— Можно я оставлю у вас в гараже свои вещи?
— Оставляй. А что там?
— Если я скажу, у тебя могут быть проблемы. Давай так: ты не спросила, я не сказала.
Подружка была надежная. Так Инна сохранила отцу жизнь, а себе — профессию. Вначале пыталась выручить отца, бегала по влиятельным заказчикам. Пока один большой партийный функционер, накупивший украшений для жены и двух любовниц, не сказал ей:
— Не трать время. Тебе никто не поможет.
И не соврал. Никто не помог. Два года Инна носила передачи в тюрьму: мать за это время пришла к отцу лишь раз. Не смогла простить, что из сливок общества они превратились в изгоев.
А потом отец начал кашлять кровью. И сгорел за месяц: у него открылся рак легких, а какое лечение в тюрьме?
В перестройку Инна потихоньку поднялась. Украшения понадобились женам и дочкам бандюков. С одним она неожиданно подружилась. И он нежно крышевал ее бизнес. Потом стал депутатом, владельцем заводов, но когда было нужно — по-прежнему помогал. Долгое время Инна никак не могла придумать, как дотянуться до Виталика. Тупо заказать его не хотела. Что это за месть, если он даже не почувствует ничего?
И вдруг, как бывает, два разных события неожиданно притянулись друг к другу и дали ответ.
В газете появился репортаж: в музее частных коллекций открылась выставка украшений из собрания Виталия Совкина, известного собирателя раритетов из жизни австрийской императрицы Сиси. А в деревне Снегиревка сгорел вместе с домом местный алкоголик и бывший Мишин дружок детства Петр: его дед часто хвалился, что жил в Вене в конце войны на вилле внучки этой самой Сиси.
Так история, которая в деле продажи подделок — главная сложность, и сложилась. Три года понадобилось Инне, чтобы сделать точные копии алмазных звезд. Послать Мишу, которого она за неспособностью хоть к чему-то определила убалтывать покупателей, с ними к Виталию. Организовать на новогоднем концерте в Вене лучший в мире провенанс. Ведь звезд было двадцать семь. Их еще можно делать и делать…
Инна вздохнула.
Да, она боготворила отца. Но характер унаследовала материн. Злопамятный и безжалостный. И еще. Она очень любила театральные эффекты.
Инна откинулась в мягком кресле поезда, мчавшего их с Михаилом в Зальцбург. Рассеянно глядела на белые заснеженные поля, сказочно-милые домики между круглых холмов с высоченными елями. И новый план созрел у нее в голове.
Ничего, Виталик, еще придет время поквитаться!
До новых встреч
— Прилетим — Славку убью! — сказала Машка, когда мы сидели в кафе венского аэропорта и смотрели, как сограждане переминаются в длиннющей очереди к выходу, хотя до объявления посадки оставалось еще полчаса.
— Тебе мало трупов? — спросила я.
— Как раз более чем достаточно. Больше не буду верить ничьим рассказам про путешествия!
— В смысле?
— Мне не показалась Вена скучной. — Машка запихнула в рот очередное пирожное. — В следующий раз поедем туда, где поспокойнее. В Мексику, Ирак, Афганистан, Сирию.
— Не советую, — буркнул Гена: он, поддавшись Машкиным чарам, решил лететь с нами одним рейсом. — Самое спокойное место — детская песочница. Сидишь жопой в песке, лепишь куличики. Ну еще в Новой Зеландии, говорят, тишь да гладь.
Я улыбнулась, потому что знала правду. Даже самое тихое место мира с приездом Машки непременно превращается в место преступления.
P. S. Автор благодарит замечательного венского гида Екатерину Ярикову за рассказанную историю о звездах Сиси. Все, кроме убийства на новогоднем концерте и подделки этих звезд, — чистая правда…
Галина Романова• Семейная ценность •
Глава 1
— А какое у тебя самое счастливое воспоминание об этом месте, Игореша?
Его девушка, которой не всегда удавалось быть незаметной, особенно тогда, когда ему этого отчаянно хотелось, провела ногтем вдоль его позвоночника. Нагретой на солнце коже сделалось больно.
— Не надо, — шевельнулся он. И сонно пробормотал: — Мне неприятно.
— Ты ведь все каникулы проводил здесь, да?
Он чуть приоткрыл глаза и сквозь ресницы посмотрел на реку. Очень быстрая и глубокая вода. Даже солнце не отражалось в ней. Вода в самый яркий полдень оставалась темной. Многим его друзьям, которых он привозил сюда на отдых с рыбалкой, это место не нравилось. Они считали его неприветливым, воды — зловещими.
— Здесь все время что-то случается, Гошка! — упрекнул его однажды друг и коллега Ваня Строев. — То Серега ногу сломает. То у Вали аллергия на укус неведомого насекомого, от которой она потом год лечилась. Теперь вот я…
Ваня Строев, который отдыхал здесь с ним в прошлом июне, нечаянно подстрелил свою собаку. Не насмерть, слава богу! Но переживал ужасно. И собаке досталось, пришлось оперировать.
И место это Ваня окрестил проклятым.
— Не иначе, ты тут что-то натворил, Гоша, — страшно округлял Ваня глаза и косился в его сторону. — Какой-то зловещий шлейф тянется за тобой!
— Откуда? — фыркал он в ответ.
— Из детства! Что-то такое здесь произошло давным-давно. Что-то ты натворил. И теперь тебе это место мстит!
Вообще-то Игорь все это запросто мог бы оспорить.
Во-первых, чтобы не страдать на отдыхе от увечий, надо соблюдать технику безопасности. Не скакать с «тарзанки» в хлам пьяным, прыгнув не в воду, а на берег, как это сделал Серега, потому и ногу сломал. И не лезть в заросли, где поселился осиный рой, чтобы не быть жестоко покусанной. Так именно и случилось с Валей. Ну, а несчастный случай с Ваниной собакой так вообще из разряда курьезов. Он сначала натаскал свою собаку на игру с тарелками. А потом в ее присутствии принялся по этим тарелкам лупить из ружья. Бедное доверчивое животное, не поняв посыла, подпрыгнуло за летящей тарелкой и словило пулю.
А виноват Игорь! Кто же еще?! Он всегда, у всех и во всем виноват. С детства!
— Игореша, ну какое у тебя самое приятное воспоминание из детства, а? Ну, скажи! Ну, скажи! — голос его девушки терзал ушные перепонки, заглушая птичий щебет и шум воды на перекате.
— Новый год, — пробурчал он нехотя. — Когда елка нарядная, стол с праздничной едой, семья вместе. Гости…
— Нет же, нет. Я про это место. Про твои летние каникулы. Какое у тебя самое счастливое воспоминание?
— Их было много, — проговорил он после недолгого раздумья.
— А самое-самое? С чем связано?
— Ни с чем, а с кем, — поправил он.
— И с кем?
— С бабушкой, — он вздохнул и закрыл глаза.
И тут же увидел ее, будто она на самом деле стояла в паре метров от него, посматривая в его сторону с нежной улыбкой.
Высокая, худенькая, с прямой спиной, которую не согнули годы и горе. Волосы седые, волнистые. Она очень красиво убирала их наверх. Пряди выбивались, колыхались при ходьбе и всегда напоминали Игорю ковыль.
— Мы очень дружны были с ней. Она всегда говорила, что я второй человек на Земле, которого она любит больше жизни.
— А первый кто?
— Первым для нее всегда был мой отец. Она всегда его любила больше, чем дядю.
— А у тебя есть дядя?
Его девушка привстала с полотенца, на котором загорала. Слегка толкнула его в бок.
— Ты никогда не говорил, что у тебя есть дядя. Я думала, что у тебя, кроме родителей, больше нет родственников. А оказывается, есть бабушка, дядя.
— Нет. У меня никого нет. — Игорь стиснул зубы и процедил: — Кроме родителей.
— Понятно…
Ее голова снова легла на полотенце, длинные волосы разметались, задевая его кожу. Сделалось щекотно. Он резко сел и уставился на реку.
Тяжелая вода. Темная, холодная. По берегам много родников и омутов. Бабушка всегда пугала его утопленниками, которых из этих омутов не достали. Уверяла, что, если Игорек будет один ходить на реку, они его непременно утащат. И его никогда не найдут.
— Бабушка умерла? — подала голос его девушка со своего полотенца.
Ну, что за неугомонное создание! Отличный полдень. Теплый, безветренный. Загорай себе и не забивай голову ненужными вопросами. Ни себе, ни ему. Он не хотел никаких воспоминаний. Он запретил себе им предаваться много лет назад. И у него это отлично получалось. Он никого не вспоминал, приезжая сюда каждое лето на пару недель на отдых. Он просто входил в старый дом, который построил еще его прадед. Бросал сумку с вещами у порога. Включал громкую музыку и забывал обо всем.
На пару недель…
— Я не знаю, — ответил он в замешательстве.
— Как это?! — Его беспокойная девушка тоже села на полотенце, широко распахнула глаза и глянула на него, как на чудище. — Что значит, ты не знаешь?
— То и значит.
Игорь встал на ноги, взял в руки свое полотенце и несколько раз с силой тряхнул. Свернул, убрал в рюкзак. Скомандовал:
— Уходим.
Повторять дважды не пришлось. Она в точности повторила его действия с полотенцем. Надела шорты, футболку. Обулась в сандалии. Зашагала по узкой тропинке чуть сзади. Но молчать долго у нее никогда не выходило. Сегодняшний полдень не стал исключением.
— Игорь! Погоди! — потребовала его девушка, когда они поднялись по узкой тропинке в гору и двинулись к его машине.
— Что?
Он обернулся.
Хорошая девушка. Умная. Образованная. Его выбор на нее и пал потому, что она была умненькой. Ну и еще симпатичной. Очень симпатичной.
Стройная, ладненькая, с большущими голубыми глазищами и длинными русыми косами. Если бы не ее манера во всем и всегда докапываться до сути, ей бы цены не было.
Его девушку звали Маша. Как и его мать.
Бабушку звали Ноной, ее он когда-то обожал, и ее же потом долго пытался вычеркнуть из своей памяти. И у него почти получилось. Он о ней не вспоминал, даже переступая порог дома, который когда-то был ее. Он просто о ней не вспоминал. И никогда бы, возможно, не вспомнил, если бы не его девушка Маша.
— Игорь, как так?! — большие голубые глаза Маши смотрели на него с ужасом.
— Что именно?