И часто он драки устраивает?
— Раньше не было вроде. У нас приличный бар, нам траблы не нужны.
— Во сколько это было, не припомните?
— Около девяти или в начале десятого. Вспомнил! Про него тут один мент спрашивал! Вы что, вместе?
— Спасибо, я так и передам сестре, — сказал Монах, сделав вид, что не расслышал про мента. — Кстати, эта будка, — он кивнул на старинную будку таксофона, — бутафория? Из музея?
— Вы чего! Работает! Специально приходят, чтобы позвонить!
— Похоже, алиби? — спросил Добродеев на улице.
— Алиби.
— Домой?
— Домой. Чего-то я подустал, Лео. Чертова нога!
Добродеев доставил друга домой и улетел по неотложным делам. Монах только хмыкнул. Он демонстративно включил свет в гостиной и сел на диван, уставясь в окно, на котором не было штор — он терпеть не мог тряпки. Даже без трубы он видел в окне напротив стриптизершу и, недолго думая, помахал ей: смотри, мол, вот он я, без маскировки, вижу тебя без трубы, а ты ябеда! Убийца, надо же! Вот так ляпнут какие-нибудь стриптизерши про тебя, что ты убийца — доказывай потом, что не верблюд. Как это сказал майор? Твое счастье, что ты на якоре. Ну, майор, погоди!
Он потянулся за компьютером на тумбочке, скомандовав себе: ад рем! Информации достаточно, сейчас мы ее причешем, расставим по полочкам и попытаемся ответить на пару «визжащих» вопросов. Справа вопросики, слева возможные ответы, они же версии. На якоре, говоришь, майор? Даже несмотря на якорь, ты получишь здоровенного фитиля! Не веришь? Напрасно. Ой, как напрасно! Большому кораблю якорь не помеха. Тут мало быть опером, тут надо быть мыслителем….
Пререкаясь с воображаемым майором, Монах бодро забегал пальцами по клавиатуре.
Около четырех утра с чувством глубокого удовлетворения он отставил компьютер, помял в ладонях лицо и вытащил из-под спины подушку. Улегся, пристроив поудобнее ногу в гипсовом коконе, и уснул мгновенно сном младенца или праведника…
Разбудила его Анжелика, жена Жорика, которая гремела в кухне кастрюлями и при этом пела. Монах открыл глаза, почесал под бородой и потянулся за айфоном. Добродеев ответил сразу.