ившись, он засыпает тяжелым сном тут же на полу. Утром его будят грубо; он подымается, плетется по камере и скоро ложится где попало, в другом углу, и снова засыпает. Его через некоторое время опять подымают, говорят что-то, ругают, посылают обедать, но несчастный молчит, смотрит куда-то вдаль, и через несколько минут его опять видят где-нибудь спящим. Так проходит день, другой. Он не пьет, не ест, и тогда уже арестанты оставляют его в покое. «Спит», — говорят они. Они знают, что означает такой сон. На третий день несчастного перевозят в тюремную больницу.
Иной же, придя в себя, подвигается ближе к нарам, боязливо оглядываясь. С опаской он становится около нар. Тут к нему подходит кто-либо из «шпаны», спрашивает, почему он держит руку около живота и не положит шапки. Смешавшись, новичок объясняет наивно, что нет шнурка. Тогда ему предлагают купить шнурок или даже за деньги предлагают переменить шаровары. Если он может заплатить и «шпана» узнает, что в конторе остались его деньги или что у него есть в городе родственники, жена, которые ему принесут деньги, новичку сейчас же дадут место на наре, и при желании он может приобрести и другую шинель, а старую подстелить на наре, купить чайник и т. д. Иному арестант предлагает поместиться около него, затем дает любезно чашку чаю, скручивает ему папиросу и т. д. Новичок рад доброму человеку, думает, что он питает к нему участие, сочувствует ему, угощает и бывает весьма неприятно разочарован, когда добрый человек затем начинает требовать от него плату за чай, за папиросу и за место, которое он ему якобы уступил.
Если постепенно «шпана» удовлетворится поведением нового товарища и он им понравится, все пойдет хорошо. Скоро он сделается своим человеком, «сблатуется», и из него выйдет заправский арестант. К новичку, который и денег мало имеет, и вообще выглядит «жиганом», подойдет, бывало, арестант и начнет расспрашивать, кто его отец, мать, имеет ли жену, что он украл и т. д. в этом роде. Иной все рассказывает откровенно, не скрывает, и его с интересом слушают, советуют, разбирают дело. Другой же начнет божиться, клянется, крестится и отказывается, как он делал это в участке, что он не крал, он невиновен, он честный человек и т. д. Ужасно не любят таких субъектов арестанты. Хлопнут его раз, другой по физиономии и начинают ругать. «Ты что это, с судебным следователем разговариваешь? — говорят обидчиво опешившему от неожиданности арестанту. — Раз ты честный человек, чего ты сюда пришел, здесь нет честных людей!» И снова начинается потасовка.
— Я вор, я украл! — кричит уже «честный человек». — Я боялся только вам сказать, чтобы вы не передали кому-нибудь.
— А, так ты что же это, с… имеешь дела, разве я сука? — и арестант опять начинает бить совершенно растерявшегося беднягу.
Несмотря на то, что многочисленное население тюрьмы обречено на бездействие и скуку, человеческая натура, стремящаяся к деятельности и труду, проявляется и здесь. Арестанты сами себе создают работу, и, хотя их труд большею частью непроизводителен и бесполезен, они тратят на него много сил и времени, которых у них вследствие особого положения более чем достаточно. Они применяют их к чему только возможно, дабы чем-нибудь заполнить свою жизнь, уйти от скуки и тоски, которая заедает их. В тюрьме можно наблюдать много очень способных по натуре людей, ставших на ложный путь, еще более очищенный для них этой же самой тюрьмой. Здесь есть немало людей, трудившихся на свободе до преступления в поте лица своего и после своего греха перед обществом не потерявших этой способности. Для них возможен был бы этот труд и дальше, если бы не тюрьма, которая отучает от труда и приучает к лени, бездействию, отвращению к труду навсегда.
Человеческие силы, к которым теряется уважение, тратятся на пустяки, не стоящие стольких трудов, стараний и времени. Люди растрачивают свою энергию без нужды лишь вследствие потребности утилизировать ее на что-нибудь без всякого определенного и серьезного результата, как белка в клетке. И вот арестанты, например, татуируют себя; в тюрьме можно увидеть людей с такой татуировкой на всем теле, что хоть сейчас его в любой музей — показывать за деньги. На татуировки тратится масса времени и стараний, и производится она в тюрьме положительно художественно, всеми цветами. Целые картины можно увидеть на груди и спине арестанта: корабли, флаги, огромные якоря, гербы, имена, фамилии, пословицы, молитвы и т. д.
Затем, тот, кто бывал когда-либо на тюремной выставке, мог наблюдать массу вещей, вышедших из рук заключенных, и, по всей вероятности, удивлялся тщательной работе, тонкой отделке деталей и не мог не констатировать добросовестности, с какой арестанты относились к своей задаче. Самая традиционная и общеизвестная работа арестантов — это изделия из мякиша черного хлеба. Статуэтки, трубки, шкатулки, подсвечники, пресс-папье и другие вещи удивительно искусно делают из этого материала заключенные, и неоднократно подобные изделия обращали на себя всеобщее внимание. Арестанты могут адски и терпеливо по месяцам трудиться, например, над изготовлением казенной печати для фальшивого паспорта. Для этого медный пятак долго трется об камень, пока не исчезнет чеканка и получится гладкий медный кружок. Затем уже на этом кружке иголкой делается контур печати какой-либо мещанской управы или волостного правления, по копии с настоящего паспорта, и затем уже этой же иголкой гравируется печать. Можно себе представить, каким усердием и терпением должен обладать человек, просиживая несколько месяцев над такой кропотливой работой.
Обладая такой поддельной печатью, тюрьма уже изготовляет «липовые очки», т. е. фальшивые паспорта, так как теперь вся остановка за казенной печатью. Паспортных же чистых бланков в каждой тюрьме сколько угодно, там всегда есть запас их, ведь их крадут много в России. Также в редкой тюрьме не изготовлялись фальшивые монеты самым примитивным образом. Выливают из гипса форму и отливают рубли и полтинники.
А сколько времени, например, посвящают иногда арестанты ловле клопов, когда они уже очень сильно им досаждают. Несколько человек посвящают этому занятию целые ночи и часто на долгое время освобождаются от обилия этих насекомых, неразлучных с тюрьмой. Нередко в тюрьме можно заметить какие-то пятна, которыми полны тюремные стены. Пятна эти доказывают бывшую охоту на клопов. Арестанты для избавления от них ковыряют в стенах массу небольших отверстий и тушат затем огонь. Клопы выползают из нар на стены и затем камера сразу освещается. Испуганные светом насекомые сейчас же прячутся и, конечно, прежде всего заползают в эти отверстия в стенах. Тогда следящие за бегством насекомых арестанты немедленно замазывают отверстия мякишем черного хлеба и насекомые таким образом замуровываются.
Среди арестантов также очень часто находятся охотники тратить время и труд на выделку крысиных шкурок — для того, чтобы после недельной работы показать их товарищам, посмеяться и затем выбросить. Цель тут одна — доказать свое искусство, и действительно, — доказывают. Надо видеть возбуждение всей камеры при охоте на бедную крысу. В нескольких шагах от норы кладется кусок сала и один из арестантов сторожит у входа крысу. Остальные заключенные сидят, притаившись на нарах, и никто не смеет шелохнуться, пока, наконец, не появится желанная крыса, которая, нюхая воздух, боязливо оглядываясь, подбегает к манящему ее куску сала. Но стоит ей отбежать от норы на несколько шагов, как «цынковый» арестант бросается к норе, затыкает чем-либо дыру, и крысе некуда спрятаться. В этот момент все население камеры срывается с мест и начинается общая погоня за грызуном. Погоня иногда длится несколько часов, арестанты с криками гоняются за крысой, падают, сваливаются в кучи, сумятица поднимается общая. Крыса, как угорелая, мчится у них между ног, скачет по нарам, и 20–30 человек неистово преследуют ее, бросая на нее халаты, шапки и т. д.
Наконец жертва поймана при общих криках торжества, и начинается убиение ее. Арестант душит ее двумя пальцами, окруженный толпой, но душит медленно, нажимая постепенно на горло, держа крысу перед глазами всех арестантов, которые внимательно следят за процедурой ее кончины, смотрят в глаза крысе. И они довольны: время кое-как убито, в их жизни появилось хоть какое-либо разнообразие. Затем начинается снятие кожи, которое занимает арестантов. Далее кожа сушится, выделывается и т. д. Конечно, это лишь один из характерных фактов из жизни арестантов, которым нет числа: изобретательность их для убивания времени и возбуждения интереса удивительна. Например, арестанты одной камеры накануне дня ангела начальника тюрьмы, хорошо относившегося к ним, пожелали выказать ему каким-либо образом свое внимание. И когда наутро именинник вошел в камеру, то в изумлении остановился на пороге. Против двери на стене был нарисован карандашом во весь рост его портрет в два раза больше против натуры. Рядом с ним изображена была его жена, затем дети и любимый мопс. Несколько арестантов всю ночь трудились над портретами, очень похожими на оригиналы.
Среди арестантов часто можно встретить людей с разными художественными способностями. Не один из них заткнет за пояс любого музыкального клоуна в цирке, играя на гребешке посредством папиросной бумаги, на собственного изделия камышовой дудочке или музыкальном инструменте, сделанном из мякиша хлеба. Подобные инструменты изготовляются вообще из глины и называются они «петушками», очень любимыми крестьянскими детьми. В большом употреблении в тюрьме также однострунная балалайка, т. е. одна струна, натянутая на тонкой доске. Затем, играют на губах, на вздутых щеках, выбивают карандашом по зубам такие рулады, что диву даешься. А что касается свиста, то многие арестанты положительно доходят до виртуозности, и искусство свистунов доведено там до большого совершенства.
В одном случае арестанты пожелали приготовить к утру подарок начальнику тюрьмы и поручили позаботиться об этом двум своим товарищам, обладающим способностью рисовать. Арестанты достали в полтора аршина деревянную квадратную доску, вычистили ее и начертили на ней карандашами контур сторублевого кредитного билета старого образца. Затем один из рисовальщиков взял кусок мякиша черного хлеба, помял его руками и, разделив затем на десять равных частей, раздал их товарищам. Каждый из десяти арестантов, получивший по куску мякиша, разделил свой кусок на десять частей и раздал другим девяти товарищам, оставив, конечно, одну часть себе. Таким образом первоначальный кусок мякиша был разобран сотней арестантов. Каждый из этой сотни арестантов стал превращать свой мякиш в зерна величиною в рисовое зерно. Затем каждый арестант возвратил свою горсть зерен одному из первых десяти арестантов, которым затем был выдан разноцветный порошок. В последний бросались зерна, которые таким образом окрашивались в подобающий цвет. В конце концов перед двумя главными мастерами показалось несколько кучек разноцветных зерен. Тогда доска была поверх контура сторублевого билета вымазана клеем и два мастера принялись накладывать на клей вплотную друг дружки зерна по цветам и работали, не поднимая голов, всю ночь, окруженные товарищами. А к утру доска приняла вид радужного кредитного билета мозаичной работы, вел